Человек я очень непрактичный. Из тех даунов, что только на пятидесятой бабе понимали, что секс − это вам не в пизду нассать. Да-да, а сорок девять пилоток ушли с обоссанными гениталиями и обидой на все мужское население, пополняя ряды фанаток Арбениной и всякого прочего женского ахтунга. Пизжу, конечно, не сорок девять. Взаправду между одной и тремя пилотками где-то. Да и было всё это ещё в детсадиковские времена. Играешь в дочки-матери, предлагаешь девочке ребенка завести, достаёшь писюн и ссышь ей на колготки, пока воспитатель не даст долбоёбу подзатыльник.

    В плане практичности мне очень помогла найденная в студенческую пору работа в строительном магазине. Коллеги просто-напросто перешили мне руки с одной жопы, к другой жопе, в виде головы. Поясню: сигналы в руки стали поступать напрямую из головы, минуя дилерство задницы, что не всегда было хорошо. Задница могла прогнозировать и предотвращать приключения, которые теоретически могли на нас свалиться. У головы такая функция отсутствовала напрочь. 

    Короче, приняли меня, несмышленого, на работу, надели комбинезон и отправили, как кусок говна, в свободное плавание по отделу погонажных изделий. Там продавались деревяшки всякие, профиля и рулоны разнообразной непонятной хуеты. Я минут пять поныкался от покупателей по углам и уж было расслабился, но тут меня настиг начальник отдела.

- Гагачъ, ебте! Иди нах линолеума вон того четыре метра отчекрыжь клиенту. Не сцы, студент, это проще пареной репы!

    Я цопнул рулетку, рысцой подбежал к рулону, поскакал вокруг. Думаю: «Как же тебя мерить-то? Ага! Для начала надо положить на пол».

    Ну, класть-то я умею. Взял, недолго думая, толкнул рулон. Он так медленно, величественно стал падать и хуяк на максимальной скорости, к полу то есть, берёт и давит нахуй чью-то пиздец неосторожную пудельку. Последняя только пёрнуть успела, выстрелив жопой, как из детского помпового ружья, сухонькой какашкой, которая, попрыгав по полу, закатилась за стеллаж. 

    Хозяйка дохлой псины стоит такая манерная, попкой в нашу сторону смотрит, и, типа, до пизды ей все громкие звуки. Дёрг, дёрг поводок. Ощутив непривычно большое сопротивление пуделька, она медленно оборачивается, ведя взглядом вдоль поводка. Зырит, ресницами хлопает и понять не может. Был белый карликовый пуделёк, не установленного мною пола, а теперь на поводке, в буквальном смысле, этот пол и лежит в виде рулона линолеума, к тому же нихуя не белый. Я стою, улыбаюсь ей, глазки строю. А она как бы догадывается, что не с линолиумом на поводке в магазин пришла, и мелкими шажками рулон с другой стороны обходит, чтобы проверить эту гипотезу. Видит торчащие из под рулона вытянутые в сторону ускакавшей какашки аккуратненькие такие пуделячьи лапки и почему-то сильно расстраивается. 

    Другими словами − горе накрыло её с головой! Тёлочка, прекрасная даже с заплаканным личиком, начинает причитать над своим пёсиком. А я всё стою, взглядом стараюсь словить ракурс ей под юбку и думаю: «Выходи за меня замуж. Я нормальный кент, при работе если что. И в пизду ссать не стану, знаем теорию, не то что некоторые!» О чём ещё мог думать восемнадцатилетний даун?

- Пупусечка моя, собачушечка-а-а-а! − плавно льются причитания из её сексуального ротика.

    Тут на рёв прибегает начальник отдела:

- Что за хуйня? − деловой такой.

- Да вон, − говорю, − тёлка не даёт линолеум мерить. Животную ей жаль. 

- Э-э-э-э! К нам с собаками нельзя! Даже с дохлыми! И с Джорджами Бушами тоже! На дверях же написано. 

    Мы откатили рулон, красавица соскребла остатки своего Бобика с пола и, что-то пафосно угрожая, удалилась. Начальник убежал по своим делам. Мне же надо было выполнять свою миссию дальше. Я толкнул линолеум ногой, и он раскатился по полу. Я нагнулся, приложил крючок рулетки к началу рулона, широко раздвинул руки. Смотрю − где-то метр сорок пять. Нихуя не четыре, значит. Надо угол сокращать с полом. Геометрия, бля.
 
    Я лёг пузом на линолеум, раздвинул руки поширше и краешком глаза постарался снять показания с измерительного прибора. Метр пятьдесят три вроде. Слышу чей-то неуместный хрюк. Оборачиваюсь, смотрю − клиент стоит весь такой покрасневший и оплаченным чеком свой смеющийся паскудный рот прикрывает. Стало быть, я ему линолеум мерю. «Хуй с тобой, − думаю. - Смейся, тварь!» А он ржёт. Видимо, с момента последнего пуделиного аккорда стоит. 

    Мысля моя долбоебическая растеклась по древу дальше. Я прижал крючок рулетки ногой, проявляя чудеса эквилибристики, а сам разлёгся на линолеуме в полный рост и вытянул руку с рулеткой. Зрелище, конечно, ещё то! Смотрю... Блядь! Два метра двадцать пять сантиметров. Клиент, пидор, уже икает и пускает сопли на чек. Вот хуй я ему по испорченному чеку товар выдам. А линолеум мерять-то надо!
 
    Я с помутнённым невыполнимым заданием рассудком, стремясь во что бы то ни стало не запороть первое партийное поручение, пополз по линолеуму, аки диверсант под колючей проволокой, прижимая полотно рулетки своим весом к материалу и толкая рулон перед собой. Доползаю до трёх пятидесяти и бац, рулон упирается в стену. Обломингос амигос, адьёс! Я лежу, думаю, что же делать дальше, и тут рулетка с громким шипением сматывается обратно. Это я бёдра приподнял и хуй через комбез почесал, чтобы лучше думалось, освободив от своего веса полотно рулетки. Про волшебный фиксатор я тогда был не в курсе. Сука, покупатель уже, судя по всему, рожал дикобраза против шерсти жопой, сползая по стенке как сопля! А мне-то обидно. Первые полчаса работы и такая хуерга. Хоть раздавленных собачек на комбезе жёлтой краской начинай рисовать, как звёзды на самолёте. И отпизженных клиентов...

    Я встал, нахмурил брови и грозно двинулся к покупателю.
 
- Предъявите чек на линолеум, сэр! − говорю я голосом камердинера Дживса из сериала "Дживс и Вустер". Почему сэр? Хуй его знает... От стресса я пиздец какой вежливый становлюсь, особенно перед тем, как хорошенько втащить.

    Тут подлетает вездесущий начальник отдела. 

- Чё за хуйня опять?

    Я ему рассказал свою грустную, как половое бессилие, историю.    Покупатель во время моего повествования, сидя на полу, бился затылком о стену и стонал. По щекам были размазаны слёзы, сопли и размягший от жидкости чек.
 
- Ты, Гагачъ, что, дебил!? Линолеум, мать его, меченый по полметра! − орёт начальник.

-А-а-а-а-а-а! − стонет клиент.  - Скорую!!!

    Бугор заматерился, быстро отчикал четыре метра и протягивает обрезок клиенту. 

- Пожалуйста, чека не надо!

- Не то-о-о-о-от! − взахлёб давится конским ржачем клиент и сучит по полу ногами, чтобы заглушить звуки своей смеющейся задницы. 

- Что?!

- Лино-о-о-о-олеум не то-о-о-о-от! Я другой оплачивал! Ха-ха-ха-ха!

    Занавес...

    Я, оказывается, рулоном ошибся. Меня за эту историю не уволили почему-то. Оставили. Видимо, скучно им было в этом магазине. А со мной всякая хуйня приключалась. Точно не соскучишься!


    P.S. Красавица все-таки пришла на следующий день в магазин с каким-то дрыщом и активно тыкала пальцем в мою сторону. Дрыщь вылупился на меня как джунгарский хомячок и почему-то вежливо поздоровался. Затем быстро сделал вид, что выбирает линолеум. 

- Что, от этого животного тоже надо избавиться? − учтиво спрашиваю я её. 

    Красотка фыркнула, развернулась и съебалася в туман, всем своим видом крича: «Свободная касса!»
 
    Мораль сей басни такова: Хочешь ебстись? Умей драться и не убивай собачек. Ну и не ссы во время коитуса... У меня всё!