И было утро, хотя с какого хуя, ведь это происки прошлого мира, не было утра, но было пусто и темно, как в прямокишечных путях у афроамериканца, но я на этом особо свойственно самому себе не заморачивался, а лишь сидел и развязывал приставшие к зубам окончания нервной системы непонятно каким образом там оказавшихся и особо не удивляясь всепоглотившей после вчерашний прозреваний и переизлияний темноты залившей выступы и вмятины моего деформированного снеговиками тела и пустоты пытающейся превратить меня в воплощение вакуума своей коллапсирующей агонией деструктивного оргазма, потревоженные нервные окончания отвязались от моих желтых роговых отростков и теперь свободно развеваются в воздухе, которого на самом деле не было, удивляясь абсурдности бытия, бешено вращаются, не встречая препятствий и возбудителей подвергаются постыдной детуменесценции, сворачиваясь в геометрические спирали и конусоиды пружинят, вылавливая спрятавшегося от конца света за полотнами с кисточкой Пабло Пикассо, держащего свой инструмент в пропущенных через уши и выведенных через ноздри руках и отбиваясь от обезумевших окончаний падает и срывается с осознания того, что он реален, вспоминает о том, что сегодня первый день и с выражением тупой покорности на лице сжирается на ходу мутирующими нервами, кисточка вылетают и влетает в заполняющие ничто пустые пространства, падает в одно из этих относительных фактов существования мира, все еще отравленного реализмом прошлой ипостаси Земли, начинает бешено вращаться в темноте и пустоте вполне правомерно с августейшего демиургического разрешения рисует светило, воплощающее собой мечту кубиста, одного из типов людей достойных жизни в этом мире из-за изначальной принадлежности ему избирает своим голосом и рукой Пикассо, перед слиянием с моим естеством оставил свой последний эффектный штрих, в который я совершенно невпизделся, но почему-то понял что это хорошо, наверное, говорят голоса моих предшественников, которые еще не подозревают того, что это культурная революция мироздания, сохраняя количество, разлепить и перестроить концепцию вещей, с использованием всех последних достижений людей, которых мой спившийся коллега по цеху с партийной кличкой Бог и целой вереницей вагонов самовлюбленности и культом личности, переросшим почему-то в ужасное слово религия , появившееся от моего импульса, но сожранное моими нервами в однопромежуточье, благо теперь был свет, лучший из придуманных в реинкарнациях, на котором, вспомнив о своей реальности появляются усы и глаз Сальвадора Дали, от чего очень серьезно выпадаю в осадок и падаю с половины света спотыкаясь о еще несозданную, но теперь вполне реальную границу, которую может послушавшись совета полуразложившихся губ Бога и назвал между днем и ночью, но это будет между Пикассо и Алистером Кроули, который тоже вспомнил о своем праве на существование и оккупировал еще невозделанную моим сознанием целину, куда я с удовлетворением наконец-то обкончавшегося импотента сваливаюсь и вырубаюсь, день один и никакого вечера там тоже не было, только на мгновение слившиеся повешенный в качестве ночного светила Кроули и Пикассоветило в безумном коллаже поющие мне колыбельную, летопиздцы идут туда откуда они родились лингвистический и материально, я отдыхаю.