Раньше, году скажем так в пятнадцатом, оно ведь как было: Приеду я в гости к дядюшке, а тот уже при полном параде за широко, по-богатому накрытом столом сидит подбоченясь, и смотрит на всё царящее окрест него великолепие спесиво и как бы одним лишь только взглядом уже говорит, что этим всем его не удивить, и что он, ежели пожелает, то во сто крат шире и изысканнее может себе организовать досуг. А супротив его уже дорогих сортов водка, только что взятая с холода и не ленясь перелитая в графинчик, изъятый по такому случаю из недр серванта. По графинчику ползёт, оставляя в изморози кривенький след, горючая слеза, а чуть поодаль уже и лафитничек дожидается принять в себя сокровенное.
А за этим, как вы уже наверняка догадались, дело не станет, и вот уже дядюшка чинно даже не выпивает, а втягивает в себя ледяную, заграничную, а потом, довольно крякнув и беззлобно выругавшись, хватает щепотью прямо из хрустальной салатницы крупного посола капусту и долго ею хрумкает, довольно щурясь.
И так — до трёх раз кряду, но не скоропалительного пьянства ради, а исключительно лишь для соблюдения неписанного этикета потребления. Окончив с третьей, он откидывался на спинку стула, обстоятельно закуривал, и помахивая перед лицом жирно блестящими капустным соком пальцами, начинал мыслить государственно и всё больше вслух.
Всё, решительно всё человеку нравилось и всем он был в полнейшей степени доволен. Одобрительно кивал он мурлыкающему телевизору и сам излагал имеющиеся у него взгляды на происходящее, всё больше налегая на вещи масштабные, далеко идущие, отмечая значимые вехи и важные свершения. Спортивные ли то победы, внешнеполитические ли дела, иная ещё какая ракета полетела куда-то — всё дядюшку моего неизменно умиротворяло и наливало особым, благостным светом, коим он, сидя за широким своим столом, светился густо, хоть и не особо ярко, вроде как за миллиарды километров непроглядного мрака отсюда, красный карлик неспешно рдеет в чёрных пустынях космоса, не хватая особых признаний, но в тоже время с неизменным достоинством и таким самодовольством, что любо-дорого, и иным бы излишне ярким выскочкам — и поучиться не грех такому то.

Сейчас такой роскоши увы нет. Стол у дядюшки как и прежде широк и хлебосолен, это да, но что-то в какой-то момент пошло не так в казалось бы отлаженной годами схеме. Графинчика нет, и непонятно куда девался, равно как и лафитник куда-то начисто запропастился. Спиртное, хоть и по прежнему не из дешёвых, однако стоит по казённому в изначальном своём купаже и охлаждено крайне скверно, практически вовсе не охлаждено. Нету былой купеческой удали, не та фактура.
И потребляет оное питье дядя всё больше морщась, рывком, без былой грации и пластики, и всё больше ни как удовольствие, а повинности досадной подобно.
Выпив, сразу закуривает, на закуску даже и не смотрит, и разговор заводит угрюмый, бесперспективного характера. Эти у него, понимаешь ли, сволочи, а те — натурально черти. Путают берега, не вывозят абсолютно и творят сущую вакханалию.
Телевизор стал смотреть редко, былых ток-шоу да сериалов про месть Хромого нет и в помине. Смотрит по большей части что-то невнятное, про путешествия и жизнь муравьёв в тропических странах.
И вроде ведь не хвор, и на возраст пенять ещё рано, а вот на тебе, такое вот разительное отличие от былого. Ума ни приложу, от чего человек так скуксился, с чего на него такой морок навалился.
А тут ещё и племяш непьющий, сидит как истукан со своим чаем, да отвечает односложно. Одни расстройства, короче.
Такие вот наблюдения в отдельно взятом сегменте реальности.