Яркий солнечный луч, пробивающийся сквозь маленькую щель в занавешенном окне, осветил покои больничной палаты. Гул автомобильных гудков, громкие голоса прохожих и запах жареного мяса с восточными пряностями готовящегося в закусочных на колесах, разбудили пациентов. Окно палаты выходило прямиком на Бродвей. В Нью Йорке начинался новый день.

- Доброе утро, мальчики! Прием лекарств! – здоровалась с больными Медсестра Джоанна, приятная мулатка, толкающая за собой тележку с лекарствами.

- На здйоровье! – говорила она по русски с жутким акцентом подавая лекарство больному. Говорила она по русски не случайно. Палата была собрана полностью из русскоязычных пациентов по указанию главврача больницы. Таким образом, полагал он, люди не будут чувствовать себя одиноко и депрессивно. Только один единственный чернокожий пациент по имени Билл разбавлял констраст и напоминал присутствующим, что живут они все в Америке. Но Билл был в крайне плохом состоянии, почти ничего не говорил и практически не двигался.

- Как сегодня ты Билл? – спросила его Джоанна.

Тот ничего не ответил а лишь моргнул глазами и слабо кивнул головой.

- Пока! – снова по русски сказала Джоанна, закрыв за собой дверь.

- Пока Джоанна! - также по русски в один голос ответили больные кроме Билла.

- Я бы ей забумбенил! –произнес ей вслед, тощий , как скелет, с очень красивыми чертами лица, мужик в костюме Адидас.

- Тебе бы Казанова только забумбэнить! – зло отозвался с ссоедней койки человек с глазами, маленькими, как у змеи - На хрена ты, больной, сдался ей, молодой и красивой?

- Гюрза! Не гони! Я вот, когда лежал в другом госпитале, там работала молоденькая медсестричка. Анна звали. Не наша Анна. Местная. Так у нас с ней все получилось! Ах, какие были ночи с ней! –произнес Казанова, мечтательно посмотрев в потолок, - Сколько было страсти! А еще главврач был такой нормальный дядька. Все глаза закрывал на то что мне пацаны вискарика или коньячка подгоняли. Не то что этот Геббельс!– продолжил он. Последня фраза относилась в адрес главврача больницы.

- Да уж, коньячок это дело! Эх сейчас бы стопочку конинки хорошей выдержки! – произнес Дима Морковка, мечтательно закатив глаза. Морковкой его прозвали за оранжеватый цвет лица.

- Нет. Вискарик лучше! Джеймисон это просто козырь! – облизнулся Казанова.

- Да ни хрена ты не понимаешь в достойных напитках! – немного раздраженно ответил Морковка, - Вискарь – это же самогон, а коньяк это коньяк! –он произнес слово «коньяк» с француской интонацией. –Это же Франция!

Коньяк! Виски! – между больными разгорелся жаркий спор.

- ДА вы оба в хорошем алкоголе ничего не шарите! – перебил спорщиков уставший от гама Гюрза, - Я из Грузии и вы мне будете рассказывать какой алкоголь лучше? Мне, человеку, которого кормили красным вином с молоком матери?- спросил он спорщиков, - Да вы ничиго не знаете не о хорошей еде, ни о хорошем вине, ни о хорошем коньяке – Гюрза рапалился не на шутку.

- Ладно тебе! Не кипятись! – сказал Казанова. – Давай, вон спросим нашего иностранного гостя! – он показал в сторону бедолаги Билли.

- Билли! Билли! Вейк ап! – произнося фразу «Пробуждайся» со страшным акцентом, Казанова начал тормошить афроамериканца. Тот в ответ то хрипел и пытался показать что то рукой. Больные столпились вокруг кровати Билли.

- Билли совсем плох – утвердительно поставил диагноз Казанова.

- Да уж , к гадалке не ходи, скоро представится! – согласился Морковка.

- Это ладно! Главное, чтобы живым не похоронили – сказал Гюрза, склонившись над Билли, - Я слышал, в соседней палате лежал, кароче один такой доморощенный с саркомой. Ну ты его знаешь! – он толкнул в бок Казанову. – Он еще просил тебя достать яда,а ты слабительного ему подкинул.

- Ааа! Луженый Желудок? Помню! Как же не помнить? Слабительное сожрал, а ему хоть бы хны! – вспомнил улыбнувшись Казанова.

- Ну да! Он самый – сказал Гюрза и продолжил, - Так вот недели вде назад он двинул ластами. Его будили и не смогли разбудить. Потом наш Главный пришел и объявил что Луженому Желудку пришел абзац и тот уже на небесах пьет чай с ангелами. Короче, его отвезли в морг и закрыли в камере,а к ночи он очнулся и попытатался вылезти. А дверь то!? Дверь то закрыта на замок снаружи! Он как давай барабанить и орать,чтобы его выпустили. Бабку санитаршу и дежурного по морговушке напугал до полусмерти и теперь оба эскулапа пытаются отсудить у госпиталя бабки за испорченые нервы и пошатнувшееся здоровье. А Луженый Желудок так и не смог перенести что пережил и каждую ночь вскакивал с криком, будя соседей. Гикнулся он сам только черкз месяц. Но представляете какой стресс? – спросил он своих товарищей.
Билли лежал с широко открытыми от ужаса глазами. Казалось он все понял и представил картину, как бедного больного по ошибки приняли за умершего и отвезли в морговушку. В реальности Билли ничего понимать не мог.

- Так что как бы они нашего Билли за жмура не приняли – сказал Гюрза смотря на бедолагу, - Возьмут и засунут его в компанию к холодцам. Радости будет мало.

- Да уж – согласились его товарищи.

- И что это мы тут делаем, когда все должны лежать на своих местах?- раздался чей то строгий голос. Больные стремительно рванули по своим койкам. В палате стоял главврач больницы Доктор Смит.

- Ну как мы сегодня себя чувствуем? – спросил он больных.

- Вери гуд доктор Смит! Вери гуд! – отвечали они.

- Вот только Билли совсем нехорош – сказал Казанова,показав на койку с Билли, - Думаю сегодня ночью его не станет.

- Нет! Нет! Нет! Я живой! - по русски, заорал все время молчавший Билли, - Я живой! – повторил он по английски под гомерический хохот больных и главврача. На лице Билли, впервые со дня прибытия, появилась улыбка.

- Ну и Слава Богу что все сегодня живы! Спокойной ночи! – сказал врач закрывая дверь.

На улице наступили сумерки. Торговцы свернули палатки. Запах восточных пряностей улетучился. Городской шум приутих. В Нью Йоркском хосписе готовились ко сну.