Вадика, по прозвищу Редактор, в Пномпене знали многие. Он был местным старожилом и доктором.

Мало у кого из русскоязычных экспатов той поры  были оформлены медицинские страховки. И, как только возникали проблемы со здоровьем, все они бежали за помощью к Вадику. Его  называли  «наш семейный русский доктор». Вообще-то Вадим не был семейным врачом, он даже русским не был. Вадик был патологоанатомом из Донецка.

Что занесло его в далекую Камбоджу? Было ли это бегство от многочисленных жен и детей или издержки любимой профессии? Неведомо. В плетеных шкафах азиатских экспатов хранится множество  скелетов. И, благодаря Будде и Королю, интересоваться чужими тайнами здесь не принято. 

Около года назад, сидя в русском ресторане Пномпеня ,  Вовчик обратил внимание на беседующих в углу зала мужчину и женщину. Лицо мужчины показалось Вовчику знакомым. Сидящая напротив него блондинка что-то тихо рассказывала, а жилистый  худощавый парень увлеченно слушал и, потирая ладони, раскатисто приговаривал,

- Так-так-так, уважаемый ррэдакторрр! Мамма не горрюй, уважаемый рррэдакторр!



Вовчик  доел  гречку с котлетой, заказал фреш, и, облокотившись о спинку шаткого кресла, принялся ждать, пока мужчина закончит разговор. В сумерках безоконной кампучийской харчевни только запах гречневой крупы да развешанные на стенах снежные пейзажи говорили о том, что это - ресторан русской кухни. Через месяц-другой  арендатор заведения сменится и в кхмерской лачуге оживленного БиБиКей откроется ресторанчик испанской, итальянской или греческой кухни. Новый хозяин поменяет вывеску, повесит на стенах заведения привезенные  с родины постеры.  Интерьер же останется прежним:  барная стойка, ротанговая мебель, сумрачный убогий клозет.



Вовчик ждал и думал о том, что каждый попавший на чужбину русский, рано или поздно начинает искать там гречку. А там, где русский ищет гречку, немедленно появляется русский ресторан. Пномпень в этом плане не исключение. Ностальгия и привычка порождают спрос, а спрос предложение. В любой точке мире, всегда найдется безумец, поверивший в то, что сто-двести ностальгирующих  привычной едой особей способны принести ему прибыль. Довольно быстро бывшие  кировоградские  или гомельские колбасники - коптильщики убеждаются в том, что ностальгия не есть повод для успешного бизнеса. Новоявленные азиатские рестораторы  разоряются и уезжают курить траву на побережье, а их место занимают вновь прибывшие в Камбоджу оптимисты. Хозяева и запахи кухонь меняются, да. А интерьеры остаются прежними. Убранство кампучийских харчевен незыблемо!  Оно вечно и однообразно, как кампучийское лето.



Вовчик допил ананасовый фреш, проводил взглядом покидающую ресторан белокурую женщину, и подошел к затаившемуся в глубине зала столику.

- Привет, Редактор!- Протянул он руку русскому доктору.

Через пару секунд они уже крепко обнимались, стучали друг друга по спине,  и радовались неожиданной встрече.



Они были знакомы давно. Еще в  90-е годы, донецкие пацаны  часто обращались за помощью к веселому, молодому доктору. С разговорчивым, веселым Вадиком было  здорово выпивать и закусывать, но при этом несомненном плюсе, он был еще и отличным хирургом и не трепал языком,  где ни попадя. Вовчик и сам пару раз пользовался услугами Вадима. И знал, что на этого человека можно положиться.



Год спустя после их первой встречи Вовчик вез Руслана к Вадиму и знал точно:  Вадим не сдаст их полиции, а уж удивить  этого человека огнестрелом,  было сложно.



Небольшой частный кабинет русского доктора располагался в небольшом доме французской постройки, в этом же здании он и проживал. Вадим жил один, без семьи. Заниматься практикой и управляться по дому ему помогала,  не теряющая надежду выйти замуж за белого доктора, медсестра-кхмерка



Вадик встретил их  возле ворот дома. Вовчик загнал  автомобиль во двор и, вдвоем с врачом, они перетащили Руслана в кабинет. Медсестры не было, да им и не нужны были лишние свидетели. У Руслана было прострелено плечо, но эта пуля прошла навылет. Вторая же  попала в живот. Были задеты  мягкие ткани и кишечник, раненый терял много крови и Вадик начал оперировать немедленно. Помогал ему Вовчик.  От  плачущей в приемной Лены не было никакой пользы. Оперировал Вадим долго, но пулю извлек, и кровотечение остановил.

- Мамма даррагая, ррэдактор! – Закурил сигарету Вадик. – Но, ты, друг, не бзди! Организм, молодой, сильный! Выживет! - Заучено произнес хирург, и Вовчику показалось, что он смотрит какой-то больничный сериал.



Руслан был без сознания. Вовчик  выгреб из его карманов  казиношный выигрыш. Половину денег отдал доктору, а вторую часть засунул в сумку уснувшей  рядом с Русланом Лены..

- Я уеду. К ночи вернусь. Не вздумай звонить в полицию!-  Предупредил, он Вадика и, уходя из операционной, прихватил с собой белую, больничную простыню.

Вовчик подошел к машине, осторожно отстегнул ремень безопасности, накрыл простыней  и отнес в багажник тело Нийи. Он старался не смотреть на ее лицо, а маленькое тело уютно разместилось в нише багажника, и  можно было подумать, что девушка просто спит.



Было около десяти утра, пылало дикое апрельское солнце. Нужно было хоронить девушку  как можно быстрее. Родителей у Нийи не было. Она жила с пережившей  расстрел мужа, смерть детей, и почти потерявшей  рассудок бабушкой. Сообщать старой  женщине  о смерти Нийи Вовчик не решился.

Он выехал из города, залил полный бак бензина и поехал по третьей федеральной трассе.



Они ехали  в Кеп. Маленький городок на берегу Сиама. Это был самый красивый город, который Вовчик, когда-либо видел. Гористые холмы, утопающие в цветах и  зелени дома,  захватывающий дух вид на океан. Он вез свою любовь в город своей мечты. Никому, даже Руслану, он никогда не говорил о том,  насколько сильно ему нравится этот крошечный, построенный французами город. Не рассказывал, о восторге, который он испытывал, несясь по широкой раздольной набережной! Не говорил о своей любви к полуразрушенным, расположенным вдоль побережья виллам, не ведал о приверженности  к палевым закатам побережья, и к ненавязчивому достоинству тамошних  кхмеров. Он никому об этом не говорил,  этот город был его тайной. Вовчик  мечтал, что когда-нибудь  он будет жить в этом городе. Когда-нибудь  эта красота будет окружать его каждую минуту и,  когда-нибудь он нарисует здесь много-много Нийиных портретов.



И сегодня он вез Нийю в Кеп. В машине беспрестанно работал приемник. Громкая кхмерская речь заглушала работу его мозга. Вовчик не хотел, не мог думать о смерти. Он сконцентрировал все свое внимание на вождении. Косвенным взглядом он замечал работающих в поле крестьян,  идущих в школу детей, торгующих лаймом женщин. Он видел развешанную  на плетнях, полыхающую яркими  красками одежду кампучийцев. И, старался не думать, не жалеть и не плакать. Вдруг, непроизвольно, в голове его пронеслось:

- А ведь Нийя  никогда не была в Кепе! НИКОГДА! – Подумал Вовчик.

И тогда он  ослеп. Слезы застлали весь этот непередаваемо яркий  мир. Вовчик ударил по тормозам, упал головой на руль и ревел, рыдал, стонал. Он  прятал лицо в ладонях. Размазывал, растирал по щекам горячие непривычные слезы . НИКОГДА!



Вы можете сказать, что сильные  мужчины не плачут. Но, никой силы не хватит в борьбе со словом Никогда!  Только услышав внутри себя это слово, Вовчик осознал всю безысходность случившегося. Маленькая кампучийка, подарившая ему столько счастья, никогда не увидит Кеп.



Через час Вовчик поехал дальше. В душе было пусто. Но слезы принесли ему какой-то странный безликий покой. Он ехал осторожно и не спеша и думал только о том, где он похоронит маленькое хрупкое тело.



Приехав в Кеп, Вовчик поднялся  до расположенной в самой высокой точке города пагоды. За храмом свернул налево и потихоньку добрался до старой разрушенной французской виллы. Хозяева покинули виллу, когда Пол Пот пришел к власти,  затем земля перешла в собственность города и вот уже больше двадцати лет строение разрушали жара, ветер и дождь. Запущенный двор зарос цветущими кустарниками, но забетонированный заезд в гараж сохранился. Соседей рядом с домом не было,  Вовчик спрятал машину в полуподвальном бункере, нашел под сиденьем  недопитую вчера бутылку виски, глотнул из горла и уснул.



Сумерки в Кепе наступают рано. В шесть часов вечера солнце садится и сразу приходит ночь. Вовчик выбрался из машины. Тело его затекло, небритое лицо осунулось.Вокруг воспаленных  глаз, проступили резкие, четкие морщины. Он ссутулился и стал как-будто, ниже ростом. Парень обошел участок возле дома, выбрал место под манговым деревом. Дерево росло в дальнем углу сада, и оттуда открывался великолепный вид на океан. Солнце еще не полностью село, и он видел бескрайнюю гладь Сиама, всплывающие из моря острова и спускающиеся к набережной террасы домов.

Вовчик извлек из машины, купленную на деревенском рынке лопату и выкопал в  красном  сухом суглинке Кепа небольшую, не очень глубокую яму.

Он вынулиз багажника тело Нийи из багажника и отнес  к дереву. Вовчик расстелил на выжженной земле белую простыню, уложил поверх нее тело девушки и принялся пеленать его, как когда-то пеленал тельце своей новорожденной дочери.

Он обвил концами простыни  руки девушки, затем завернул нижнюю часть и,  туго обнял лоскутами ноги. 

Вовчик никогда не хоронил близких, он не знал никаких традиций и обрядов, а уж тем более буддистских.  У него не было возможности кремировать или сжечь тело девушки. И  он просто снял с себя  нательный крест, надел его на шею девушки, и прочитал единственную, которую знал молитву.

- Отче наш. Иже еси на небеси, да святится имя твое, да пребудет царствие твое. Да будет воля твоя, - шептал Вовчик.

Он пристально смотрел на лицо любимой и вдруг заметил, что рисунок ее четко очерченных губ смягчился, медового оттенка кожа посветлела, а уголки  миндалевидных глаз приподнялись. И вдруг ему показалось, что черты лица  умершей кхмерки  стали удивительно похожи на иконописные лики безвременно ушедших прекрасных славянских баб.



Вовчик  уложил тело в могилу. Быстро засыпал землей вырытый им ров, тщательно утрамбовал ногами возникший холм красного грунта. Он сравнял с землей место захоронения, перекрестился и поехал в Пномпень.