Сказать, что тогда я безоговорочно поверил Неудахиной, будет неправдой, уж больно много всего наворочено в её коротенькой ещё жизни провинциальной девчонки, но с каждым последующим днём я всё больше убеждался, что она не только не врала, а ещё и смягчала детали.

Через несколько дней у нас в паспортах, как и у Воронцовых-Герц, красовались печати о законных браках (Неудахина взяла мою фамилию, а Катька двойную). Не удивляйтесь, — это было так быстро, — у Воронцовой была настоящая справка о беременности, а у нас на руках моё липовое командировочное назначение в Анадырь на долгий срок, подписанное Палпалычем и заверенное кляксой отдела кадров за коробку конфет.

Жилищный вопрос тоже решился моментально, — нам выделили тупиковый отсек на первом этаже нового общежития, по комнате в 20 метров со всеми удобствами (разве что ванны были сидячие) напротив друг друга и разделённых небольшой общей кухней с плитой и холодильником. Яша раскидал телефонию, ибо И. О. начальника ВЦ и секретарша проректора должны быть всегда под рукой, а для нашей внутренней связи, во исполнение Закона «О взаимном недоставании» соорудил переговорное устройство. Я натаскал всякой добротной списанной мебели и обеспечил кибуц бесплатными талонами на обед в институтской столовой, там готовили хорошо и девочкам оставалось только принести корм домой в судках. Состоятельные родители Кати и Яши завалили нас постельным бельём и всякими хозяйственными приблудами, включая стиральную машинку (хотя постельное мы сдавали в общаговскую прачечную) и пылесос. Раз в две недели мы с Яшкой ездили на Белорусский вокзал за гуманитарной помощью, чередуя это с коллективными походами на Бутырский рынок.

Всё это благолепие (проживание) обходилось нам, как и студентам-аспирантам, в 13 с чем-то рублей с носа в месяц, мизерная сумма за действительно своё жильё в светле и тепле, для нас с Ирмой это условно были два моих ночных выхода на мясокомбинат, хотя её родители ежемесячно высылали ей соточку на покушать и культурную программу, — у нас с самого начала было что-то вроде раздельного бюджета. На этом настояла она, а спорить с ней, — ну вы понимаете.

Под навесом у наших окон стоял мой верный морковный Запорожец, так что можно сказать, что наши семейные лодки об быт никак не разобьются. Кстати, девочек я сразу направил в автошколу на Олимпийском проспекте, всучив инструктору четвертной билет, — задолби их до смерти в учебном плане, особенно чёрненькую, я не хочу потом нервы жечь и переживать. Удивительно, но куропатки насобачились быстро и хорошо, тому ещё способствовали постоянные тренировки в вождении в большом дворе общежития и прилегающих улочках. У Яши были права, полученные ещё в Минске, но дальше двора он не выезжал, московское движение пугало его неимоверно.

Воронцова мечтала, как она будет возить детей в садик, ездить на рынок и на дачу, а Ирма ненавидела общественный транспорт, как и любое другое скопление людей, так что барышни старались на совесть.

Вообще Герцы-Воронцовы на первых порах здорово помогли становлению наших и Ирмой отношений. Вечерами мы обычно ужинали у них или у нас в комнате, после чего девочки всё убирали и мыли, Ирма забиралась в своё гнездо на верхнем этаже детской двухъярусной кровати, заблаговременно купленной Катькиными родителями и временно отданной в распоряжение моей пигалицы, а мы устраивались на кухне и обсуждали институтские дела.

Яша сразу вычислил энергетическое устройство биоробота: у неё в новой жизни довольно слабые аккумуляторы и очень большая восприимчивость к сигналам извне. Она тратит огромную часть ресурсов на защиту от внешнего воздействия, батарейки садятся, свои схемы начинают кобылить, — отсюда и немотивированная агрессия, вспышки ярости и последующий анабиоз для зарядки, а что с этим делать, — не знаю. Вот если бы из неё проводки какие торчали или гнёздо контактное было, я бы попробовал настроить, — Герц мечтательно задумался инженерным образом.

— Я тебе настрою, маньяк полупроводниковый, тебе моих гнёзд не хватает? — нарочито закипела Воронцова, — я помню, как ты у неё проводки под блузкой искал, когда искусственное дыхание делал на сопромате.

Кстати, Альбертыч, Яша теоретически всё верно сказал, а что делать, — я знаю. — Герц, иди в нашу комнату, там по телевизору твой фильм любимый показывать будут, Приключения Электроника, заодно подумаешь о своём поведении.

— Дай сигарету и прикурить, немножко можно, не ворчи. Понимаешь, в каком аду наш куклёнок уже больше пяти лет живёт, вернее, — жила? Тело ей починили, а душа сгорела безвозвратно, или она её на свои способности выменяла, не знаю. Она с той поры никому не верила и не доверяла, кроме родителей, да и тем она и половины не рассказала.

Здесь три года, — огромный чужой город, сначала старая общага, где все под одним одеялом спят. Маленькая красивая девочка из провинции, — чо не пьёшь, чо не даёшь? Здесь, в новой, полегче, но не намного, а ей покой нужен, чтоб хоть как-то с людьми общаться, которых она уже ненавидит, потому и училась через пень-колоду, отлёживалась, пока соседка в институте. Сам видишь, она на глазах меняется, реже генерит, одевается стильно, но без вызова, тебе старается если не угодить, то хотя бы мозг не выносить.

Я её спрашиваю, почему ты к нам в клуб не ходишь, ты же и танцуешь прекрасно и музыку любишь, и на пианино играешь?

— Нет, это его и ваша территория, вам там интересно, вы реализуете свои идеи, общаетесь, репетируете, выступаете перед публикой. Мне очень нравится, что вы придумываете, Андрей мне приносит кассеты, я их слушаю в наушниках, это здорово, и если бы не...

Я знаю, что у вас слово «люблю» под запретом, и что именно Ирма так решила, — она действительно любила эту тварь и он ей эти слова говорил. Пока он жив, она не сможет быть с тобой полноценно. Она хочет этого, но боится потерять свои возможности и не сделать предназначенного, а это у неё как бы условие. Ирма мне пыталась объяснить и даже в моей голове картинки показывала, но я мало что поняла и только сильно испугалась.

Ты терпи, оно может и обойдётся, вас же Маня свела своей последней волей, упокой Господь её несчастную душу.

* * *

Подгоняемые Егорычем, мы быстро собрали продукты в туеса, погасили костры (ещё одно преимущество дакотских очагов, — их не надо заливать водой, достаточно засыпать вынутым грунтом огневые ямы и яму поддува, а зола для почвы только в пользу), сложили все пожитки в машину, как в верней тишине раздался гулкий низкий удар колокола, потом ещё и ещё один, причём довольно близко и как раз со стороны Бельского.

Мы с Венькой удивлённо переглянусь, — на нашей колокольне уже больше полувека колоколов не было, в Кидусах храм каменный был, но он давно заброшен и звонница пуста. Я глянул на часы (Луна была неполной, но светила достаточно ярко), — почти половина девятого, — к вечерне давным-давно отзвонить должны были, — сопровождая маму по церковно-издательским делам и ожидая её в коридорах, я был в курсе расписаний служб и первые три медленных удара — это начало Благовеста, о чём я и поведал другу.

— Ну что застыли как суслики? Ехать надо, пока туман с реки не поднялся.

— Деда, а где это звонят? И кто? Ты же сам нам рассказывал, что на пятьдесят вёрст окрест ни одного храма действующего нет.

— Да со Спасска, наверное, долетело, чего перепугались-то, он как раз в той стороне и есть.

— Егор Егорович, до Спасска-Рязанского под пятьдесят километров напрямик, ещё и через лес и туман. На Валааме колокол только за сорок еле слыхать над озером, так в нём 14 тонн, а в вашем Кремле 8 тонн самый большой. И время неурочное.

— И что с того? Мало ли что здесь на Мещере почудиться может. В любом случае бояться нечего, звон этот нечисть отпугивает. Полезайте в машину живо, темно уже как у негра в ухе, придётся за собакой плестись, чтобы не заехать куда.

До нашей покосившейся колокольни в Бельском мы добрались без приключений. Перед входом нам налили по половине чашки медовухи, той самой, которую в старину на царский стол подавали. Понятно, что не «ставленный» мёд, кто же 10 лет его вызревания жать будет, а «варёный» или сытный мёд. Зато на настоящем чувашском хмеле

и на местном, бельском забрусе. Забрус, это такие восковые крышечки, которыми пчёлы запечатывают соты, и они как бы остаются «за брусом» рамки.

В этой медовухе было градусов 10, но алкоголь не чувствовался совсем.

— Держите фонарик, а то все низки с грибами оборвёте в темноте. Гитлер за старшего, утром он вас разбудит, завтракайте сами из корзины, я у Акима поем, спокойной ночи, масквичи!

В колокольне сильно пахло подсыхающими белыми грибами, верёвками с которыми было завешено пространство первого этажа, как паутиной и... ладаном. В обед этого запаха вовсе не было, да и не похоже, чтобы Егорыч тут углы кропил, он грибы развешивал с Гришкой, потом зайца добывал, когда на реку обратно ехал, да и не пахло от него ничем, кроме махорки вроде...

Поднялись к своему лежбищу на втором ярусе слыша, как Гриша- Гитлер возится под крышей в своём музее. Венька еле успел снять кеды, прежде чем нырнуть под брезент тента, — мёдовуха уже начала действовать. Я подошёл к окну, чтобы завесить мешковиной, — Луна светила как яркий фонарь, — и замер.

* Если кто забыл:

По едва заметной тропинке от бывшего храма к сельскому кладбищу неторопливо шествовал человек в рясе и скуфейке. Как будто почувствовав мой взгляд, человек обернулся и какое-то время смотрел на меня. До него было метров 200-250, я смог разглядеть бороду, бледное лицо и большой крест на груди, сиявший в свете Луны. Священник начертил рукой крест в воздухе, повернулся и продолжил свой неспешный путь. Я хотел растолкать Веньку, но из-под брезента доносилось такое довольное сопение, что я не стал будить друга, а когда посмотрел снова в окно, никого уже не было.

Удивительно, но я не испытал ни страха, ни тревоги, как будто такое случается каждый вечер по расписанию. Накинул мешковину на остатки оконного проёма и завалился спать.

* * *

— Вот, Жень, смотри — я показал завлабу микрофон, — вот лапа нижняя старая, а саму стойку-палку из прутка титанового сделать хочу, у нас его много. По цвету подходит, а расшеперку нижнюю из зала не видать под углом, сцена же выше.

— Дельно придумал. Ты мне лучше скажи, — на кафедре чем заниматься будешь? Ты теперь персона, и с ректором, и с проректором на короткой ноге, на «ты» хоть можно? А с балалайкой твоей помогу, как не помочь, ты же нам баллов в соцсоревновании со своей музыкой и спортом несёшь авоську полную. Прям горжусь, что орла такого взрастил.

— Ещё донорство, пожарную дружину и оперотряд забыл, плюс по мелочи всякой. Иди в задницу, — всё как было так и будет, развозку контрольных экземпляров только сними, — два раза в месяц не могу на целый день пропадать.

— Так бы сразу и сказал, — у нас были отменные отношения, Женька выучил меня работать на станках, и мы мутили хороший бизнес на рыбаках и автомобилистах, — бери шкурочку, ацетон и нитру, — лапу приведи в порядок, а я мигом наточаю и резьбу нарежу, только скажи какой высоты делать, ты же не поёшь вроде...

В условленное время я принёс в клуб всю сборку с замотанным тряпицей микрофоном.

— Ну как вы тут, есть идеи?

— Навалом. Только люди нужны, вернее, — тут Вовка боязливо покосился на супругу, — ну бабы, короче, которые на подпевку и подтанцовку. Мне блондинки жопастые нравятся если что, но ради общего дела...

— Ради общего дела держите вот, — я поставил на сцену стойку с микрофоном и развязал тряпочку.

— Да ладно, бля, не может быть, — Вовка упал на колени и прихватил с собой Ленку, — это же легендарный 55-й, или я сплю нафиг. Вовка целовал микрофон, Ленка целовала Вовку, выпавшая на сцену Танька-Семищелка целовала покоцанный гипсовый бюст Ленина, поддавшись общей эйфории.

*

Как раз об ту пору мамин приятель с которым, ну вы помните про Дом кино, получил новое долгосрочное назначение в Лондон и поэтому распродавал всё имущество размером меньше шкафов и кроватей. Мне удалось взять практически за сущие 20 рублей кусочек коллекции его американских синглов и альбомов послевоенной англоамериканской музыки.

* Сингл, это такая маленькая пластинка, по чуть меньше пяти минут с каждой стороны, обычно как пробник или наводка на последующий альбом или концерт.

*

Ясен пень, что я притащил всё в клуб, — мне понравилось, но я же не музыкант. Да, кое-что мы слышали в фильмах и по радио, но не занимались, вроде как старьё ненужное. Поставили первую попавшуюся и... поплыли. Мы не раз это слышали, как и вы, но в радиоприёмнике это одно, а в студийной записи на бестовой (хорошей +) аппаратуре, — это совсем другое, даже если просто моно, — совсем другой расклад.

Не успели мы перевернуть пластинку, как Ленка завопила: дайте мне это и второй голос рядом и я взорву эту чёртову Москву! (сама она родом из Чертаново была)
Вторая сторона доставила

Так, почти случайно, и началось наше знакомство с американской музыкой, которую ещё не захлестнула английская волна и чернокожие бездельники (это не расизм, а просто констатация факта, чёрные могут выплюнуть пару задорных куплетов с там-там рефреном, но создать нечто большое, программное — тяму не хватает) не завалили эстраду своими спиричуэлсами разноформатными

После Войны Штаты жирели, а мы восстанавливались как могли и немудрено, что немного приотстали от мировых трендов, хотя и...

Здесь уже не принято о политике, и я особо не буду, просто вспоминаю слова деда, прослужившего в комендатуре Берлина до 1947 года: америкосы нормальные люди, пока жрать не захотят...

Ну да, опять сёстры, только ещё более ранние, сёстры Леннон. У нас в СССР они вообще мимо прошли. Настолько мимо, что сейчас, в наши дни, ряд диванных музыковедов на серьёзных щах несут такое:

Здесь, в России вообще и в Европе в частности — НИЧЕГО. На самом деле — история сестер одного из лидеров знаменитой группы «Биттлс» весьма интригующая и заставляет совсем по-другому взглянуть на историю мировой поп- и рок-музыки.

Как известно, отца Джона Леннона звали Альфред и в момент рождения сына в перерыве между налетами Люфтваффе на порт Ливерпуля (крупнейший в Великобритании) ему было 27 лет. Вскоре после рождения будущей звезды, Альфред уходит от своей жены Джулии и не видит сына следующие 20 лет. \с\

http://cpp2010.livejournal.com/1552788.html    

Ну как тут в очередной раз не пнуть определённый слой интеллигенции, вопящей на каждом углу: Газет не читаю, телевизор не смотрю! Вся правда в интернете? Ну-ну...
Начнём с того, что папу сестёр Дианы, Пегги, Джанет и Кэти звали Уильямом Гербертом, а не Альфредом, и работал он молочником, а не торговым моряком.

Всего в семье Леннонов было 12 детей (7 девочек и 5 мальчиков), но в историю вошёл именно этот квартет + младшая Мими, которая позже сменила Диану. Ну вот чтобы не запутаться:

В 1955 году одноклассник кого-то из Леннонов, Ларри Уэлк, сын знаменитого музыканта, имрессарио и телеведущего Лоуренса Уэлка, пригласил сестёр домой, когда папа приболел. Младшей на тот момент Джанет было 9 лет, старшей, Диане, — 16. Лоуренс пришёл в восторг и на этой же неделе сёстры выступили в его телешоу «The Lawrence Welk Show»

В отличии от разбитных Ноландшей, Леннонши были тихими и спокойными католичками, а родителями Лоуренса были немцами из России, так что никаких безобразий в помине не было, девушки каждую неделю появлялись на шоу в течении 13 (!) лет, снискав любовь всей Америки.

Лоуренс работал в стиле «иззи мюзик», не заморачиваясь на чём-то определённом, — хорошее такое семейное шоу чтобы отдохнуть после работы.

Нам всё понравилось, так как мелодии достаточно простые, даже несмотря на отсутствие у нас духовой группы решили брать в работу, тем более что Воронцова сказала. что такая музыка полезна беременным и деточкам внутри живота. Меня же посетила полезная мысль: на свадьбах-юбилеях ставить сестричек на время еды и сдерживать позывы празднующих голосить «Ой, мороз -мороз» и прочую подобную шлобудень.
Сёстры пели рок-н-ролл, хотя без особенного нажима, но очень мило:

А микст сестёр с совершенно потрясающей шестнадцатилетней Робертой Шор и вовсе получился отличным:

Очень жаль, что Роберта продержалась на звёздном небосклоне всего пять лет, сменив эстраду на съёмки в кино, где не достигла больших высот, а потом ударилась в религию, вышла замуж за мормона и уехала в Юту и забилась там в глубокую нору. Ранняя слава редко кого до добра доводит. А ведь реально могла быть суперзвездой:

— Пиши своему ректору (дожили, спасибо), пусть литературу подгоняет...