-Отсоси у дохлого ишака!
- Ке кОза?
- Нахуй пошла, пизда макаронная!
- Альбина! Довэ вай?
- В пизду иду я! Не понялала ещё, сука драная?

Альбина. Так её назвали в той чучмекской республике, где она родилась. Папа военным был, вот и служил, где придётся. Даже в Турции однажды пришлось. А потом в Баку судьба забросила. Или это была не судьба, а просто предписание свыше? Типа пиздуй в Баку, майор. Там тебя ждут не дождутся.
Дождались, хотя и не очень-то ждали.
Приехал, как всегда, со всеми домочадцами. С женой, уставшей от постоянных переездов, и с тремя детишками. Два мальчика и одна девочка. Альбиной называлась блондинка натуральная она.

Папашка бухал конкретно после службы. Мамашку гонял как того мыша. Пацаны его боялись, а Альбинка - нет. Вся в папашку пошла. Отчаянная девка. Оторва!

Волосы до попки блондинистые отросли к совершеннолетию. Даром, что не очень-то личико, но для чучмеков - красавица!

Русские девчонки красивше им казались, хоть и глазки узковатые и личикo не круглoе, но волосы...a блондинки, те особo возбуждали страстнo подавляемые инстинкты черножопых мальчуганов, которые знали, что невесту свою только в день свадьбы увидят. Закон предков такой завсегда работал, даже если о равенстве и братстве все уши прожужжали радиоточки совдепии гaлимой.

Ну и выросла девица Альбинка, белокожая и блондинка в придачу, в азербайджанской республике, и на разных языках научилась с детства болтать, как на своём родном русском, а хуле? Если детки всех народностей вместе гуляли на улице и учились разговаривать на международном детском языке.

Билась она с отцом не по детски, когда на мать он руку подымал. А братаны старшИе глаза по-чучмекскому обычаю опускали и сдерживали свои нормальные инстинкты. А Альбинка оторва с детства была, не спускала отцу ни разу. Ну и бивал же он её! Под кроватью спасалась не раз, но мать родную в обиду не давала.

А потом выросла оторва пацaнская и превратилась,в одночасье, в красавицу.
И на танцы в ихнем захолустном городке стала захаживать. Там её и приметил один айзер. Она его Колькой называла, хотя имя его было совсем другое, но похожее на Николая. Потому, да.

Кудри её белокурые, что ниже попы вились кольцами густыми, довели Кольку того азербайджанского до того, что однажды, после танцев, взял да и украл он Альбинку, по ихнему старинному обычаю, да и в горы к тётке своей увёз.

А папашка ейный запойный розыск устроил и братаны подключились с винтовками тоже. Нашли Альбинку в цельности и сохранности они в горах у тётки того Кольки и хотели уже в суд на Кольку подавать, но Альбинка вдруг заступилась за Кольку того, что ни разу даже и не знала до того случая, и сказала, что по своей воле укралась она с ним.

Пожалела девка русская азербайджанского парня, и с этого момента и началась их настоящая невообразимая любовь.

Поженились они вскоре и детки, один за одним пошли. Ленка, Маруська и Надечка. Имена-то у них были неруские, просто Альбинка их на наш, русский манер, называла. Типа, если Лейла, то Ленка и так далее. Ленка и Маруська были здоровенькие, а вот Надечка больная родилась. Умненькая была, но очень больная, и врачи не гарантировали, что до совершеннолетия девчушка доживёт. Так оно и получилось потом. Но пока что Альбинка любила своего нерусского мужа и тащила Надечку с того света со всей своей материнской любовью, что только русские женщины  способны делать.

- Лина, я не поняла, что Альбина кричала. Только думаю, что она материлась на своём языке. Tы же нам её рекомендовала?
- Даниэлла, ты не ошиблась, она по-русски, да. Но я рекомендовала её на работу, а как там у вас получилось...я же не знаю.
- Нет, мы не имеем претензий к тебе.
- Я если найду ещё кого, то пошлю к твоим родителям. Я вас очень уважаю, всех. Вы - лучшие люди в Италии.
- Спасибо, Лина. Но...не все такие как ты.
- И не все такие как вы, Даниэлла. Вы - очень хорошие люди. Простите её. Она недавно здесь.

- Привет, девчёнки!
- Привет, Альбинка! Ты как?
- Как? Без работы я опять.
- Что? Баба умерла?
- Да нет, не умерла, сука такая! Я её, падлу, бросила. Пешком 5 километров шла с сумками моими пока один макарон на машине не подобрал и в город привёз. Eбаться хотел, сука макаронная, но я его обломила, козла старого!
- А что такое с бабой-то? Почему покинула?
- Палкой она меня била по-утрам. По ногам била. Будила так. У меня же тромбоз, вены все наружу. Боль страшная. Не выдержала я. Работа мне нужна, девчёнки.
- Приходи сюда, мы все, кто без работы сюда приходим. Будем искать вместе.

Баку. Война. Обстрел.
Альбинка в подвале. Вода в том подвале из разбитых труб. Ледяная вода. Зима потому, что. Троих деток, девчёнок, на руках каким-то чудом держит. Вода ледяная выше коленок, а ещё выше - живот семимесячный. Беременна опять.
Муж, Колька, уехал сразу как началось. Деньги за квартиру, что получила Альбинка, приватизировала и продала как начались эти беспорядки, увёз. Дом надо же купить там, где тишина, а потом уже и семью привезти туда, куда она уже не успела. Война началась страшная, хоть об этом средства массовой информации никак не говорили.

Уехал Колька семь месяцев назад и связь прервалась, война же. И даже не знал он, что в ночь перед отъездом зaчали они ещё одного ребёнка.

Каким-то чудом потом Альбинка вырвалась из этого ада, и деток живыми и здоровыми оттуда привезла, и пришла она, слабея от осознания, что спаслись они, туда, где Колька дом уже прикупил и маму с папой туда тоже поселил.
Но. Увидав живот её семимесячный, который казался просто огромным для такого сроку, засомневался он в её верности и не впустил он Альбинку, которая "нагуляла без него байстрюка" в дом свой, на её денежки кровные купленный.

И купил он для неё хату, убитую вконец, в одном селе под названием "Красавка", неподалёку. И пошла Альбинка жить туда с тремя девчёнками и животом своим огромным для такого сроку. А вскоре и Aндрюшка родился. Пацан-богатырь. Точная копия своего папаши азербайджанского, да.

Не выдержала бабка, мамаша азербайджанская колькина. Приехала втихаря к Альбинке. Увидала пацанёнка Андрюшку и охнула даже - вылитый сынок её в детстве!

- Коля, блядь! Я сексу хочу!
- Альбина, доктор сказал, что надо воздержаться. Мне лечиться надо пока.
- Да нахуй ты мне всрался, макаронная рожа твоя? Нихуя по-нашему не понимает, слава Аллаху!
- Альбин, но он же тебя любит!
- Лина, нахуй с пляжу! Я моего Кольку люблю и буду любить всегда, а не этого Николу. Xуй  у него крючком и вообще не успеет начать, как кончает. Порнуху смотрю, пока его нет, гробокопателя хренова, и дрочусь!
- Альбинка, как же ты так?
- А что мне остаётся? Я его обстирываю, жрать ему готовлю, но не хочу его. Так, прикалываюсь только и всё. У него же альцгеймер начинается. Так врач сказал. Дурачок он, Лина. А мне такого и надо, чтобы выжить здесь.

- Альбинка. Может простишь своего милого? Он же тебя зовёт.
- Никогда. Никогда я не вернусь к нему! Посмотри на меня. Я толстая стала, ноги больные после того подвала, вены торчат. Кто мне 45 даст? А ведь он меня старше на 8 лет, но так не скажешь. Старая я стала против него. Он меня слоном обзывал тогда. Это сейчас я похудела. Он фотки мои видел, что дочкам посылала. Итальянская я ему понравилась, а когда в Красавке сидела с окнами, что от толчка вываливались? Насрать ему было, да?
А когда он меня туда засунул, мне жрать было нечего. На меня-то насрать, но дети голодные были, а он ничего не дал?
Надечка умерла тогда. В сознании, девочка моя была, умирая. Мамочка, говорила, не плачь!
- Альбинка...у меня нет слов...
- А хуле слова? Я уже никому не верю! Как со мной, так и я теперь!
- Никола-то не виноват? Он тебя приютил.
- Этот придурок с кривым xyeм меня приютил? Это я его приютила, урода! Kто он такой? Гробокопатель? Я тоже в моргe работала! Техничкой. Трупов навидалась.
- Bот и притянулись вы поэтому, наверное.
- Лина, ты вообше с какого неба спустилась? Дура ты, Лина а ещe в Италии больше меня.
- Альбинка, я никогда не озлоблюсь на людей. Чтобы они со мной ни сделали.
- Они не сделали ещё с тобой то, что сделали со мной!

Когда Альбинка осталась одна в этой Богом забытой Красавке, с детками, которым жрать было нечего, и с Aндрюшкой, что родился через два месяца, и кричал без молока, что не пришло в измученную альбинкину грудь...она пошла к соседям, которые коров держали, молока попросить. И баночку поллитровую взяла...стыдилась больше попросить.
Но соседи на порог не пустили еe и сказали, что типа нехуй нищету плодить, и всё.
И пошла она с этой баночкой поллитровой пустой от них, и плакала по-дороге в свой убитый дом, и вырвались у неё такие слова по-дороге в дом тот убитый, где голодный Андрюшка кричал...

-  Столько слёз, сколько в эту банку поместится, я вам желаю!

В сердцах вырвалось у неё, но воплотились в реале, да.

Через год стали умирать в той семье. Все. От рака. Старые и молодые, без разбору.
Знали грех свой люди, потому к Альбинке на поклон пошли, ненавидя её втихаря. Прошения просили, а она им отвечала типа Бог простит. Но Бог не прощал. Все они умерли и хата в землю вросла после того. И сказали тогда люди кpaсавские, что Альбина - ведьма!

Боялись они её, старались не разозлить, но она и не пыталась с ними общаться. Сама тянула свою семью, работала где придётся, и техничкой в морге, и на птицефабрике, и на всех самых низкооплачиваемых работах, которые даже нищие "красавки" не хотели. И растила она деток своих, без мужа, без вины виноватая, а муж её законный, в мечети венчанный Колька, она же Ислам даже приняла ради него, он что? Ему чучмекские родичи наложницу подогнали, как это негласно было принято у них, несмотря на совдеповские законы...мусульманские законы-то завдегда соблюдались, хоть и не говорил об этом никто.
А наложница та Альбинку страсть как уважала, когда случилось Альбинке прогнуться перед благоверным правоверным своим...однажды только и решилась, когда Ленка-Лейла замуж собралась.
Денег надо было, чтобы в грязь лицом перед сородичами не ударить, но не дал он, нет, не дал. A наложница его со всем уважением Альбинку приняла. Старшая жена, ато.

С тех пор Альбинка никогда ни о чём не просила Кольку своего.

Никола, он работал в похоронном бюро. Он просто был простым парнем, из семьи, которая была не очень-то адекватной, что для итальянцев с центро-юга - норма, но все наши сразу замечали его неадекватность, хоть и был он очень хорошим и добрым. Именно, наверное, потому он и был таким хорошим, что было признаком его ненормальности. Настоящие итальянцы такими не бывают. И Альбинка оторвалась на бедном Кольке-Николе за все свои безвинные страдания, что принёс в её жизнь настоящий Колька-азербайджанец...хотя даже он тоже никогда не был настоящим Колькой.

- Привет, девчёнки! А-ха-ха!
Так она театрально вклинивалась в общение этих жадных кур, которые представляют нашу постсовдеповскую нацию за-границей.
- Альбинка! Расскажи чего?

У неё всегда были наготове байки, которые то ли на самом деле произошли в реале, то ли она на ходу придумывала, лишь бы заморочить этим дурам их куриный мозг, чтобы они не отказали ей, когда она опять пошлёт очередных работодателей отсосать у дохлого ишака, в работе, без которой, если "общество" тебя отринет, смерть на улице.

Ну, кто никогда не пробовал пожить в том провинциальном италийском городке, может и не поверит, что от мнения диаспоры зависит твоя жизнь...попробуйте, тогда узнаете, да.

Альбинке всегда удавалось зачаровать этот диаспорский эгрегор. Она его зомбировала, очень театрально и слишком вульгарно, но это работало и она никогда не оставалась на улице без работы, хоть и регулярно посылала своих очередных работодателей отсосать у дохлого ишака.

Ну, "отсосать у дохлого ишака" - это были издержки невинного детства в чучмекской среде, как вы понимаете.

Мне, как незвисимому наблюдателю, понравились две такие байки, которые Альбинка рассказывала диаспорской аудитории такое множество раз, что они запечатлелись дословно в моей памяти.

Байка первая. Фастум-гель.

Эта сука, такая ненавистная была. Баба. Она меня блевать тошнила, когда жрать садилась и дентьeру свою, протез зубов то бишь, на стол рядом с тарелкой ложила.
И жрала, сука, без этого протеза. А мнe кусок в горло не лез, блядь!
И вот я взяла однажды фастум-гель и намазала втихаря ей этот протез, а когда эта блядь старая его обратно в рот засунула, то жечь он её начал и она орала как ненормальная, и воды требовала. А я ей давала эту воду, а от воды ещё больше её жгло и она ещё больше визжала:" Бруча! Бруча!!...печёт значит, ха...и язык свой вонючий вываливала и орала, орала!

Конец байки первой.

Байка вторая. Холодильник.

Эта сука жрала втихаря ночью из холодильника, а меня макаронами пихала. А я не могла ничего ей сказать даже. Ну, однажды мне надоело и я заклеила ей холодильник прозрачным скотчем.
Баба-то слабая была и дура к тому-же. Тыц-тыц, холодильник не открывается.
Она ко мне:"Ке сучес?", а я ей:"А я почём знаю?", а баба орёт, глаза выпучила, сыну позвонила. Холодильник типа нихуя не открывается! Сынок пока ехал, я скотч убрала. Приезжает, дёргает дверцу, открывается легко.
- Мамма, ма ту сей пацца! - орёт как ненормальный на неё. Мама, да ты ебанутая, значит, ха!

Ну и всё. Смеялись наши диаспорши и работу всегда ей давали, хоть и знали, что опять у дохлого ишака отсосать  очередных работодателей пошлёт.



Она уехала год назад...ни с кем не попрощавшись, а потом вдруг приехала, побыла всего неделю, и опять уехала.

Колька-Никола...он принял её в своём доме, который ещё хранил воспоминания об их совместной жизни, а потом она исчезла из нашей действительности. Навсегда.

Говорят досужие бабы, что она приезжала, чтобы убедиться, что один её любовник, который у неё был помимо Кольки-Николы, согласен её взять к себе. Но он не взял, а сказал, что Альбина - путана, и всё.