Долго ль про́жил Лемминкяйнен с молодой своей супругой,
То никто уже не вспомнит. Право слово, жили дружно.
Лемминкяйнен вечно в кузне, всё ебало опалёно,
А супруга по хозяйству:
Кухня и порядок в доме,

Воспитание скотины и сраженья с огородом —
Всё на ней, прекрасной деве. И заметила однажды
Кюллики, что белы руки, белизну свою растратив,
По-крестьянски огрубели. Что-то с этим надо делать!

Прошвырнулась по посёлку, посмотрела объявленья,
И на ногти записалась и иные маникюры.
Разоделася нарядно, декольте почти до пу́па,
В косы ленты навплетала. И каблук шесть сантиметров.

И прошлась по Калевале, чем изрядно возбудила
Всё мужское населенье, даже школьников прыщавых.
Полетели тут же слухи, да один другого гаже.
Приволок, мол, Лемминкяйнен из Саари маромойку,

Тут своих блядей хватает, их, куда девать, не знаем.
Не хотят они работать, блядь, руками в огороде,
Ходють, суки, вертят жопой, честных тружеников ма́нят,
А потом хуяк! — наутро работяга с голой жопой.

Бляди тож негодовали: не хватало нам мигранток!
Тут работаешь, как трактор, аж пизда порою в клочья.
Тут приехала, паскуда, мужиков переманила,
А давать им не желает, мужики бесплатно дро́чат.

Лемминкяйнен шёл с работы, слышит ропот многогласый.
Подошёл еблом пощёлкать, к свежим сплетням приобщиться.
Как прознал он, что за кипеж, осерчал неимоверно,
Самым громким демонстрантам поломал носы и рёбра.

И домой пошёл, расстроен. Дома Кюллики встречает,
Нихуя не понимая вида мрачного супруга.
Глупо хлопая глазами, маникюром поправляя
Сиськи в декольте глубоком, проебала вспышку слева:

Прилетело по причёске ей поганою метлою.
Чёлка сразу растрепалась и запахло козьим калом.
Гнал, короче, Лемминкяйнен драгоценную супругу
Огородами и полем, грязно матерно ругаясь.

Он загнал её в канаву, где плескались поросята,
Нахлестал метлой по пасти, прочь пошёл, скривясь брезгливо,
Но, перфо́манс завершая, лапоть снял и прямо к морде
Пропотевшую портянку, чмакнув, смачно прилепил ей.

И домой пошёл, угрюмый, и надел свои доспехи,
Лук и стрелы, меч с кастетом, и запряг коня гнедого.
Мать, увидев, зарыдала: "Не ходи, сынок, на битву!
Сон хуёвый мне приснился, не видать в бою удачи!"

Похуй дым! Ей Лемминкяйнен говорит слова такие:
"Из-за бабьего коварства зол я сделался, мамаша.
Есть потребность в организме пиздюля́ по миру сеять,
Пасти рвать, колоть моргалы, чтобы все вострепетали".

И умчался восвояси бравый воин Лемминкяйнен,
Привела его недо́лга прямо к Похъёлы границам.
Шумно стал стучаться в избы, к поединку призывая
Всех мужей лихих лапландских, но никто не отозвался.

Обосрались похъёльчане, позабились по подвалам,
Стало ссыкотно сражаться им с блистающим верзилой.
Всю деревню он проехал, на околице на самой
Встретил древнюю старуху в новых кедах и в дерю́ге.

И старуха говорила, словно молотом ковала:
"Знать, привёз ты нам, касатик, пиздюлей в ассортименте?
Позову сыно́в, пожалуй, пусть тебя чуток разгрузят!
Ведь негоже, право дело, гостю харю не пощупать!"

Появилась пред героем сотня дядек недовольных,
Все дрекольем потрясают и свирепо хмурят брови.
Тут кому бы обосраться и утечь, роняя го́вны,
Но не спёкся Лемминкяйнен, зычным голосом вскричал он:

"Ах ты, ёб твою налево, на кого вы пасть раскрыли?
Фраера, бычьё и сявки! Или вы забыли, суки,
Как бычки в глазах шипели? Как сосала сушку Саша?
Я вас мигом приголублю! Подходите причаститься!"

Не зассали всё ж вояки и, придвинувшись плечами,
К Лемминкяйнену с угрозой бодро было зашагали.
Лемминкяйнен видит: худо. Щас ему ебало вскроют.
И запел тогда он песню, чтоб толпу утихомирить.

И услышали вояки Лемминкяйнена напевы,
И застыли в изумленьи и дреколье побросали.
Вышла древняя старуха, Лемминкяйнена окрикнув:
"Ты закрой, певец, ебало, здесь не место глупым песням!

Мне довольно лоб наморщить и спадёт оцепененье,
И орлы мои лихие за тебя всерьёз возьмутся.
Испытаешь в организме массу новых впечатлений:
Сортясенья, переломы, меж зубами промежутки".

Лемминкяйнен не смутился, только громче песнь продолжил.
И старуха вдруг заткнулась, тоже пением сражённа.
Всё затихло: ветер, птицы, лишь один глухой обмудок,
Этой песни не услышав, избежал зачарова́нья.