— Перестаньте! Я не курю и к хмельному никогда не притрагивался! — Тарас пытался закрыть хотя бы голову одной рукой, но получалось плохо, в молельном доме бить умели.

— А что это тогда? Детские игрушки? — Лех сделал останавливающий знак рукой, — сам ты может и не куришь, а другим покупаешь, присмотра же за тобой нет.

— Так откройте и посмотрите сами, — бригадир уткнулся лбом в холодную столешницу, чтобы хоть немного унять боль.

— Можно посмотреть, правда? — Мирчо хищно зыркнул цыганскими глазами и начал трясти спичечные коробки как погремушки.

— Осторожнее, там ценное, — бригадирский инстинкт встрепенул Тараса, — тут гвоздочки латунные финишные для рамок. Кабачок, ой простите, Денис Дмитриевич велели тут, на первом этаже повесить. В этом коробке дюбельки и шурупчики махонькие как раз под них, здесь блёстки пришивные, сегодня на остановке насобирал, кто-то рассыпал. Хотел через дочку в школьный хор передать. Красиво будет, как в поезде.

— Ты что несёшь, в каком поезде?

— А приговорка есть у нас одна рабочая. Если паны разрешат...

— Разрешают, говори давай.

— Поехали мы лет десять назад в Москву на заработки, точно, жена у меня дочкой тяжёлая ходила. Навязали нам с собой дурачка, Богдашку с дальней пасеки.

— На кой он нам нужен, он же не умеет ничего, только с пчёлами шепчется о чём-то своём?

— Выручайте, мужики. Как Богдашка в мужской возраст входить начал, всему селу житья не стало. Что удумал-то, паразит, поймает у летка пчёлку, штаны снимет, на каркалыгу насекомую посадит и жмёт, пока не укусит.

— Будет у меня самый большой и толстый, женюсь на богатой, а вас всех рабами сделаю.
— Пока из-за кур с петухами дерётся насмерть. Беда нам сплошная через него, и куры нестись перестали, и пчёлы на медосбор вылетать боятся. Вы его там, в Москве, оставьте где-нибудь, может подберут люди добрые. Мы вам тут денег из последних насобирали, не дайте в рабстве дни свои закончить.

Ехали на фирменном, Богдашка глаз не сомкнул, днём в окно пялился, ночью по вагонам на экскурсии ходил, что он до этого на пасеке видел? Изба-развалюха, пчёлы-куры да велосипед без колёс.

Москвичи встретили по чести, посадили в автобус, повезли за город.

— Поможете с коттеджа инструмент и спальное забрать, потом на свой объект, там недалеко.

Приехали, зашли, как в сказку попали, умеют москали, не отнять. Богдашка встал посреди холла, головой вертит, слюни пускает. Главный москвич спрашивает:

— Ну как вам, Богдан Августинович, нравится?

— Красиво, — отвечает, — как в поезде!

Так все теперь и говорим.

Улыбнулся даже неприветливый Мирчо, но отсмеявшийся Лех хлопнул ладонью по столу

— Не расслабляйся, сказочник, мы ещё не закончили. Это что?

— Соль. Обычная.

— Зачем она тебе, ты олень, что ли?

— Мы же на парниках с понедельника, директорша разрешила на месте некондицию есть: кривые там, сломанные, на рынке к ним не подступишься пока. Огурец — это же вода, без соли в дупе, извиняюсь, не удержится, а бегать там далеко, говорил уже.

— Врёшь! В глаза смотришь и брешешь! Это некондиция, да? Один ворует, а на всю общину говорить будут, — по столу покатился продолговатый предмет, завёрнутый в относительно чистый носовой платок. Мирчо перехватил и вытащил из платка зелёный пупырчатый огурец идеальной формы и приличного размера.

— Директорша для дочки передала. Я его отработал, все на автобусе домой поехали, а я две телеги с мусором до ворот на площадку отвёз и пешком пошёл, там недалеко. Кстати, когда дочке операцию назначат? Третий год мы здесь, ради этого и переехали. Ослепнет так Олеська, от физкультуры уже освободили, жена плачет...

— Тебе сказано на вопросы отвечать, а не языком трепать! — но Лех перехватил руку инспектора с дубинкой, — дети, это святое.

— Вас на обследование в Краснодар возили?

— Возили. Давно ещё.

— Это неважно. У каждого из вас есть счёт, на который поступает зарплата за вычетом жилья-белья, питания, транспорта, штрафов и прочего. Мало накопить денег на саму операцию, там же ещё восстановление, уход, лекарства. А если что не так пойдёт, не дай Господь? Из чьих денег придётся платить? А инфляция? Сегодня медики тысячу насчитали, а завтра три просить будут. Не переживай, всё решим, мы же община. Вот шоколадка, дочке передай, можно ей сладкое?

— Понемножку можно. Спасибо большое, паны пресвитеры. — На глаза работяги навернулись слёзы.

— Ладно, ладно, не разводи здесь сырость, — мордатый поляк придвинул к себе сигаретные пачки, — на это что скажешь?

— И тут всё по укладу, всё законно. В этой проводочки свёрнутые, в этой термоусадка, на прошлой неделе в магазине щит расключал, у них осталось, хотели выкинуть. Пачки я на остановке в урне выковырял. Зажигалки, кстати, тоже в магазине дали. Они для термоусадки и, если болт прикипевший погреть, или траву сухую в костре. В этой телефон мой. Чехол у меня подрезали, пока так ношу. Жалко, подарок дочкин был, не знаю, как ей и сказать. Здесь и подрезали, в молельном, когда на проповеди воскресной в туалет ходил. На раковине оставил, выходные брюки узкие у меня. Телефон не взяли, он старый, экран треснутый.

— Потому что добро надо дома оставлять, а не в храм господний нести. Дай-ка аппарат сюда, — протянул руку Мирчо.

— Жопе не прикажешь, я извиняюсь. Чинить телефон будете?

— Номера скопирую. Ходят слухи, что ты с посторонними людьми жизнь общины обсуждаешь, а это укладом возбраняется.

— Да с кем мне обсуждать? Только жене и дочке звоню, завхозу или коменданту, ваши телефоны тоже есть на всякий случай. Тёща сама звонит, нам дорого.

— После православной к нам директор дома престарелых приезжал, там двое наших погибло, вынюхивал что-то, ты каким боком к нему?

— Олег Павлович-то? Так мы у него в том году перепелятники на ферме строили. Там и жили во флигеле две недели, чтобы транспорт с общины не гонять. Сами же сказали, вопросы кроме денег с ним решать. Звонил ему по доскам, по утеплителю, по еде раз несколько, и он мне набирал. Хороший человек, только он не директор, а чиновник какой-то уважаемый. В телефоне он на Щ записан, Щлег.

— ???

— Да меня бздык какой-то за руку цапнул, когда номер записывал, и палец соскочил, но я же помню.

— А здесь тоже про утеплитель беседовали?

— Той беседы и минуты не было. Я про птичек спросил и нет ли для нас ещё работы в сезон. Он сказал, что не до перепёлок ему сейчас, будет работа — руководству позвонит. Я ж не для себя, для общины стараюсь.

— Это всё будем проверять. Почему твой рабочий напился, ты же за бригаду ответственен, подписывал договор?

— Даже не знаю. Договор подписывал, да, но на работе он трезвый был, мы с ним вместе плёнку на каркас тянули, учуял бы и с работы снял. Потом я на магазин уехал щит делать и до ночи проковырялся, чтобы сегодня уже не ехать. Мыкола в общаге живёт, мы с семьёй в частном доме. Как я отследить что-то могу? Снимайте с меня это чёртово бригадирство. Мы с женой не пьём, не курим, пашем как две лошади, она в пекарне старшая, я на пяти объектах гопака пляшу, дочка болеет, нам с ней посидеть толком некогда, ещё и отвечать за каждого, кто напився, кто всрався.

— Прекрати истерику, мы и так идём тебе навстречу. Итог такой: накажем тебя формально. Переночуешь сегодня в общежитии, жена и дочка тоже, но в женском. Проверка займёт день-два. Если не врал и не крысячил, вернётесь домой без штрафа и других наказаний. Посиди полчасика в подвале, инспектор потом отвезёт тебя, проверит, что поселился нормально. Пакет возьми вот, а то до утра тут будешь барахло по карманам рассовывать. Свободен.

— Нахрена ты его в подвал сажаешь? Отвезли бы сразу в общагу, а ещё лучше в лес или в речку, а так Мыкола ему все уши прожужжит. — Мирчо дождался, когда инспектор уведёт Гуску, достал из шкафа бутылку с коньяком, две плитки шоколада, разлил по рюмкам и закурил, дожидаясь, пока Лех закончит с бумагами.

— Вот пусть и жужжит, если не окочурился ещё. Нам он ни в чём не признался, может земляку расскажет перед смертью, будет у нас Гуска-наседка. Нам надо точно знать, рассказал ли плотник ещё кому, рисковать нельзя, а Тараска нам всё выложит, потому как у нас его жена и дочка в заложницах фактически. Схитрить он не сможет без жены, она в семье голова.

Народ опять же успокоить надо, а то старосту Сергея и активистку Зойку прилюдно потеряли, про Мыколу врать придётся, что в другую общину внезапно перевели, а сам он вещи даже не собрал. И работать тоже кому-то нужно целый месяц, слышал же вчера, что немец сказал: гостьи раньше не приедут, на границах шухер полный, террактов на праздники майские боятся, а Гуска мастер хороший, хоть и дурак.

— Ушлый ты, Лех, всё обмозговал.

— Ну дык. Красиво всё сделать надо. Как в поезде!



2.

Идя по коридору первого этажа богадельни, Игнат Фёдорович мысленно утвердил и план, и речь. Штатских надо отстранять немедленно, смерти Лиды-Колобка, пусть и по её неосмотрительности, повлекшей ещё и бегство Мариэтты, уже более чем хватает для больших неприятностей. Это со служивыми формально довольно просто — погиб при исполнении, вот компенсация, льготы и бюст на родине героя. Это не цинизм и не глумление — так везде в мире было есть и будет, поимённо погибших чествуют победители. Понятно, что здесь придётся как-то переводить на холодного Антошку, в останках которого найдут вещества и свяжут с Мариэттой-то, но ведь в стардоме не только санитары и медсёстры что-то видели и слышали, ими-то как раз можно управлять, но среди бабок и дедок ещё много не выживших из ума, вопреки стараниям местной медицины и соцзащиты.

Старпом толкнул новые распашные двери виповской палаты, зашёл и рефлекторно вышел, думая, что всё-таки заснул, и надо вернуться к заводским настройкам. Он вернулся в коридор, сделал несколько приседаний, больно натёр себе уши, потряс головой и зашёл вновь. Ничего не изменилось, только послышалось сдавленное хихиканье из разных углов палаты, настолько необычно обескураженным он выглядел.

— Проходи, дядя Игнат, тебе не мерещится, — бойкий татарин-участковый положил телефон директора, в котором он с Елизаветой просматривали запись сражения. — Жива наша Колобок Лида, и для того, что мы увидели, даже неплохо себя чувствует.

Действительно, полулежащая в подушках на кровати Лида попыталась приветственно помахать Игнату рукой, но мешали трубки капельниц.

— Катьку благодарите, — Тимофей шутливо подёргал Рыжую за беличьи хвостики волос, — она сегодня герой и чудотворец в одном флаконе. Как только по чудищу отстрелялась, руку себе ножницами вспорола, кровь отхлёбывала и в горло Колобку через раны в горле вдувала. Потом я шланг от капельницы с двумя иглами принёс, она на прямое переливание поставила.

— А как же группа крови, резус-фактор и всё такое?

— Позвольте, я попробую объяснить в общих чертах, — Елизавета Петровна поднялась со стула рядом с кроватью. — Судя по услышанному и увиденному, Хумберт наградил Катю не только сверхбыстро развивающимся приплодом, но и химико-биологическими компонентами своего организма. Я видела её жуткий псориаз. Клетки или иные субстанции немца имеют необыкновенные возможности не только определять и уничтожать вредоносные структуры организма акцептора, но и кратно ускорять митоз, деление клеток. Насколько я знаю, самая короткая беременность у мышей, двадцать дней, а у Кати даже не беременность была с трубами, маткой, пуповиной и прочими сложностями, а доращивание готового зародыша. Эти же вещества предотвращают конфликт имунных систем. Не такое уж далёкое будущее. Или прошлое. Сейчас я поставила капельницы с глюкозой и физраствором, чисто набрать объём после большой кровопотери, и запретила разговаривать, чтоб связки правильно зажили. Если такими темпами пойдёт, то к утру практически восстановится, но не факт, с таким сталкиваться не приходилось.

— Вот и славно, будем надеяться на лучшее. Екатерина Ивановна, ну вы даёте!

— Ага. Особенно вчера так удачно дала, что сейчас все расхлёбывают.

— Не вини себя, никто предположить не мог, с кем и чем мы связались. А где стрелять так научилась?

— У меня дед и отец охотники, первый муж тоже, в секцию ходила, до молодёжной сборной республики дошла, потом родила в пятнадцать лет, не до стрельбы стало. Вот по вам первым выстрелом чуть не попала, стойку не взяла, извините пожалуйста.

— Не за что, я сам на траектории подставился. Ты молодец, и Лиду спасла, сообразила, что делать.

— Что там соображать? Раз мне помогло, то и ей должно, как будто у меня выбор был. Интересно, надолго это у меня? Кота своего надо укусить, кстати, c глазами у него что-то. Дядя Игнат, а с кем или чем мы столкнулись?

— Прежде чем рассказать, должен вас всех предупредить о неразглашении, пока устно, но дело принимает такой оборот, что... В общем, не попадите из героев в виноватые, всем ясно? Очень хорошо. Про Аненербе слышали?

— По РенТВ что-то показывали про летающие тарелки и Шамбалу. Ерунда какая-то. Когда это было, и мы здесь каким боком? — Олег скептически ухмыльнулся.

— Как бы мы не относились к немцам, но если бы Германия управлялась дураками, она никогда бы не дошла до Москвы и Волги, пройдя через сильную Европу, как нож через масло, и это объективно.

Аненербе — Наследие предков, была создана под крылом Генриха Гиммлера ещё в 1935 году, и не на пустом месте. Рейх нуждался в идеологии, идеологи в рейхе. Австрийцы подсуетились, подключили баварских колбасников и пошло-поехало. Резиденты Аненербе путешествовали по всему миру в поисках артефактов, утраченных технологий и скрытых-забытых знаний. Гиммлер обладал невероятными человеческими и финансовыми ресурсами, но никогда не выпячивал себя, оставаясь в тени фюрера и руководя фактически всеми спецслужбами Германии, включая СС и Гестапо. Именно СС финансировала Аненербе и финансировала от души. Одних только отделов было около пятидесяти, (включая отдел народных легенд, сказок и саг, отдел изучения насыпных обитаемых холмов — прим. автора), научно-исследовательские институты, огромные библиотеки, cвои штабы, фонды, национальные подотделы в других странах. Что говорить, если сейчас резиденция президента Германии находится в вилле Вурмбах, бывшей штаб-квартире Аненербе? И возглавляли все структуры отнюдь не лавочники или мусорщики, а лучшие умы германской науки. Система такого размера не могла просуществовать десять военных лет, ничего не давая взамен. И сейчас Аненербе существует и функционирует, под другими названиями и потеряв в монолитности, но не стоит забывать, что именно кураторы из Аненербе стояли за проектами тяжёлого ракетостроения и выпестовали Вернера фон Брауна с его Фау.

Ну это всё можно сейчас найти в интернете, хотя там журналюги и наговорили сорок бочек арестантов, пользуясь всё увеличивающейся долей жертв ЕГЭ среди населения некогда самой читающей страны мира.

Теперь о наших немецких баранах и овцах. В 1935 году среди прочих, по программе обучения и обмена специалистами, сюда были засланы супруги Хуберт и Екатерина Ланц.

Хуберт родился в 1896 году, Екатерина в 1910 году. Кать, ты чего?

— В кои-то веки мужик нормальный, с деньгами, меня и вылечил и выетовал — так ему сто двадцать семь лет минуло. Познакомься, доченька, это твой новый папа, он Ленина молодым помнит, будет помогать тебе историю учить.

— Зато у столетних пенсия, знаешь какая? И льгот полно.

— Ты-то хоть не подкалывай, — Рыжая шутливо набросилась на Тимофея с кулачками, — забыл, что у меня ещё обойма к Сайге имеется? Всех касается, между прочим! Сегодня ладно ещё, но потом...

— Можно продолжить?

— Извините, дядя Игнат.

— Хуберт — сын известного швейцарского хирурга Отто Ланца и племянник австрийского теоретика расовой чистоты, оккультиста Йорга Ланца, имевшего влияние на молодого Адольфа Гитлера, c которым была хорошо знакома и мать Хуберта, Анна Вилли.

В восемнадцать лет Ланц младший отправился на войну в чине кандидата в офицеры (прапорщика), был тяжело ранен, лечился в госпитале и вернулся на фронт, окончив войну лейтенантом. Молодой офицер так приглянулся руководству, что при сокращении проигравшей германской армии более чем в тридцать раз, не только был оставлен на службе, но и получил повышение. Вот тут, с 1928 года, следы Хуберта стали отчаянно петлять даже в немецких источниках, работал в штабах разных служб и соединений. Зная педантичность и дотошность немцев, это значило только одно: работа и обучение в одной из секретных подразделений Гиммлера, уводящего из-под носа Гитлера лучшие и перспективные кадры, чем буквально выбешивал фюрера, но публично тот мог только плеваться и материться,- все подразделения личной охраны руководителей рейха непосредственно подчинялись рейхсфюреру Гиммлеру.

* Нашёл интересный факт: в каком-то немецком источнике мелькнуло, что Ланц находился в штабе какой-то дивизии в городе Гумбиннен. Из любопытства полез гуглить и оказалось, что сейчас, c 1946 года, это город Гусев Калининградской области, хотя до этого он числился за Восточной Пруссией, в середине восемнадцатого года несколько лет принадлежал России, в результате поражения немцев в Семилетней войне принадлежал Российской империей и русские жители жили там наравне с немцами, поляками и литовцами. Так вот откуда у Ланца безупречный русский язык, он учил его не здесь, на Северном Кавказе, в 1935 он с женой приехал сюда после специальной целенаправленной подготовки. (прим. автора )

Так или иначе, Хуберт и Екатерина прибыли через Румынию в Новороссийск, а из него уже сюда, через хребет, в Майкоп.

Говорят, что муж и жена — одна сатана, так у нас целых две. Хуберт — полковник СС, глава отдела Аненербе, выдающийся альпинист с корочками геолога-этнографа. Екатерина — дипломированный врач, биолог, биохимик, антрополог, ведущий разработчик программы Т- 4.

— Такой масштаб и в наше захолустье? — не сдавался Олег.

— Именно, потому что захолустье. Нет больших предприятий, нет оборонной промышленности, нет воздушного, морского и железнодорожного сообщения, нет религиозной розни, а значит практически нет силовых структур. Зато здесь географические ключи к нефтяным промыслам Каспия, а непрерывно усиливающийся вермахт остро нуждался в топливе. Добавим к этому господствующие высоты, с которых можно контролировать побережье Чёрного моря. Ну и про житницы Кубани забывать не стоит. Ланц и проводил чуть не всё своё время в постоянных экспедициях по горам, отыскивая не только удобные места для будущих путей сообщения, но и собирая информацию для Аненербе, в чём несомненно преуспел, судя по своему и супруги, возрасту.

— Игнат Фёдорович, ты поближе к дому престарелых подбирайся, у нас тут ни господствующих высот, ни нефти нет, а вся чертовщина на нас свалилась.

— Олег, ты же сегодня с нами везде был, всё слышал, Тимофей у Екатерины был до нас ещё, интервью брал. Потом мы её тело там нашли, остатки сгоревших документов и фотографий в камине. Конечно, сейчас у меня есть некоторая информация из архивов, но и на вашем месте я бы не удивлялся, зная, что физически здоровая и финансово обеспеченная бабка вдруг самоубилась.

Для этого должны быть очень и очень веские причины. Кстати, мне прислали перевод её предсмертного письма Хуберту. Если убрать немецкие романтические сюси-пуси, вот что останется для нас интересного:

«На днях заявился Грот, уже совсем в нечеловеческом образе, страшный, как чёрт из преисподней. Говорил, что и ты собираешься вернуться. Требовал немедленно отдать ему всю документацию по экспериментам, образцы эликсиров и карты, рассказывал, что ты стал ненадёжен и можешь предать дело рейха. Я отболталась, но он не поверил, пообещал, что найдёт способы меня и тебя убедить.

Сегодня приходил человек, представился санитаром, якобы дочке его про ветеранов труда в школе написать надо с фотографиями. Я и поверила, даже фото наше показала. Потом только поняла, что это комитет так ловко на меня вышел. Если они докопаются, кто я, чья дочь, и что мои портреты чуть не на каждом плакате про чистоту расы в Германии были, то всему и всем конец, ибо срока давности нет, а у меня сыну девяносто три года, это его убьёт. Внуки, правнуки — все на хороших местах, уважаемые граждане.

Я решила вильнуть хвостом, не знаю, что из этого выйдет. В любом случае, не кори меня, и спасибо за те пять счастливых лет.

Ты знаешь, где второй ключ от иконы. Твоя Екатерина».

— Ну и? Я понял, что бабка что-то химичила здесь перед войной, но так восемьдесят с гаком лет минуло, что это может быть, если немцы под пули лезут и головы отрывают, как ботву у редиски?

— Как минимум — эликсир долголетия. Дед в свои сто тридцать как сайгак под пулями носится, бабку в сто тринадцать хоть для взрослых журналов снимай, по горам шастает. Ещё Хайнц этот неубиваемый...

— Катя, а кто там в коридоре мяучит? Откуда в отделении кошки? — неожиданно сменил тему директор, сидевший ближе всех к дверям в палату.

— Это Пятнышка, наверно. — Рыжая вскочила со своего места и вернулась с трёхцветкой на руках. — Она дворовая, заходит подкормиться иногда вечером, потом обратно уходит. Не гадит, не балует, хорошая киса и ручная совсем, вон как мурлычет. Я бы домой взяла, но мой Фунгистатин Карл Грей с кошками только дерётся, гей мохнорылый.

— Погоди, она в окно запрыгивает?

— Что она, дура, что ли? Через чёрный ход. Ждёт, когда санитары что-нибудь выносить-заносить будут или покурить выйдут.

— А дверь на ключ запирается?

— Просто захлопывается на язычок, все ключи растеряли давно. А что случилось?

----------

Отто Ланц:



Отто и Анна Вилли Ланц: