+++

-- Всегда. Не знаю значения этого слова, это какое-то неразумное слово – всегда.

О чём.
В том городе часто тряслась земля. Тряслись стены дома, пол, гремело и звенело всё, что могло греметь и звенеть. Никто не кричал, не спешил выбраться на улицу. Просто говорили – опять взрывают.

Пацан любил наблюдать за муравьями. Это были хорошие чёрные муравьи. Жили они под землёй. Просто дырочка, отверстие в твёрдой корке серого пыльного грунта, вокруг неё бегали муравьи. Пацан мог часами сидеть и наблюдать за ними, изменять палочкой их маршруты, тормозить их движение плевком, делиться чем-нибудь съедобным. Что было там, за входом в муравейник, неведомый мир.
Вокруг шли люди. Это был проход между двух пятиэтажек, посреди которого сидел пацан в белой кепочке и наблюдал за муравьями. Иногда кто-нибудь из людей останавливался и заговаривал с ним, а он охотно отвечал на вопросы.
Иногда внезапно начинал дуть ветер, усиливаясь с каждой секундой. Надо было быстро добежать до подъезда и суметь открыть дверь, суметь, потому что ветер был сильным и мешал этому. Подняться на четвёртый этаж, войти в квартиру. И смотреть в окно, как ветер гонит тучи песка, рвёт деревья, как прохожие спешат добраться до своих убежищ. И слушать, как цокают песчинки по стеклам окон.

В деревне у бабушки муравьи были совсем другие, мелкие красные. Те, чёрные, кусали просто, щипали и всё. А эти кусали жгуче, и вид у них был какой-то нехороший, недобрый. И жили они в разных непонятных местах, например, под вросшими в землю красными кирпичами, ограждавшими клумбы в палисаднике. Пацан решил, что красные муравьи враги чёрных.

В лесу жили другие муравьи. Жилища их были серьёзными строениями,  пирамидами. В одних жили большие чёрные, в других большие чёрно-красные. И те, и другие были явно солдатами. Брошенная на муравейник лягушка не успевала упрыгать, она замирала, подёргиваясь, валилась, вытягивалась, облепленная муравьями.
Со стороны пацана это не было убийством лягушки, ведь он накормил ею муравьёв. Так, однажды, бездумно убив камнем птицу, он очень пожалел о содеянном.  Но сразу принял верное решение, сбегал домой, принёс кошку и показал ей мёртвого воробья. Это уже не о муравьях. О чём.

Всегда – это с момента первой памяти и до сейчас.

Сегодня иду двором двухэтажки, а там пацан с палкой в руках, важный такой. Спрашивает – Ты кто. Я иду, говорю – Человек. Он – Какой человек. Я иду, говорю – Взрослый.

+++

Весело было. Весело было внутри, весело было вокруг. В восемнадцать лет мне было очень весело. 
Регионом управляли бандиты, весело выкосившие топорами других бандитов. Бандиты управляли городом, заводами, торговлей и вообще всем. Остальные люди это знали, это было нормой. 

Я устроился работать на завод электриком, что было для меня, не имеющего профессии, очень хорошо. Зарплату тогда ещё не отменили, жил я по-прежнему в студенческой общаге. 
Рабочий коллектив делился на три категории – алкаши, травокуры и трезвенники. Количество алкашей и травокуров было приблизительно равным, к тому же некоторые, включая меня, свободно принадлежали к обеим этим социальным группам. Трезвенник был один. 
Строения из бетона и ржавчины, трубы, дым, огонь, грохот. Скрап под ногами, свинцовый воздух в лёгких. 
Людей давило пачками металла, убивало током. Люди падали с высот, попадали на путях под составы, разрывались в клочья различными механизмами. Люди теряли здоровье, части тела, жизнь. Люди бухали. 
Когда и наш комбинат перестал платить зарплату, люди озверели. Город и так дышал злобой и ненавистью, сам по себе такой, а тут вообще с ума сошёл. За предложение оплатить проезд кондукторов выбрасывали на остановках. Улицы были заполнены группками грабителей, действовавших в меру своей отмороженности. В привокзальных ларьках продавались колёса. Бабки на базарчиках торговали цыганской ханкой. 
Потом бандитов арестовали. Но на улицах ничего не изменилось. 
Власть поменялась и у нас в заводоуправлении. Новые хозяева захватили здание с помощью вертолёта и людей в чёрном. Но денег нам платить не начали. 
В городе была поймана семья людоедов - мать, дочь и сын. Несколько лет они ели детей. 
Местная газета с удовольствием рассказывала о деяниях бандитов. Как будто раньше этого никто не знал. С ещё большим удовольствием газета рассказывала о способах ловли маленьких и не очень девочек, приготовления из них различных блюд и поедания их. 
Мне было восемнадцать лет. Я не думал о неправильном устройстве мира. Я принимал этот мир как должное, без внутреннего несогласия. 
Мне было хорошо и весело. 
 
+++

Вова любил апельсины. Он жрал их за рулём, очищая зубами и выплёвывая кожуру и зёрнышки на пол, сок тёк по морде и рукам, Вова любил апельсины. Вова вообще опрятностью не блистал, он был свином, часто и в поступках. А тогда тем более, год плотного употребления героина ускорил процесс деградации, начавшийся, наверное, давно. Порода людей такая – всеядные кайфоманы. И я был таким. 
Началось всё давно, и через годы, убеждённый травокур, убеждённый отрицатель для себя внутривенной наркомании, я встретил Саню. 
Саня ехал домой, из большого города в глухомань, по срочному вызову старшего брата, прознавшего о саниной наркозависимости. Санина семья дружила с вовиной, поэтому Саня остановился у Вовы. Он вынул из кармана бутылёк из-под витаминов Ревит, почти полный героина, и сказал, что никуда не поедет, пока не кончится порошок, и мы должны ему помочь в уничтожении зелья. Потому что ехать с этим домой он не может, это самоубийство. Ну и чего не нюхнуть, это же не уколоться. Продукт был качественным, Плейстейшен не выключался вообще, мы помогали товарищу. 
В течение следующих лет Саня ещё не раз присаживался на иглу, брат сдавал его в клиники, откуда тот дважды сбегал (они там сумасшедшие, говорит, зарядку заставляли делать, обливаться холодной водой и песни петь). Потом ему сделали операцию, просверлили коловоротом череп в двух точках надо лбом, что-то там исправили, сказали мол ни тянуть к наркотикам, ни, в случае употребления, переть – не будет. После процедуры Саня проснулся, позвонил барыге, получил через форточку передачу, укололся. Обманули, говорит, прёт как и пёрло. 
Саня уехал, а опыт остался. 
Так я и жил, частенько пихая в нос порошок разного качества и разных оттенков. Пока не подумал, а почему бы не уколоться. Подумал – сделал. Вмазался, сверху курнул, и стоял лунной ночью перед лежащей на земле трубой метрового диаметра, задумчиво говоря в неё – Уууу-Уууу, и слушая ответные вибрации космоса. 
 
+++
 
Дистанции стадии степени… 
Извините, вы не подскажете? 
Что, опять потерялся? 
Ну да, заблудился. 
Нет, ты не заблудился, ты именно потерялся. Теряешься, находишься, опять теряешься. Да потому что и не находишься. И не найдёшься. Так ты потеряйся совсем уже. Навсегда. А чё мозги-то ебать себе и людям. Давай, чего ты. 
Индикатор слова реакция. 
Изменения состояний обмен клеток на кубики
Грибные дожди кислотные испарения времени 
Растворение радужной оболочки 
Цветочки. 
 
+++

Вот ситуация, тебе нельзя жрать апельсины. Нельзя вообще, ни одного. Потому что когда-то раньше ты так жрал апельсины, ты обжирался ими, тебе было от них плохо, было очень плохо, но ты всё равно жрал апельсины, жрал и жрал, жрал апельсины. Это ужасно, быть зависимым от апельсинов.
Поэтому от тебя ушла жена, сбежала в другой город на другом краю страны, забрав маленькую дочь. Ты жрал апельсины ещё несколько дней, потом сел в кресло перед выключенным телевизором и завыл. Тебе никогда раньше не было так плохо. Твой мир перевернулся, мозг сломался, душа, душа. Что душа. Душа. Ладно.
Твои мысли и чувства метались, ты не знал, просто не знал, что делать дальше, что делать в следующую секунду, сожрать пару апельсинов – но ты уже убедился что это не лечит, бежать догонять семью – но куда, куда, тупо ехать в другой регион и там сдохнуть в поисках её, сдохнуть от апельсинов, так можно и здесь сдохнуть от апельсинов. Точно. Так и надо сделать, подумал ты, это всё решит. Ты взял столько апельсинов, чтобы, сожрав их все, сдохнуть наверняка. И сожрал.
Но почему-то не сдох. Тебя подвёл твой собственный организм, он переварил все эти апельсины, и, очнувшись, ты. Тебе было очень плохо, просто пиздец как плохо. Когда ты смог встать на ноги, вжав голову в плечи, потому что любое движение отдавалось в ней взрывом боли, ты отправился в магазин, скрюченным абсурдным существом, которое чуть приоткрывало глаза, ровно настолько чтобы не потерять тело в окружающем пространстве, взял в магазине литр водки, вернулся и стал пить её, жадно, большими глотками, веря, что она поможет. Она помогла, скоро ты уснул.
Ты бухал две недели, блевал, дристал, бухал и бухал, выходя только до магазина и обратно, стараясь делать это по ночам, никому не открывая дверь, бухал, смотрел на Их фотографии плакал и бухал, раз за разом перематывал видеокассету фильма РеквиемПоМечте и бухал, долго, пока организм не отказался пить дальше.
Потом было страшно. Было очень и очень страшно, страшно долго, страх хотел сожрать тебя, чтобы ты стал его рабом, но ты выдержал.
Потом ты вышел на улицу, к людям. Стал работать, разговаривать с людьми, отвечать на вопросы, люди ведь любят задавать вопросы другим людям, зная, что тем плохо и почему плохо. Стал не отвечать на вопросы. Устал, от людей, от себя, стал бухать, опять заперся дома и бухал, пока опять не стало страшно.
Пистолет был однозарядный, переделка слесаря-недоучки. Ты встал с кровати, с когда-то вашей кровати, взял пистолет, подошёл к зеркалу, приставил пистолет под подбородок, глядя в зеркало примерился, куда направлен выстрел, и выстрелил. Ты выстрелил, а пистолет щёлкнул и не выстрелил. Ты пошёл, сел в кресло, и долго сидел, недвижно, не моргая.
Потом ты вышел на улицу и пошёл к людям за помощью. Люди помогли тебе, вскоре ты находился в избушке в глубине зимнего леса, и ближайшая деляна была километрах в двадцати-двадцати двух. У тебя было ружьё, табак, литр спирта и другие продукты. В лесу было хорошо, там не было людей. Спирт ты почти не пил, тебе было хорошо и без спирта.
Но однажды ночью  тебе опять стало страшно, не из-за спирта, просто вдруг тебе стало страшно ночью. Ты начал разговаривать с этим страхом, слыша его многоголосье, начал делить голоса на сущности, но потом понял, что не надо их делить, иначе заблудишься в них, потеряешься и станешь одним из них, этот страх и эти сущности есть ты, всё это в тебе и из тебя, ты сам поселил в себе это когда-то, пожирая апельсины и запивая водкой. Осознав, стал бороться, и победил.

И в лесу стало совсем хорошо. Ты перестал следить за временем, оно было тебе не нужно, ты сам был своим временем.
Потом люди забрали тебя из леса. Они дали тебе работу, ты работал, работал, тебе было хорошо и светло, ты был силён.
Потом тебе стало не хватать денег. Казалось бы, обычное дело, но ты ведь помнил, что раньше, когда-то, денег было больше. Ты молчал и работал, работал, но мысль материальна, и вот.
И вот ситуация, тебе, которому нельзя жрать апельсины, нельзя вообще, ни одного, потому что ты помнишь, чувствуешь, как это было, тебе предлагают поехать далеко, в тёплые края, где повсюду апельсиновые плантации, и привезти оттуда много апельсинов. Ты знаешь, что ты ответил этому человеку, человеку, которому верил и доверял во всём.

+++
 
Сказала мать бывает всё сынок 
Быть может ты устанешь от дорог 

Я ей ответил не волнуйся мам
Твой сын как прежде тот же наркоман. 
Последние две строки заменялись на мычание, многократное повторение куплета, тупая абстинентная мантра. Что я здесь делаю. Работаю, да. И схожу с ума, или уже сошёл.
Командировка, быстрый и качественный электромонтаж строящегося здания аэропорта. Поэтому я здесь, мы трое отправлены первыми, позже прибудут остальные. Что ж мне так повезло зло, нарваться и нарвать, две посевные грядки мака, вдвоём мы ели его две недели, потом мыли всё что можно было смыть, потом откуда ни возьмись три грамма пороха низкого качества, съели за три дня, больше найти не удалось, перебои с поставками, и на следующий день я оказался здесь. Я, младший товарищ Юра и старший товарищ Дима. Не бухал семь месяцев, а тут организм ослаблен, мозг работает в дурном режиме, контроля нет никакого, ну вот, начал с баночки пива и до отключения, на следующее утро продолжил, на следующее утро продолжил, на следующее утро продолжил.
На следующее утро был вынужден признать, что дальше будет хуже. Поэтому в сараеподобном магазине купил не алкоголь, а питьевой йогурт, кефир, минералку, банку печени трески, бананы, бульонные кубики и ещё всякую дрянь, которую пожелал купить воспалённый разум. Мой воспалённый разум. Возвращаясь через пустырь на объект, выпил йогурт, после чего пал на землю и долго жестоко блевал никотином, мычал и плакал. Встал, вытер слёзы и сопли, отнёс пакет на стройку, и пошёл.
Я знал, что в этом населённом пункте у меня есть знакомые, нужно было их найти. Искал, нашёл. Добрые отзывчивые люди, я растёкся по креслу блаженно вмазанный и снабжённый готовым зельем ещё на раз. Жизнь продолжалась. 
Начал добросовестно трудиться, до позднего вечера, бессонная ночь, уколотый день в труде, бессонная ночь, визит к отзывчивым людям, уколотый день в труде, бессонная ночь. И вот, я работаю и схожу с ума, или уже сошёл. Слух обострился до невероятности, открылось чтение мыслей и понимание нерусских языков, речью которых был наполнен эфир стройки. С верхнего этажа слышно обсуждение того, как достала моя мантра, что я мол явно наркоман, под окнами начальство объекта обсуждает проблему наркомании мол проклятые нарки лазают по огородам и наверняка здесь на стройке есть наркоманы предположительно из молодёжи значит тот тот и возможно тот, в перечне я, да вторит голос этот точно нарк у него глаза бешенные, в коридоре какое-то интернациональное сборище обсуждает проблему спида и наркомании, так же слышны голоса, говорящие какой я негодяй и подлец его товарищи работают а он бухал неделю да ещё и наркоман походу, голос накладывается на голос, образуя хор настроенный против меня.
Я присел и закрыл уши ладонями, часть голосов пропала, но осталось очень много, сделал вывод что голоса суть мой бред, посталконаркопсихоз, и надо его стойко переносить, продолжил работать, но они мне мешали, они сбивали меня с мысли, наводили на меня панику что это не пройдёт, это навсегда, мне было трудно.
Я вышел в коридор, в холле сидела толпа строителей, они курили и беседовали, почему моё появление вызвало паузу, почему они прячут глаза. И меня понесло. Я говорил громко и убедительно, все были виноваты, нефиг тут сидеть и базарить, я всё слышал, вот ты сказал это, а ты это, понесло. Закончил речь, плюнул на пол и пошёл работать. Прибежал Юра, что мол случилось, объяснил ему своё видение ситуации, читая в глазах сомнение.
Визит к отзывчивым людям, бессонная ночь, уколотое утро, приезд шефа, работа. И тут меня начало подрывать вообще серьёзно. Неуёмное желание выключить голоса молотком, передвигаясь по стройке, ждал неверного взгляда, неосторожного слова. Поделился мыслями с Юрой. Он посоветовал пойти и лечь спать, шефу мол объясним, лёг, но спать не смог.
Встал, пошёл в магазин, купил бутылку водки, выпил граммов двести, голоса немного успокоились, продолжил работать. Подошёл шеф, алкаш со стажем в завязке несколько лет. Чё, говорит, белка пришла. Типа того, говорю, рвёт меня напрочь, добром не кончится. Езжай завтра домой, отойдёшь, позвонишь Володе, в городе поработаешь, говорит. Хорошо, говорю, извини, Саныч, виноват перед тобой. Да ладно, говорит, забудь. 
Ранняя ракета несла моё тело домой, домой скорее домой. 
 
+++

 

Там живёт эхо. Эхо разных голосов из разных точек времени жизни. Голоса движутся, отражаются от стен ёмкости, сталкиваются, меняют направления и скорость, рисуя нелепые узоры.

Тили-бом загорелся кошкин дом.
В синем небе плавают чёрные кошки. Люди кричат им — кис-кис — пытаясь заманить в Кошкин Дом и сжечь там, но они хитры и зловещи. Плывут и улыбаются, нагло и презрительно, и мяукают так отвратительно, что весь мир, и даже полярники Арктики и Антарктики, пьёт водку, жрёт колёса, вдыхает порошки и дымы, измождённый неумолкающим ни днём, ни ночью мяуканьем. И только я один спокоен, лежу на плоской солнечной крыше, закинув ногу на ногу, подложив руки под голову, смотрю в синее небо с чёрными пятнами кошек и, улыбаясь, наслаждаюсь днём солнечным кошачьим пением, довольный, потому что все они, эти самые кошки — мои.
На, держи, добьёте. Монгол из раскрытого окна первого этажа протянул мне недокуренную папиросу. Потом мы зачерпнули литр браги из фляги в кладовке у Димоновских предков. И вот я сижу на краю крыши недостроенной девятки на краю города, свесив вниз ноги, смотрю в степь, в небо, вниз, в пространство, и тонко ощущаю грань между жизнью и смертью своего организма, вместе с тем зная, что я — безсмертен. Потому что ветер несёт мне в лицо запах пыльно-зелёной степи, потому что саманные хибары внизу скоро разрушат зодчие, потому что я слышу это мерное Вечное Бом, Бом, частью которого являюсь. И кажется так просто оторваться от края крыши, чтобы за один миг прожить сотню жизней и не умереть. Но нет, нельзя. Потому что
Я полез. Это говорю я. Мне нужно залезть на трубу котельной и куском сварочного электрода выцарапать там на вершине себя, рядом с теми, кто сделал это раньше. Так надо.
Гвозди нужны? Два солдата с неожиданным вопросом. Чё, говорю, сынки, Родину продаёте? Гвозди купил, гвозди нужны.
А что если. А не, не надо.
Где-где в Караганде. Ну это вы сами знаете.
Ну кто бы мог подумать?! Все могли подумать. Так почему же никто не подумал?! Какие хyёвые люди.
А как здорово было в детстве орать с балкона четвёртого этажа. Просто орать звуки Миру. Сейчас же, идя по улице, не то что орать, говорить не хочется. Так, чтобы из тебя в мир людей вообще информации не поступало. Кроме той, что они уже знают или читают по тебе.

А эхо. Ну живёт, да. И голоса, движутся. Можно только их и слушать, не отвлекаясь. Эфир.
Киянкой в лобешник закатать. Устойчивое словосочетание учителя труда. Жестяные спичечные коробки. Монетки, раскатанные под составами на железной дороге. Монетку можно выхватывать во время движения поезда. Так надо.
Ну рассказывай. Утром пошёл в школу, потом ничего не помню, очнулся здесь, в больнице. А вот твой друг говорит, что. Ничего не знаю, ничего не помню, у меня болит голова. Прикольной дрянью болезнь Паркинсона лечат. Или не лечат, а наоборот. Если не один, то главное не вестись на чужой глюк, не верить, не участвовать. И уж тем более не становиться его частью. Или вовсе порождением чужого глюка. А вот что этот мир, как не коллективный глюк его обитателей.
Алё-алё, пойдём на рынок китайцев пиздить. Это не китайцы, это вьетнамцы.
Журнал на немецком языке. Надо выбрать статью и перевести. Пьеса Арбузова на немецком, и сразу следом оригинал на русском. Переписал русский текст своими словами и пошёл отвечать. Эта старая жаба опешила от такой тупой наглости. Обучение окончено. Встречай, завод.
Ты зачем Петруху покалечил? Не помню. Наверное, он был неправ. Менты выяснят, кто там прав. Ты иди в дурку проверься, а то у тебя походу вот отсюда часть мозга вытекла. Серьёзно, без обид, давно сказать хотели.
Капуста, Капуста! Орёт санитар, развалившись на диване в коридоре отделения. Двухметровый деградант Капуста. Танцуй, Капуста. Эх, яблочко. Капуста танцует и поёт за сигарету. Нарки лечатся по направлению от военкомата, санитары проносят им ханку. Я приношу психам чай и курево. У Курского вокзала стою я молодой, поёт Капуста. Я — здоров. Это просто остаточные явления. Извини, Петруха.
Нет, гул холодильника это не Бом Бом Вечности. А героиновый кумар или алкогольная абстиненция это не очищение, нет. С самого рождения только и делаешь, что очищаешься.

Ты сейчас слышишь звуки мира людей? Это всё вибрации грязи. А Мир — чист и прекрасен.
Братан, налей ведро соляры.
Спасибо.

+++

Люди спали, люди пытались увидеть новые сны. Пространство содрогалось от топота небесных коней. Вибрации времени незаметны, потому что привычны. Люди измеряли время часами, но время никогда не было часами. Люди измеряли часами свои жизни. В такой-то час ты живёшь там и так. Как ты живёшь — хорошо или плохо? Люди измеряли свои жизни словами, измеряли словами себя, стараясь соответствовать. Ты соответствуешь? 
Был зимний солнечный день. Я выключил телефон, взял пса и пошёл в лес. Мы шли, и нам было хорошо. Мы вышли на след снегохода и шли по нему. Через некоторое время я вспомнил, что не закрыл форточку на кухне. Это меня обеспокоило, но я утешил себя словами и прикинул приблизительный маршрут, достаточный по расстояниям для прогулки.

Расстояния. Тик-так скрипело большое дерево. Сквозь деревья двигалось солнце. В вымерзшей малой речке спали в анабиозе души мальков. Неслышно высоко летел самолёт, оставляя за собой прямые линии лыжни. Мы шли и нам было хорошо. Неслышно высоко ветер плавно сносил самолётную лыжню, заметал её края небом. 
Мы вышли к обрыву. Внизу справа был лес, за ним большая река, туда уходило солнце. Внизу прямо был карьер. Люди забирали из земли плитняк для строительных нужд, взамен щедро возвращая строительный мусор и другие отходы жизнедеятельности. Снег скрывал нутро карьера, но я знал, что вон там лежит смятый кузов бывшего автомобиля, и там то же, и вообще знал что в карьере много человеческого мусора. 
За карьером было небольшое замёрзшее болото, за ним лес, а за лесом город. Я смотрел на город и знал, что совсем не хочу туда возвращаться. Вспомнил про незакрытую форточку.

Мы шли, слева было замёрзшее болото, справа большой пустырь. Раньше на этом пустыре была ферма, коровник. Посреди торчали останки ёмкости, в которой раньше была вода. Шли по бывшей дороге, по которой раньше люди возили корма коровам и молоко другим людям. Мы шли по останкам бывшего моста через малую реку. 
Мы пришли в город. Пришли домой, я включил телефон. Пропущенные вызовы. Люди звонили мне из города по каким-то городским делам. Всему своё время. Время принять вызов, и время пропустить его.
Сейчас ночь, потому что темно. Звуки из комнаты сына заставили меня встать и проверить, что там. Оказалось, что пацан встал, оделся и уже начал играть в каких-то трансформеров. Он решил, что уже утро, потому что проснулся. 
Как ты живёшь — хорошо или плохо? 
Ты — соответствуешь?
 
+++

Николай был должен мне за небольшую работу небольшую сумму денег, вместо денег предложил забрать вагончик. Вагончик этот я уже видел, но поехал осмотреть ещё раз. Вагончик – сварная конструкция на телеге обшитая профлистом снаружи, утеплённая урсой и двп изнутри, два окна, одна дверь. Стоял он на территории одного фермерского хозяйства, в черте города, в очень укромном месте. В вагончике жил Заяц.
Николай занимается всякими разными делами, связанными с лесом, техникой и нефтепродуктами. Для работ ему нужны люди, которых он находит среди населения окрестных безденежных деревень и среди бродяг.
Бродяги, часто бездомные, часто беспаспортные личности, многие из братских республик. Кто не опускается совсем на дно, кто умеет работать, находят себе место у таких как Николай. Кто потолковей, да с навыками какими, строят что-нибудь, на пилорамах работают, технику убитую на ноги ставят, лес валят. Другие живут при гаражах, складах, базах, топят печи, дрова колют-пилят, ворота открывают-закрывают, снег чистят – ну это те, кому ничего сложнее доверить нельзя. Я раз взял с собой Зайца этого в помощники, светлой ночью забрать с охраняемой территории железяку, нужную мне в хозяйстве, идём по территории, говорю – сейчас подходим, забираем и уходим – подошли, я присел, свой край поднимаю, а Заяц свой край не поднимает, я оборачиваюсь, а он верхонки надевает, придурок.

Вот приютит хозяин такого бедолагу, койку в гараже выделит, кормёжкой обеспечит за работу всякую, пообещает с документами помочь, пообещает потом денег дать, когда документы будут готовы и человек поедет на свою далёкую родину к старушке матери. Так и живёт человек, не нужный никому, кроме своего хозяина и старушки матери, которая уже пять лет как померла, а он об этом и не знает.
Иногда Николай отправлял Зайца в лес, на деляну. В бригаде Заяц был огрёбщиком, профессия такая. Тот, кто постоянно огребается, если что не так. Шутка, с долей правды.
Так вот, подъезжаю к вагончику. Рядом под навесом стоит стол, за столом сидят татарин Равиль и башкир Наиль, невесёлые, хмурые даже, на столе полбутылки водки. И сообщают они мне, что вчера вечером и ночью бухали здесь они, Заяц и ещё пять человек из Колиной бригады, бухали, а потом Заяц повздорил с Макароном, и Макарон Зайцу нож в бок воткнул и сбежал. И что Заяц сейчас лежит в вагончике, живой, и даже стопец накатил недавно. Коле они не позвонили, потому что у них телефона нет, к Коле домой не пошли, потому что нажрались вчера сильно, проснулись недавно, и вот сейчас надо опохмелиться, а потом уже да, что-то надо делать. Короче, говорю, Зайца грузим ко мне в машину, я везу вас поближе к больнице, где-то в тихом месте высаживаю и уезжаю, а вы заводите Зайца в приёмный покой, там сразу на первом этаже, молча кладёте на кушетку, молча уходите и идёте к Коле в гараж, так сказал.
Выходил из вагончика Заяц самостоятельно, ещё и выпил напоследок. Увёз я их.
Потом поехал к Николаю и рассказал об этих событиях. Мы дождались монголоидов, Коля их обругал всякими словами, потом поехали в вагончик, они оттуда всё вычистили, потом Наиль с Равилем починили колесо на телеге вагончика, потом Коля вызвал большую машину и мы утянули вагончик туда, куда я сказал.
Через несколько дней, приготовив всё необходимое для ремонта вагончика, я привёз двоих в меру ответственных бродяг, которые за три дня сделали то, что требовалось. Рассчитался я с ними большей частью продуктами, немножко просроченными пельменями, котлетами и мантами, которые за умеренную плату забрал с одного склада, а вагончик продал.
А Заяц помер в больнице в тот день, когда мы его туда доставили. На краю кладбища много деревянных крестов в глинистых лужах торчат, многие безымянные. Где-то там и его крест.

+++
 
Ты знаешь, сколько планет в Солнечной системе? 
Знаю, говорит, восемь. 
Разве восемь? Я думал, что девять. 
Восемь : Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун. 
Хм. А Плутон? 
Плутон? Там не написано такого. 
Смотрим. Нет Плутона. Детская энциклопедия с обнадёживающим названием «Всё, что тебе нужно знать», год 2008. 
Ну-ка, посмотрим, что в другой книжке сказано, принеси, где она. 
Со скелетом? 
Да, со скелетом. 
Название тоже сильное, «Всё обо всем», год 2008. На обложке улыбающийся человеческий скелет в гимнастической позе. Читаем : ..и самый маленький Плутон, который всё ещё считается планетой, хотя о нём известно слишком мало. 
Что-то тут нечисто. 
Заглядываем в Википедию, видим. С 1930 года Плутон считался девятой планетой Солнечной системы. В 2006 году выяснилось, что Плутон не соответствует определению планеты. 
К чему говорю. Точно не знаю. Но что-то тут не так.
 
+++
 
Это город скульптур из чёрного снега. Они передвигаются. Глядя на них, я не могу понять, сами они движутся, или кто-то движет ими.
Тебе знаком вкус человеческой души? Помнишь ли ты его? 
У меня в глазах дым, у меня в голове стекловата. Сны города проникают в приоткрытую форточку, стелются по полу плотными вязкими слоями. Я сижу на кухне и наблюдаю, как она заполняется чужими снами. Становится трудно дышать. Нельзя допустить, чтобы они выползли из кухни, иначе они отравят сны моего дома. Я открываю кран, вода притягивает их и уносит. Я смотрю на течение чужих снов от форточки к воде, пытаюсь найти в них что-то интересное. Ничего. Ил человеческих душ.
Помню, раньше у меня были жабры. Помню, как разучился ими дышать. Не знаю, куда они исчезли. Человек — идеальное существо.

Слышно, как на улице дерутся человеческие организмы. Голосов несколько, они кричат и хрипят. Они близко, но если я посмотрю в окно, то увижу только забор и ночь. Завтра утром, выйдя из дома, увижу на снегу человеческую кровь. Почти каждый день я вижу на снегу человеческую кровь. 
Говорят, что это место — круглая планета Земля. Если я включу интернет, то увижу множества букв, которые пишут люди в разных местах Земли. Наверное, их пишут люди. Я пытаюсь найти в этих буквах что-то интересное. Не новости, нет. Найти человека, его душу. Иногда, редко, мне это удаётся.
Тебе знаком вкус человеческой души? Ты когда-нибудь ел свою душу? Обжигая гортань ядом, выблёвывая чёрную зловонную слизь. Оставляя лучшее себе.
 
+++

Из чего состоит время? 
Когда я был маленьким, то складывал время из специальных кубиков: 
В. 
Р. 
Е. 
М. 
Я. 
Потом поделилось на уроки и перемены. 
Потом время вновь стало кубиками, но другими, разбитыми на точки. Три точки, полкуба, два куба – в зависимости от качества. 
Потом я оказался взаперти. И, пока звёздные люди решали, как распорядиться моим временем, иногда спрашивая меня об этом, оно замерло, в ожидании. Я просыпался, испражнялся, ел, спал, просыпался, испражнялся, спал – а время не двигалось. 
Потом моё время освободили, и оно навалилось на меня, спеша наверстать упущенное. Оно вертелось с немыслимой скоростью, вращая меня вместе с собой. Я не могу определить его составляющие в тот период. 
Потом время стало бензином. Оно лилось от заправки до заправки. 
Потом я заключил его в пластиковую пятилитровку из-под моторного масла Шелл. Машина стояла на барже, баржу тянул СК, течение реки ускоряло движение, но время не двигалось, оно всё было в канистре. 
Канистру времени я обменял на деньги. Время стало деньгами. 
Потом оно снова превратилось в кубики и точки.
Потом время опять стало деньгами, но я научился выключать его с помощью специальной жидкости. Это было циклично. 
Циклы прекратились после одного особо серьёзного прозрения, ужасающего до сих пор. Я понял, что так распоряжаться временем нельзя, иначе оно выключится навсегда. 
Из чего состоит моё время сейчас? – спрашиваю я себя.
И ухожу от ответа.   

+++

/2009-2012/