- Пошел на хуй! -говорю я Шефу.
- Чево?
- На хуй иди, говорю.
- А-а-а-а… сам иди на хуй! - отвечает Шеф, и мы начинаем дружно угорать.
Ходить на хуй для нас - дело вполне привычное. Можно сказать, это традиция. Не знаю даже, чья это была идея - менять первую букву в фамилии Зуев и в более употребительной кличке Зуй. Хотя вполне ясны причины: просто мы никогда не любили этого человека.
А тем временем мы уже заходим в парадку с побитыми стеклами. Жутко воняет продуктами человеческого (преимущественно), собачьего, кошачьего и крысиного (гораздо слабее) метаболизма, чем-то несвежим. Мигает единственная лампочка, не побитая, но изрядно заплеванная. Где-то недалеко скрипит на сквозняке дверь подвала. "Пошла сама на хуй! Сука! - Ах ты, еб твою…." -отдается эхом этажа этак с восьмого- девятого. Где-то бьют посуду. Мы с Шефом допиваем пиво, ставим бутылки и смотрим на исписанную стену. Да, здесь и живет Хуй.
- Поссать охота…
- Бля, погоди… не тут же!
- А где? (с чувством) сссууука…ооо...нахуй…
- Погодь бля… ща лифт приедет…
В темноте светится кнопка лифта. Где-то еще около минуты слышно, как ебаный лифт катается, но никак не доедет на первый этаж. Подниматься так заподло - Шеф прав, ссать действительно хочется жутко. Мы тихо и зло материм любителей кататься в лифтах, их родителей и соседей, выпитое пиво, а также…. Но дверь открывается, и мы рвемся в лифт. Первый из нас сбивает с ног крепкого мужика, второй наступает ему на брюхо, потом на рыло. Мужик тихо кряхтит, так как не может выдавить ничего более вразумительного. Через закрывающуюся дверь лифта видно его охуевшее лицо: при его внешних данных такое обращение действительно удивляет. Но удивляться некогда. Я поворачиваюсь к стене и начинаю ссать. Шеф, сцука такая, делает то же самое. Во внезапно наступившей тишине слышно тихое журчание мочи по стенкам лифта.
- О, бля…..
- Пиздец… кайф…
- Точно…
Мы вываливаемся из лифта на последнем этаже. Вонь и тишина. Наши ботинки оставляют мокрые следы на грязном полу. Наверху светло, заходящее солнце светит через побитые стекла, в его лучах искрится пыль. Откуда-то снизу доносятся приглушенные расстоянием вопли: "Сууууууууки! Убью!". В окна тихо шумит вечерний город.
Смотрю на стену и читаю надпись. Туман в мозгах не дает сразу осознать ее смысл. Помню, что вроде сам и писал это. А-а-а-а… И да пошли мы на хуй!!! Точно! Туда мы и направлялись. Шеф кивает, и мы отправляемся на четвертый этаж.
- О, ети твою!!!
Шеф, матерясь, поскальзывается и падает. У него скользкие ботинки. Я спотыкаюсь об Шефа и лечу, вспоминая его родителей добрыми словами. Ударяюсь башкой, вижу, как Шеф пытается встать, снова падает и ползет по лестнице.
- Кто там?
О, бля… Падая, я ебнулся об дверь квартиры, и теперь кто-то из-за двери интересуется, не в гости ли я. Шлю его по адресу и поднимаюсь. Смотрю на Шефа и помогаю ему встать. Он истерически ржет, глядя на мои штаны, а я угораю над его штанами. Немного поуспокоившись, мы спускаемся еще этажом ниже. На этот раз на ногах.
Матерная надпись со стрелкой подсказывает нам, что мы на месте. Мы стоим у железной двери с номером 196 и стучим ногами - дверь грязная и заблеванная. Звонок оторван. Мы сами и отрывали. Дверь молчит. Ну хули тут поделаешь? Даже коврик и тот спизжен. Мы в разочаровании уходим.
Шеф пинает тряпку, об которую Хуевые соседи вытирают ноги. Коврик и у них спиздили. Охота ссать, что я и делаю. На тряпку.
-Шеф, ты подумал это же?
-Что?
Киваю на обоссанную тряпку. Шеф смотрит на нее в непонятках. Беру ее за сухой кончик и вешаю на ручку 196-й квартиры. Мы угораем. За дверью квартиры напротив тоже веселятся. Хуя не любят, им похуй даже на утерю тряпки.

Мы бегом спускаемся по лестнице и продолжаем ржать. А на первом этаже нас, оказывается, ждут. Но Шеф прется и не замечает мужика с отпечатком моей ноги на лице и на футболке. Мужик открывает рот, но ничего не успевает сказать. Шеф на лету сбивает его с ног. Ну что поделаешь? Проход узкий… Снова наступаю на горемыку, и он уже не кряхтит и не удивляется. Он обреченно закрывает глаза и отворачивается.

На улице нам в носы ударяет относительная свежесть воздуха. Нет надписей на стенах и заплеванных лампочек. "Пидор! Ублюдок! - Шлюха, еб твою, отъебись!" - слышно из распахнутого окна на восьмом или девятом этаже. "Ой, батюшки!" - голос какой-то бабки из парадки, откуда мы вышли - "человека убили!". С четвертого этажа на нас неодобрительно смотрит лошадиная морда Хуя. "Суки…" - читаю по губам.

Темнеет…