Вторая работа в Сиэтле, предложенная заботливым, как родной отец Леонидом Лала называлась «мувинг». Красивое голливудское название, но, увы, к кинематографу мувинг имеет самое отдаленное отношение.
«Муверы» - это грузчики которые перевозят мебель, когда вы переезжаете в новый дом или апартамент. Сиэтл вибрирует от безудержного экономического роста. Жилье здесь почти так же дорого как в Лос Анджелесе, но народец сиэтлиты бойкий и поэтому постоянно проходят через линейный апгрейд. Если ты переезжаешь с рента за штуку восемьсот в месяц в квартиру за три, ты можешь позволить себе жалкие пару сотен на шустрых чумазых грузчиков. Я тоже стал грузчиком – шустрый и чумазый.
Парковка грузовиков находилась на обратной стороне Луны. Чтобы не попасть в пробковую прорву, когда с авто паромом прибывают жертвы работающих в даунтауне создателей материальных благ, пришлось выехать в полшестого утра. Сиэтл вытянут на сто семьдесят миль, добротно прошит мостами, бухтами и паромами. Машины у меня нет, как и водительских прав и мне с этой работенкой очень повезло – еще и отвезут-привезут. А главное платят каждый день и налом. Мечта любого вольного художника-эксгибициониста.
Реальные муверы приехали на музейной местами подплющенной Сьенне, Женя и Макс. Флибустьеры нью эйдж. Родившиеся после смерти мамонтов и Советского Союза. Из святого только деньги и «мой дед победил на войне фашистов».
«Эй, эй, с другой стороны заходи, давай, с этой стороны дверь заклинило!» - водитель с бровями молодого политрука с Малой Земли замахал на меня руками. Молодой политрук - программист из Chișinău. Приехал по краткосрочной рабочей визе с липовым приглашением от Майкрософт. Судя по тому что мы ехали тягать чужие диваны, Майкрософт больше не испытывал нужды в молдавских программистах.
Женя до сих пор не вступил в близкий контакт с американской дорожной полицией, и это было основной причины его верности классическим кишинёвским принципам управления автотранспортом. Молодой политрук так притопил в полик, что казалась не осталось ни одного кубика в трехлитровом двигателе, который не отдал бы себя до конца в этом спортивном рывке. Жене был нужен мустанг, а не старинная семейная миниванна. Тут японские машины любят, но стесняясь в этом признаться, презрительно называют их «райс рокет» - рисовая торпеда.
Резину рисовой торпеды рвануло дымным визгливым прокрутом. Законы физики резко вдавили меня сидение тертой кожи. Сверху грузно покачал некрашеными крыльями проходящий испытания новенький Боинг краснознаменного сиэтловского комбината. Поехали.
Женин напарник Макс улыбнулся широченной улыбкой среднерусских равнин и с доброй надеждой спросил:
- Ты не с России?
- Скорее из СССР
Макс сразу потерял ко мне всякий интерес и постепенно задремал. Как выяснилось позже, он был дипломированным филологом из Воронежа. Я возрадовался радостью великою – ибо почти все филологи понимают мои странные шутки. Ибо у большинства филологов развит вкус к нестандартным словам. А слова и юмор это воздух для книжных червей и служебных ангелов. Но Макс был так называемым филологом доктора Левартава. Из тех кто поступает исключительно ради английского и последующего выезда на ПэМэЖэ. Экономический мигрант. Раньше были эмигранты, а теперь «е-мигранты», жертвы кровавых путинских олимпиад, гонок формула один и Единого Государственного Экзамена.
Так что если судить по корочкам самым неквалифицированным в нашей бригаде грузчиков был я. Мало того, что в отличие от ребятушек у меня не было диплома о вышнем образовании, я еще и дизайном не вышел для мувинга - весьма конкурентной отрасли американского народного хозяйства.
***
На парковке грузовиков нас встретил хмурый человек по имени Никита. Единственным Никитой, которого я знал до этой встречи, был злобный санитар из психушки, который насмерть забил доктора Андрея Ефимовича Рагина в чеховской палате номер шесть. Никита не был санитаром из психушки, а был совладельцем бизнеса и , по-совместительству дворником. На момент нашего прибытия Никита играл в таджика мрачно подметая парковку. Он глянул на мой камуфляж 167 горно-стрелкового полка который я гордо ношу со времен победы северного альянса над Талибаном, и спросил плохо скрывая неприязнь:
-Ты чо в американской армии служил?
- Так точно, сэр
- Ну – у нас тут не армия. Найди себе другую спецовку.
Мы пересели в тертый 24 футовый грузовик, и мои надежды, что габариты и длина коммерческого транспортного средства хоть самую малость приструнят молдавского шумахера, тут же разлетелись в прах. Женина агрессивная ковбойская манера езды совершенно не изменилась не смотря на то что транспорт наш удлинился и потяжелел раз в пятнадцать. Я радостно представил как грузовой транспортник срывается с одной из витиеватых бетонных эстакад большого Сиэтла, и мы летим вниз, горя и взрываясь в воздухе.
Макс почти не реагировал на откровенно адреналиновую манеру Жениного драйва, видимо давно принял это в смирении сердца, как и подобает воронежскому православному мученику.
Макс скопировал адрес с непутевого листа санитара Никиты. На непутевом листе была готическая шапка, более подходящая для диплома Кембриджского университета или устава НСДАП – «Сводный Альянс Грузчиков Округа Кинг». Филологический гастарбайтер привычно вдавил адрес в джи пи эс своего айфона. По нежной манере с которой Макс держал в руке новенький айфон, чуствовалось, что он произвел не один боевой матрасно-диванный вылет чтобы, наконец, возобладать этим культовым прибором коммуникации.
Мебельный квест запустился и начал набор оборотов.
- Работа чрезвычайно творческая, понимаешь?
Макс закурил сигарету, которые в Сиэтле стоят гораздо дороже чем марихуана и начал детальный инструктаж.
- Зарплата, она сама по себе, но главное тут – чаевые. Иной раз можно рвануть больше чем все Никитины подачки. Поэтому смотришь – клиент позитивный, так и давишь на позитивчике, улыбаешься, шутишь. Изящненько. Стараешься ничего при клиенте не ронять и не царапать, идёт? Где зацепишь, дай знать – у меня маркер есть – замажем будет лучше нового. Оттарабаним без сучка, быстренько, четко – рванем чуствительные чаевые. «Не надо быстренько» - Женя отвлекся от штурвала: «Типсы – типсами, а часы часами». Женя был старшим эскадрильи и часто отстаивал интересы мрачного санитара Никиты.
- По любасу – согласился Макс – так и так меньше трех часов никогда не бывает. Поспешай не торопясь. Наш девиз – вежливость. Позитивчик, предупредительность. Ненавязчивый сервис. У тебя как с английским? Хорошо? Тогда звони клиенту, скажи, будем через минут двадцать.
- Дай-ка докурю?
-Возьми целую. Женя, ну куда ты попер? Я же сказал два раза - нам на 137 миле сходить, а ты куда полетел, голуба? Нам бы в Редмонд, в Редмонд, а не в чертов Киркланд!
- Тут магазинчик путевый е - «Стэш». Драп чумовой всего по пятнашке за грэм. А то мне не хватит до вечера.
Грузно заехав на бордюр и слегка зацепив красивую английскую лужайку, Женя посадил нашу Ласточку прямо под вывеской: «Стэш. Чумовой драп для мягкой рекреации».
Мы наскоро оцепили чумового драпа, к легальности и вездесущности которого я еще до сих пор не привык. Пока Женя дул в свой сингл хиттер и плавно ложился на рабочий курс, я позвонил клиенту и вежливо сообщил, что лучший экипаж городского альянса грузчиков и охотников за приведениями уже почти прибыл.
- Ну и как клиент? Сделаем ставки?
Макс глянул на меня охотником вторые сутки подстерегающим фазана в андижанских тугаях.
- Да не. Эмигрант какой-то. Турок, серб или еще чёрт какой. Еле по-английски языком ворочает. Навернулись, кажись, наши чаевые.
- Ну не будем пока скрести лысиной по паркету. Неужели так плохо говорит?
- Намного хуже чем ты...
По тому как Макс густо покраснел, я понял что сморозил бестактность за которую Дейл Карнеги напрочь оторвал бы мне яйца, и вжался в сидение транспортно-гоночного средства.
Железобетонный трафик даунтауна и чумовый драп для мягкой рекреации взяли над Женей верх. Ласточка теперь шла крайне аккуратно и в пределах установленного лимита швыдкости.
Улицу, где требовалось свернуть мы все же проехали, и Женя выдал красивую фразу на румынском: «футу ци айфона мати». Не зря румынский произошел от латыни – голосом Жени к нам воззвал бессмертный Гораций.
Наконец мы втиснулись в узкую боковую улочку с односторонним движением. Справа был блок недешевых квартир, а слева здание впечатляющее неоном: «Сайентологическая церковь штата Вашингтон».
Клиент оказался болгарином с редкой фамилией – Иванов.
***
Свежая американская поросль из пригородных районов это цвет американской нации. Молодняк здесь сообразительный, часто к этому добавляется хорошее образование. Получаются крайне приятные в общении современные добротные модели человеков. Общаясь с ними вдруг понимаешь, что уже не молод и не особо умён.
Образование в Америке недешево поэтому грамотная молодь автоматически происходит из богатых районов. Социальное неравенство в США четко подразделено географией урбана.
Дейвид Кларк, сын военного-морского офицера и корейской бизнес-вумэн живет с родителями в элитном районе. На слэнге таких зовут «бейсмент двеллер». У него в комнате кимоно таэ-квон-диста, скейт борд и прикрученный цепью к столу айМак предпоследней модели. Собачья цепь позволяет Дейву сохранять айМак рекордно долгое время. У конченных джанки типа нас всегда самые дешевые телефоны и ноуты – продано всё, что можно поставить на движ.
Шансы, что Дейв сошелся бы с таким трешем как я – эмигрантом в первом поколении, который рысачит без водительских прав и безропотно моет по ночам пол равны шансов столкновения Земли с Плутоном.
Нас снюхал вместе синтетический хероин. Как говорится:
И дрожит под росою душистых полей
Бледный ландыш склоненным бокалом,-
Это май-баловник, это мак-чародей
Припорошил на герой ебала
Дейв пытается одолеть чародея уже пятый год. Он выбрал смертельную тактику – старается уничтожить как можно больше за один раз. Быстрей кончится – быстрей завяжу. Дейв дважды побывал в дорогущих реабилитационных клиниках, где ходка стоит порядка двенадцати тысяч условных единиц. Дейв провел шесть месяцев в окружной тюрьме за блестящую организацию скандальной кражи нескольких миль троллейбусного провода. В рамке на стене вырезка из муниципальной газеты об этом преступлении века в стиле человека-паука. Рядом – диплом частного колледжа.Мастер ав Бизнис Админестрейшн. Я единственный из окружения Дейва, кто хоть на йоту приблизился к его ослепительным достижениям, поэтому он мея терпит.
Сын белого офицера и южной-корейской портнихи дизайнерской одежды, Дейв чем то походит на молодого Виктора Цоя. Корейская кровь подарила ему четкие, рубленые в граните строгие черты лица и мраморно бледную кожу. За этот цвет и предпочтение к продукту черные барыги называли его «Белый Китаец». Правда, или за глаза или когда Дейв уже был зафиксирован. Сказать ему такое в лицо больному было чревато неприятными неожиданностями.
В последний год я видел белого китайца гораздо чаще чем жену и родных детей. Дейв приезжал на отцовском джипе с антиполицескими номерами «Ветеран ВМС США». Кроме службы в ВМС США отец Дейва долгие годы работал сетевым администратором в местном полевом офисе федерального бюро раследований. Отец неоднократно отмазывал Дейва если передряга не была слишком уж медийной, как в случае с кражей троллейбусных проводов. А еще отец Дейва любит курнуть вечером травки, а так его положение не позволяет старику рысачит по барыгам, то персональный наркотраффик для мистера Кларка-старшего также выполняем мы с Дейвом.
Дни тогда были сурково похожи друг на друга. Я вставал утром, добивал остатки вчерашней роскоши, провожал ребенка в школу и чесал репу где взять денег на сегодняшний разгон. Часам к одиннадцати, без всякого на то логического объяснения,начинало ломить кости, сводить мышцы и сердце охватывала смертельная паника.
В отличии от меня Дэйв гнал китайца струёй, а потому проблемы мышц у него наступали интенсивней и быстрей.
У нас просто не было выбора. Имеющие жилы меня услышат. Нужно было находить деньги или подыхать. Поэтому каждый день мы упрямо играли джаз. Свободных импровизаций было столько же сколько созведий на Млечном Пути. В дни когда у меня музыка не клеилась, дерзко, в своей самовлюбленной манере, солировал Дейв. Когда у корейца не было вдохновения, медленно и степенно в партию вступал я. Деньги сами являлись из ниоткуда и тут же исчезали в никуда.
Побеждали гравитацию тем или иным способом и к через несколько часов уже погоняли военно-морской Сатурн в тотальное негритянское гетто. Наши рейсы производились с точностью Эмануила Канта по которому калининградцы издавна сверяют часы. Каждый божий день. Белое китайское служение не знает праздников и выходных.
На 186 миле мы сходили с фривея и Дэйв снимал трубу:
- Yo, I am at one eight six
- Go down to Euclid and take second right on Rayburn. Park.
Мы наизусть знали каждую боковую улицу уходящую от авеню Евклида. Торбинсон имеет выход на Кливью, а если свернуть на Южный Грин, который я про себя называл «Южный Гагарин», то попадешь в тупик прямо около детского парка. Продавать и просто «обладать» наркотой у школы и детского парка автоматически увеличивает предусмотренный срок вдвое. Черные работали аккуратно, со страховкой, всегда отслеживая возможный хвост. Когда в глухом черном гетто появляется машина с двумя бледнолицыми это чётко попадает под розыскной полицейский профиль. Поэтому черные иной раз заставляли нас парковаться и перепарковываться по нескольку раз. Когда болит все тело эти шпионские игры сильно действуют на нервы, но Дейв никогда не позволял мне нарушить протокол.
Неевклидова система декартовых координат на плоскости. Наркоши сбрасывают наружку куда изящней чем выпускники развед-школ.
Последняя стадия перед скорым фиксом была самой тяжелой. Мышцы сводило и хотя этому было простое логическое объяснение, терпеть пытку становилось невыносимо. В последний момент из-за поворота вырывался серебристый Лёха черных, стопорился у нашего борта, окно опускалось и в салон влетала порция жизни на следующие сутки.
***
Следуя заветам сервисного обслуживания клиентов полученных ранее от Макса, я твердил как ежи еси на небеси: «давим на позитивчике, улыбаемся, шутим. Изящненько. Стараемся ничего при клиенте не ронять и не коцать». Я поспевал за болгарином Ивановым высунув от усердия кончик языка.
Болгары тщательно подготовились к переезду – набрали в дорогом продуктовом кучу добротных коробок от вина и теперь жена Иванова ловко паковала туда свои пожитки.
«Бляаа-ть, а коробки-то коробки, сука, ну сплошь от вина. Прям алкашня какая-то! Наебнулись наши типсы, пацаны!» - с порогу брякнул Женя по-русски, заставив болгарскую пару напряженно переглянуться – «Берись, давай с той стороны».
Когда нас с тумбочкой втянул скоростной лифт, я шепнул Жене:
- Не стоило, наверное, при них про алкашей на русском-то, Жень. Болгары все ж таки. Славянене.
- Думаешь, поняли?
- Боюсь что да. У него фамилия – Иванов. Молдаване же поняли бы? Хотя и не славянине.
- Да иди ты!
Женю охватил приступ острого душевного конфуза. Он даже рот ладошкой прикрыл от смущения.
Когда мы доволокли неподъёмную тумбочку до грузовика, оказалось что наш трап заблокировал выезд из подземного гаража сайентологов.
Мрачные, затянутые в черное сайентологи метались вокруг Ласточки и делали руками оккультные, малокультурные пассы, проклиная весь Альянс грузчиков округа Кинг до седьмого колена. В стиле танцующего галерного Шивы, мне пришлось приподнять конец трапа, и тащить его десяток метров в след медленно двигающегося грузовика.
***
Не могу вам казать какой Женя был кодер, но геометр он был во истину великий. Когда требовалось втиснуть в лифт нестандартный диван или мэтрац, Женя прямо на бегу вычислял угол, траекторию и глиссаду скольжения. Однажды мы работали особо паскудный матрас темпур-педик с третьего этажа дешевого дома без лифта. Женя предложил мне выбросить матрас из окна, а они с Максом должны были его ловко перехватить у самой земли. В тот день гравитация сыграла против нас. Матрас вошел в контакт с поверхностью планеты издав малиновый звон пружин и хитрых сервомоторов. Клиент был занят борьбой с велосипедом и ничего не заметил, а это значит стратегически цель была достигнута.
Внутри трака Женя укладывал вещи как прирожденный чемпион по игре в прикладной тетрис. Я до сих пор не встречал ему равных. Ни одной пустой клеточки. Когда, наконец, тумбочка заняла место внутри грузового отсека, я , с ужасом думая от потеряном времени и возможной мести воронежца, быстро ринулся назад.
- Эй!Поспешай не торопясь. Работаем на часы. Типсов, скорее всего, не будет.
Женя деловито вытянул сингл хиттер и старинная болгарская тумбочка исчезла в облаке ароматного легального драпа.
***
Наверху меня и в правду уже заждался потный Макс. Он как в воду глядел:
- Что Женя уже упаливается там? Ну ясно. Ясно. Принимаем удар на себя. Четко, слаженно, на позитиве, угу? Мы еще вытянем этот мув, и чаевых огребём. Обязательно, дружище. Короче, ты давай таскай ее коробки, а я пока обмотаю крупняк, выволоку к лифту, а там мы его с Жендосом спустим на малом паркинсоне.
- Слышь, Максим, у меня предложение в порядке совершенствования качества обслуживания.
- Ну?
- Давай, знаешь, при клиентах исключительно по-английски между собой говорить, а?
- Чего это вдруг по-английски-то? Нам же Никита не за художественный трёп бабло платит. Мы – муверы, бро.
Терпеть не могу как некоторые соотечественники толком не выучив английского основательно унавоживают свой несчастный русский англиканством англицизма.
- Дело не в Никите. Ну, вот ты представь, в Воронеже к тебе нанялись на работу азербуды там или таджики. Так? И они всю дорогу между собой – гаджар-гуджюр, гаджар-гуджюр, гаджар-гуджюр, тебе понравится?
- Есть, есть рациональное зерно, юнга. Но я так быстро в голове переводить на английский не смогу. Я тут всего-то пять месяцев. И потом мы же не базар-вокзал, базар-вокзал – мы жеж по-русски? Русский, думаю, звучит красивее для вражеского уха.
Всего пять месяцев. Я вдруг понял, как непростительно долго засиделся ужев Америке. Почти четырнадцать лет как говорится в суровых приговорах от имигрейшн - «overstayed my welcome». Злоупотребил гостеприимством, если под кальку.
И вот оно новое, совсем мне неведомое поколение е-мигрантов. Угар путинизма. Последняя волна утечки последних мозгов.
У Макса зазвенел айфоновый скайп и вскоре против нашей воли мы с болгарами оказались втянуты в санту-барбару воронежского уезда. Максим вставил белые эпловы наушники в мятые ушные раковины-борцовки, и начал носится вокруг матраса с рулоном пластикового рэпа. Казалось, он впал в технотранс и громко разговаривает сам с собой:
«Зайка, ну как ты там, за-а-айка? Ну-уу зай, ну ты уже прекращай слёзы...прекращай мне. Не стоит оно и слезиночки твоей, бэйби. Знаю. Знаю как тебе трудно. Мне тоже нелегко. Ну и что что Америка? Подумаешь, Америка! Без тебя и Америка-то не Америка. Чушь собачья, а не страна. Я тут, знаешь накрепко понял - Россию просто обожаю. Угу. До боли физической. И тебя обожаю. Какая там еще америка-разлучница? Да никто мне не нужен кроме тебя. Слышишь, зай? Ни-кто. Нуу-у, зай! Всё ведь для нас стараюсь! Вытащу я тебя, вытащу. Какой еще Школьник? Не брал я у него никаких денег. Да пошел он! Школьник, грю. Зай, никого я в жизни не кидал. Грю же. Зай. И тебя не кину. Ты нечего не знаешь и ничего не кому должна, поняла? Нет ты мне скажи - поняла? Вот и все нахуй. Школьник. Хм. Почему так тяжело дышу? Дык на работе я. Угу. На работе я, зай, грю. Угу, программистом в Майкрософте. Диван какой-то говенный пакую, чего. I like to move it, move it! Ну ничего. Ничего. Надо ж как-то начинать. Вот приедешь и заживем. По злодейски, по-буржуйски заживем! Олигархия вздрогнет от зависти. Да нет. Не надо много шмоток с собой. Тут шмоток реально навалом. И дешевые. Мне уже складывать некуда. Угу, реально, зай. Приедишь, вместе на политику и подадим. Угу. Ты там пока всякие блоги хомячьи почитай. Наберись терминологии. Навальные-немцовы, туда-сюда. Оппозиция.Кара-мурза. Путин. Режим. Эхо Москвы. Крым наш и тэпэ».
***
Друзья, я вас умоляю, станете переезжать, пакуйте коробки с умом, сделайте милость. Ну попала большая коробка, так вы ее чем-то не особо тяжелым набивайте. Ага? Кто же книги грузит в коробку от телевизора, прости господи? Это же кому-то ведь поднимать придется, тащить, волки вы позорныя! Я же ее каждым позвонком прочувствую, падлу, пока в грузовике не швырну с особым, мстительным цинизмом. Тупая болгарская сука Иванова.
А матрасы темпур-педик? Эти неподъёмные монстры с литой рамой и тысячью моторчиков, созданные будто для парализованных инвалидов? Счастье не в матрасе, а в том с кем его делишь! Никогда не покупайте темпур педиков если скоро планируете переезд. Только когда окончательно определитесь с жилплощадью, слышите? Прокляну! Анафема и маранафа, туды её в качель.
Когда мы втроем обливаясь потом и сиэтловым дождем возносили зассанный болгарскими выделениями темпур педик по скользкому трапу, у меня темнело в глазах и подгибались колени.
Казалось сейчас Женя в сердцах швырнет педика в шипящие пузырями лужи старинной мостовой. Силы покидали потрепанный краснознаменный экипаж счастливой Ласточки. Макс вдруг покачнулся и запел бодрым гладким тенором:
Много песен слыхал я в родной стороне;
В них про радость, про горе мне пели,
Но из песен одна в память врезалась мне –
Это песня рабочей артели.
Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зелёная сама пойдет!
Подёрнем, подёрнем,
Да ухнем!
Столь ценимая Ильичом песня бурлаков спасла наше задыхающиеся шоу. Душевным рывком мы втащили темпур педик и с грохотом ухнули его в грузовик. У меня сразу выступил холодный пот и мелко затряслись руки. Все симптомы напоминали криз в который входят диабетики перед тем как окончательно впасть в инсулиновую кому.
- Да нет у тебя никакого диабета, не ссы на матрас!
Макс улыбнулся и протянул мне сникерс.
- Тряхануло. Это бывает на муве. Всегда носи с собой табельный сникерс. Помогает. Сникерсни! Полон орехов – съел и порядок!
На следующем боевом вылете у меня в кармане уже лежал табельный сникерс. Целительный, как сахарные косточки Серафима Саровского.Правда табельной песней-стимулякром Бодрийяра я так и не обзавелся – нет слуха. Вместо "дубинушки" в кульминационные моменты мува, я задирал голову к вверху и, изображая бомбиста-суицидника, истерически вопил:
-Ааалахуу Акба-а-ар!!
Особенно это работало с большими неповоротливыми диванами кожи академика Левартова.
Макс хохотал ценя юмор, а Женя всякий раз в ужасе шипел:
- Ты мусульман что ли, сука? Тише, тише, вызовут ментов! Или типсов не дадут. Терорист хуев.
***
Когда бесконечный болгарский хлам был должным образом уложен и застрахован оранжевыми стропами, выяснилось, что Заин скайп убил батарею максова айфона. Адрес пришлось вбить в глюкогенезную молдавскую нокию Жени.
«Двадцать минут ориентировочно. Звоните Иванову, выезжаем»
Он бодро повернул ключ зажигания. Двигатель не ответил ему взаимностью.
- Ну йобаный дизель, ну что же за хуйня! Не холодно ведь.
Макс с удовольствием закурил, выпустил дым и сказал:
- Ну вот. Самая приятная часть. Мы – хелперы, а Женя – драйвер. Сейчас он будет работать, а мы созерцать.
Женя глянул на нас с тоской. Ласточка не заводилась. Лил дождь, а позади уже собиралась пробка выезжающих из подземелья адских сатанистов.
- Пула мый гурате фаче амортызацыя! Давай, звони Никите, Макс.Слышь?
Через полчаса на роскошном, сверкающем лаком баварском тарантасе приехал злой как черт Никита. Казалась, он только что забил очередного доктора Рагина голыми руками.
Мы выстроились под проливным дождем и какое-то время созерцали как Женя мечется с джамп-кабелем, стараясь прикурить аккумулятор Ласточки от акульего бумера властителя цеха свободных муверов округа Кинг.
Грузовик вдруг вздрогнул всем длинным телом и дизель, наконец, провернулся. «Еще раз оставите фары включенные всех троих оштрафую на час рабочего времени» - мягко благословил нас в дорогу Никита, и мы попилили куда-то в строну Эверетта. Чувствовалась, что транспортник поднял несколько тонн избыточного веса.
Перед самым выездом на фривэй, Женя вдруг подпрыгнул и истерически возопил «Боже!». Казалось он сбил кого-то. Макс уронил сигарету и испуганно воскликнул:
- Чо там?
- Чо-чо, блин, Порше Панамера!
-Где?
- Да вон же, вон! С переднемоторной компоновкой и полным приводом!
- Турба!
Они зацокали языками, как очарованные старейшены в кабинете у Юнусбека Евкурова. Я позавидовал их неподдельному, почти детскому восторгу и потихоньку закурил Максова табачку.
Мы с Максом – хелперы. Так что пока едим можно расслабиться.
************
Надеюсь ко дню урожая в серпне и добью-с