Сколько себя помню, вечно у нас по осени в доме протекала крыша. Сначала капало на кухне, и скользкие лужи на полу становились причиной множественных ушибов, синяков и даже переломов. Чтобы не входить на кухню и не подвергать себя риску, еду стали покупать у соседей, которые приносили ее сразу нам домой. Затем начинало течь в спальне родителей, и капало на отцовскую половину кровати. Поначалу это не было проблемой. Отец переместился на половину матери, и какое-то время они спали в тесноте, вспоминая молодые годы, когда они ютились на одноместной койке в общежитии педагогического института. Но потом начались скандалы, и спать вместе они перестали. Отец передвигался с место на место, пытаясь найти хотя бы один сухой квадратный метр, но с каждым днем таких метров становилось все меньше.

Для меня не было большей радости, чем тот момент, когда с потолка закапало у меня в комнате. Я даже свернул ковер, чтобы вода не впитывалась напрасно, и чтобы на полу образовался ручеек, которым я искренне любовался. Он начинался в середине комнаты и, благодаря неровной поверхности пола, по-змеиному заворачивал и выбегал в щель под дверью. Почти сразу я придумал достать школьные тетрадки и начал делать бумажные кораблики. Поначалу получалось так себе, и когда я спускал корабли на Реку, плыли они скверно и ни одному так и не удалось покинуть пределы комнаты. Долго у меня не получалось, но однажды ко мне заглянул отец. Он по-прежнему искал сухое место, но, не найдя его и здесь, уже собирался уходить, как вдруг замер, глядя на кустарное судостроительство и покачал головой, как от ветра. Он указал, что ни один корабль без имени никогда не сможет доплыть до цели. Он взял чистый лист бумаги и за секунду ловкими движениями создал идеальный кораблик. Я запоминал эти движения.
— Как мы его назовем? – спросил он, взяв со стола огрызок простого карандаша.
— «Посейдон»! – ответил я, не задумываясь, и отец тут же подписал корабль.
Затем он аккуратно поставил его в ручеек, и корабль, будто управляемый целой командой, выпрямился и плавно пошел по Реке. Довольный собой, отец ушел, оставив дверь приоткрытой. Стоило мне отвлечься всего на секундочку, как «Посейдон» тоже скрылся за дверью. Конечно, я побежал следом, но ничего не нашел. Мне стало горько, но я понимал, что этим делу не поможешь.

Не найдя ни одного сухого места для сна, отец, наконец, принялся латать крышу. Сначала перестало капать на кухне, и в нашу жизнь вернулись завтраки, обеды и ужины. За одним таким семейным завтраком мама похвалила меня за какой-то пустяк, а потом вручила письмо. Оно было адресовано именно мне. Я еще никогда не получал писем, а потому побежал в свою комнату, впервые за долгое время не доев завтрак. Отец в это время расхаживал по чердаку, стуча молотком, и с каждым его ударом, дом все меньше походил на решето и все больше на дом. В этом шуме я открыл конверт, достал письмо и начал читать:

«Уважаемый мальчик! Пишет вам капитан корабля «Посейдон». Во-первых, выражаю вам и вашему отцу искреннюю благодарность за создание такого великолепного корабля, при попутном ветре способного делать минимум десять узлов в час. Отдельное спасибо хотелось бы сказать за это замечательное имя, как нельзя лучше описывающее натуру, опять-таки, этого замечательного корабля. Это по истине царь морей…К сожалению, бумага кончается даже быстрее, чем табак, поэтому перейду сразу к делу. Первая неделя прошла без происшествий, команда была в хорошем расположении духа, и путешествие казалось отдыхом. Но, к несчастью, на второй неделе мы попали в шторм и гигантские волны едва не отправили нас ко дну. После бури мачта оказалась безвозвратно поврежденной, вследствие чего наш ход заметно снизился. По этой причине стало катастрофически недоставать питья, еды и табаку. Также во время бури пропал один матрос. Мы полагали, его выкинуло за борт, но оказалось, он умер в провизионной кладовой, и его разлагающееся тело стало причиной порчи продуктов, но самое ужасное – труп вызвал страшную эпидемию неизвестной болезни, скосившей треть рабов и двадцать девять человек экипажа. Когда я думал, что кошмар позади, на корабле случился бунт. Ценой дорогих для меня жизней мне удалось подавить восстание, и десять дезертиров было отправлено за борт и на тот свет. Признаюсь честно, в какой-то момент я почувствовал себя разбитым и начал терять рассудок. В редкие минуты, когда разум все-таки возвращался ко мне, я старался вести учет оставшейся провизии с целью ее наиболее экономного распределения. Но, к сожалению, процветало воровство, еды недоставало и кормить рабов и себя было нечем. Голод, болезни, недопонимание привели к единичному (повторяю и прошу не судить – единичному!) случаю каннибализма. Но мясо рабов оказалось практически непригодным для употребления в пищу, потому как их мышцы даже изнутри были покрыты странной сыпью и гнойниками. Мы подозреваем, у всех нас та же болезнь. Когда к концу начала подходить питьевая вода, боги сжалились и на востоке показалась земля. Опасаясь, что мы можем сесть на мель и потерять великолепный корабль, я собрал оставшуюся команду на палубе. Вообразите, что из 73 членов экипажа в живых осталось всего двенадцать, включая меня. Теперь я хочу извиниться. Я дал команду бросить якорь, мы забрались в шлюпку и через полчаса высадились на маленьком островке, которым и оказался увиденный нами клочок земли. Здесь мы и нашли питьевую воду, диких животных, употребляемых нами в пищу, а также пригодные условия для какой-никакой, но все-таки жизни. Мне почти страшно об этом сообщать, но все эти потрясения привели к тому, что в данный момент, когда я пишу это письмо, нас осталось всего четверо, и один матрос вот-вот уйдет из жизни. Сегодня он кашлял кровью. Сейчас я вынужден просить, нет…молить вас о помощи, потому как вы – наше единственное спасение. Умоляю вас и прошу отправить кого-нибудь для нашего спасения. Найти нас будет несложно, на обратной стороне письма я укажу наши примерные координаты. Верю, что вы не оставите нас. Ждем и молимся.
С уважением, капитан»

Я вскочил с постели, вырвал несколько чистых листов из тетради по математике и, вспоминая движения рук отца, с первого раза сделал идеальный кораблик. Подумав, что этого может оказаться недостаточно, я тут же сделал еще один, а затем еще один. Понимая, что на счету каждое мгновение, я дал кораблям имена и готовился спускать их на воду. Первый кораблик благополучно пережил столкновение с водой и очень скоро оказался за дверью. Когда я готовился спустить второе судно, над моей головой начался невозможный шум, а потом я услышал как отец бьет молотком. С каждым его ударом с потолка капало все слабее, и ручеек на полу быстро истощался. Несмотря на это, я все-таки спустил оставшиеся корабли, и они медленно пошли по Реке в сторону двери. В это же время отец ударил молотком последний раз и, видимо, окончательно заколотил дыру, так как течь перестало. В эту же секунду исчез и ручеек. Корабли уперлись в приоткрытую дверь и застыли на месте.