Произошло всё случайно. Сидоровы вешали люстру, а потолки у них в дому высокие… Сидоров, который муж, люстру не удержал. К счастью, дорогой светильник уцелел – снизу страховала жена.
– Заходите. – врач впустил Сидорова в палату интенсивной терапии. Судя по облезлым каталкам, с которых доносились хрипы, и битому кафелю стен, тут реально доходили, а не поправлялись.
– Операция прошла успешно, – сказал врач, – Но память, того, – увы и ах, короче…
– Увы, что?
– Частично утрачена. Вместе с памятью, ушли кой-какие навыки. Да не пугайтесь, – развязно бросил он, – это норма при травмах головы. Что-то восстановится, чему-то придется учить заново – как в школе, ха-ха.
– Чему учить? – упавшим голосом спросил Сидоров.
– По - всякому. Кого буквам, кого помалкивать, а кого и соитию…
– Чему?
– Сексу.
– А-а…– равнодушно протянул Сидоров, потому - что наскучившую классику, за секс он не держал. Вздохнул: – Лишь бы она срать не разучилась.

– Читай что написано. – указал Сидоров себе на грудь, а сам лениво потягивал в кресле коньяк. Маша в повязке «чепец» сидела напротив и тоже потягивала что-то от черепного давления и тромбов.
– Се…– начала Маша, и вопросительно взглянула на мужа.
– Се… – милостиво кивнул тот. – Заебись. Дальше.
– Кс. Ин - струк - тор.
– Верно. Секс инструктор. – поднял он палец. – Смекаешь? А вот ксива ДОСААФ и штамп. – раскрыл ей перед носом корочки.
Футболку «Секс инструктор» и удостоверение, Сидоров купил в переходе за сто писят рэ, чтоб подопытная не вздумала усомниться в его квалификации. А Маша и не думала.
После, как Сидров положил ей на голову бронзовую люстру на пять рожков, в вычурном стиле плафонов а-ля «Комсомольская» кольцевая, она к удивлению не разучилась срать, кой - как стряпать, и даже читать по складам. Но, принципиально позабыла, что такое секс.

Впрочем, и до проломленной головы, Маша в постели была как та люстра. Фактурная, красивая, а хули с этой холодной красотой делать? – чугун Магнитки, свая блядь. Плюс ложное пуританство.
В общем, простаивали добротные Манины мощностЯ, а амортизация начислялась с половых потребностей Сидорова. Так и зарабатываются нервные болезни.
А теперь, у него появился шанс – обучить Машку с чистого листа, покопаться в настройках манды, и заставить наконец мохнатую балалайку бренчать на полную. «Как в школе…» – вспомнил он весёлого коновала.

– Записывай. – приказал Сидоров. Маша раскрыла тетрадку и приготовилась конспектировать. Лекция оказалась короткой, а лектор на эмоциях.
– Главная функция секса, утверждает наука, – продолжение рода человеческого. – сказал Сидоров и взорвался. – Вопиющая поебень! Хуйня! Вопиющая, не пиши – рано, – не поймешь. Главная функция секса, – удовлетворение всего. Долбоёбы же, которые нас окружают, размножаются почкованием, авторитетно тебе заявляю.
И заруби на носу – твои отверстия, служат естественными местами отправления моих наклонностей. Кстати, помнишь как у нас «это» было?
Маша виновато покачала перебинтованной головой: – Не помню…
– Совсем?
– Совсем, Вася…
– Тем лучше. В смысле – ничего страшного. – успокоил Сидоров, и глаз его хищно блеснул. – Уж я напомню.
Он потер руки: – Ну-с, начнем с самых низов, то есть азов! С анала. Тащи растительное масло. Веселей, первый класс вторая четверть. – прикрикнул Сидоров и озорно огрел жену по жопе. – И форму не забудь!
И замурлыкал: – Учат в школе, учат в школе, учат в школе…

– А-а…– воскликнула Маша, едва Сидоров посунулся в чуткий как сигнализация анус. Тут надо ювелирно, чтобы не огрести. Недавно, при очередной попытке войти с чёрного хода, он принял пиздюлей и откачал море оскорблённых слёз – в общем, о рабочей жопе под рукой, приходилось только грезить…
– А-а…
– Больно? – спросил Сидоров едва дыша, и фактически на подрыве – рука у Машки тяжелая.
В ответ, та в белом переднике на голое тело и гольфах, лишь мычала: – Вы…вы….

– Вынуть? Так и скажи! – разозлился Сидоров, и уже потянул хуй из греха подальше.
– Вы… Выеби! – вдруг подыскала слово Маша, чем привела мужа в замешательство, сменившееся радостью.
– Ну вот, а то бля развод, развод. – он живо просунул хуй в затрещавший анус. Машка взвыла и обдала его горячим метаном.
«Попутный газ…» – отметил в прошлом геолог Сидоров, и принялся на совесть разрабатывать многообещающее месторождение. Хозяйка «медной горы», помогала что есть сил – дельно подмахивала, чем способствовала освоению залежей…
Надо же, отмечал про себя Сидоров, – всё на лету схватывает. Удачно я её люстрой по рогам.
Душевно спустив в штрек, Сидоров отвалился как наебавшийся садовый клоп от клопчихи, растянулся на диване и картинно закурил: – Ну, понравилось? То-то. Щас перекурю и закрепим. Повторенье, мать ученья. – назидательно сказал он.

Засыпал Сидоров счастливый.
– Вась, а Вась… – Маша тихонько тормошила мужа. – Вась…
– А, что? Какого хуя! Третий час ночи. – тёр лампочки Сидоров. – Чего тебе?
– Это…Как его…Повторить бы надо…
– Чего повторить?
– Чего-чего…этот…анал... – даже в темноте, Сидоров разглядел, как лицо жены в раме бинтов залилось краской. – Закрепить бы…Забуду ведь…
Сидоров с досадой зевнул, и ощупал уработавшегося с вечера херра Стаханоффа – холодненький. Без грамотного разгона в сраку не протиснуть. Сидоров взглянул на барометр – и давление как назло упало. Нет, без разгона никак.
– Ладно, бестолочь, – смилостивился Сидоров. – Учишь тебя, учишь…Ступай зубы почисть, а то чесноку нажралась на ночь. Я на это брезгливый.
Маша радостно вскинулась: – Я мигом, Вась.

– Дыхни. Да куда ты лезешь с поцелуями? – Сидоров отстранил неверно истолковавшую требование жену.
– Слушай, повторять не буду. Это называется отсос, взять за щеку, навалить в хайло, ввалидолить под язык, закусить вафлю, а по-научному – минет. Куда ты? Стой, дурёха, после законспектируешь. – удержал он старательную жену.
– А теперь, раскрой варежку, бери в рот, и соси - смакуй. Представать, что это батон любимой «Ливерной». Ладно, не батон – грамм двести на глаз… И не вздумай кусаться, курва – дам по черепу, последние гнилушки растеряешь. – пригрозил Сидоров.
С этим, он лег, и, не снимая трусов, нехотя выпростал болт из штанины – пусть мол сама канителится, коли дуре не спится, сказал: – Давай со второй, без рывков. Разгоняй, а я телеграфирую, когда жопу подставить. – и прикрыл глаза.

Через считанные секунды, он разорвал на себе трусы как оковы, отбросил тряпки, и так влюблено схватил Машу за марлевые уши, словно захотел холодца – так грамотно баба сосала!
– Вун…вун…– задыхался Сидоров, – деркинд! И закатывал шары, когда залупа проваливалась в горячую Машкину глотку, а её язык рождал дрожь в простате, а её зубы исполняли по всему хую рондо из сонаты № 11 Моцарта.
Сидорова укачало на волнах счастья, так что проебал точку не возврата и навалил отличнице в пищевод. Пришлось брать тайм-аут, потом опять разгоняться, – но тут уже был начеку и вовремя перевел стрелку куда надо…
Уже с рассветом, засыпая, Сидоров бормотал: – Утром… Х-р-р… Дневник на стол… Благодарность родителям напишу-у-х-р-р-р… – и вырубился, чтобы просмотреть навеянную короткометражку «Учитель года Сидоров».

Проснулся Сидоров от искусного отсоса. С утра, в свежую голову, Маша повторяла упражнение «минет». Потом закрепляли «анал».
Маша оказалась на удивление прилежной ученицей, а Сидоров кажется неплохим учителем. Махом пройдя верхами скучную каноническую еблю, перешли к вещам интеллектуальным и глубоким: фистинг, игрушки, доминирование Сидорова...
Маше осталось лишь довериться педогаду и безропотно выполнять все задания. Контуженная и доверчивая, она словно и не находила в том что на неё мочаться, фистят и охаживают плеткой ничего необычного. Она искренне верила, что так было всегда… А Сидоров, паук ебучий, всё распалялся.
Минуло два месяца…Маша осунулась, под красивыми глазами обозначились круги. Устала.

– Знаешь ли ты, что скрывается за буквами жэ эм жэ? – однажды холодно спросил Сидоров.
– Туалет?
– Как пошло... – раздраженно фыркнул Сидоров, и на следующий день привел в дом блядь.

Уже вторую неделю Сидоров не понимал, что с ним происходит. Жёсткий секс, связывание жены, доминирование, ролевые игры, перестали тревожить его нервы – он оставался холоден и рассудочен – короче, – нарисовались траблы со стояком. Но остановиться Сидоров уже не мог.
Постоянно требовалось чем-то оглушать чувства и плоть. Вместе с холодностью, он отмечал, как в душе росло презрение к Маше. Негодяй наблюдал, как развращает безответную женщину и всё более презирал, что та покорно следует низким путем, начертанным им же.
С кем я жил, спрашивал себя Сидоров. Как же легко человека кидает из говна в дерьмо.
Формат ЖМЖ, доставил Сидорову совершенно садистское удовольствие. Накрепко привязанная к койке Маша, с ужасом наблюдала нечто отвратительное, – прямо на её глазах, муж любил постороннюю женщину. И как? Самым пошлым и безыскусным способом – сверху.
Целовал в губы, щекотал пятки, и не кидался штурмовать продажный анус. Они смеялись, пили шампанское и трахались как заводные подростки, – и кажется, Сидоров был счастлив. От таких картин, Маша потеряла сознание. С потрясением, вернулась и память…
Через два дня, Сидоров попал под люстру…

– Операция прошла успешно. – сказал врач. – Мозговая деятельность в полном порядке. Но двигаться, того, – увы и ах, короче…
– Увы, что?
– Не сможет. Но вы не волнуйтесь, это норм…
– Я и не волнуюсь. – отрезала Сидорова. – Когда могу его забрать?

Ненастным утром, заботливо укрывая Сидорова на каталке пледом, Маша загадочно спросила: – Ты знаешь, что означают буквы эм эм эм?
– Мавроди вроде?
– Хуй там. – она любовно погладила инвалида по щеке. – Это мужчина на каталке, и еще двое мужчин. И никаких женщин…
У Сидорова с писком сжалось очко. Кажется, он вступал в новую, увлекательную полосу жизни, полную отчаянья, и … отчаянья…