– Может быть, всё же поедешь на дачу? Май. Цветёт всё, свежим воздухом подышишь.
– Я ж говорю: у меня в понедельник конт-роль-на-я. Сколько можно одно и то же повторять?
И, это… нам сказали фотки дедов распечатать на А4 и в школу принести. Дедывоевали. В классах будут висеть, типа как «Бессмертный полк» на Девятое мая. Где дедову фотку взять?
– Нигде. По возрасту не прошли твои деды. Так и скажи. Устраивают кампанейщину по любому поводу…
– Так и скажу. Мне параллельно. Но это  –  маст-хэв. Вам-то первым будет в шок. Ещё и в департамент твой сообщат, что патриотизм гнобишь. К директрисе нашей вызовут. Хотя она сасная, вообще-то…
– Ты как с отцом разговариваешь?!
– «Какс»… Никакс. Нормально.

Понеслась.

– Извинись немедленно! И изволь говорить по-человечески, без этих своих «сасная-няшная»!
…не смей дверью шарахать, кто ремонтировать будет?! Руками делать ничего не умеешь, ни копейки в своей жизни не заработал!
 –  … кроме танков своих ничем не интересуешься! 
–  …ты что – не знаешь, когда дедушка родился? Один в 38-м,  другой в 40-м. Вас хоть учат там, в каком году война была?! Какие «дедывоевали»?
– Ну и что. Может, он пионером-героем был. Или там, типа, эсэсмэнам в баре  пиво разносил и мышьяк туда подсыпал. Или в ананасную воду.
«Я лучше в баре блядям буду подавать ананасную воду!»
А что такое?
Это Маяковский. По литре проходим сейчас, стихотворение «Вам!»

Прикольно родаков троллить. Закрякали-забаянили в прихожей: «Твоё воспитание… совершенно распустился… поздно воспитывать… Сколько раз я тебе говорила… надо было  в нормальную школу перевести… так и перевёл бы, что ж не перевёл».

Вот именно, в нормальную школу.
«Нормальная» - это любая, где нет Гамидова. Гамидова и толпы азерботов.
Попробуй объясни родакам, они же не вкуривают. Мать скажет: «Какой ужас! Я к директору пойду!».
Отец посоветует давать сдачи и заведёт шарманку на час.  Про своё школьное детство с подробностями, именами и фамилиями.
«Дай сдачи». Отмудохают так, что по стеночке пойдёшь. В туалете двое стоят снаружи, никого не пускают, остальные внутри,  аулом на одного. А все по коридору мимо проходят,  глазки в пол. Долгушанский вообще говорит, что на колени ставят и по губам. Водит.
Гонит, наверное. Откуда ему знать? Кто про себя такое расскажет? Долгуше похер всё, у него братан в ментовке.
На прошлой неделе, смотрю – наши амахаслы, Димон с Максом, два самбиста, к Гамидову подходят, бабки суют.
Типа, незаметно, как в голливудских фильмах, опущенной рукой.
Куда самбо против аула?
Первый раз сломаешься, купишь у них спайсы – и, типа, вроде выбрасывать жалко. А потом сам будешь просить.
Ко мне Гамидов уже подваливал. 
Не отстанет, инфа сотка. Скорей бы каникулы, а за лето как-нибудь…

Димон клинья к Шигарёвой из 9 «Б» подбивал.  Скильда такая тоненькая, с асимметричной чёлкой. Сасная, полный космос.
Я с ней разговаривал два раза.
Глаза нараспашку. Смотрит так, как будто ждёт, что сейчас  самое важное в своей жизни услышит.

Теперь Гамидов, тварь,  к ней лезет, за руки хватает. Она отмахивается, вырывается, а все глаза отводят. И Димон  первый.
Никто ничего не видит.
Дирик с чебуреками в доле, говорят. Да запросто, как два пальца.

 – … на антресолях посмотри, там коробка от принтера. Все дедовы фотографии там. Его отец воевал вроде. Всё, мы поехали.

Все чёрно-белые. Некоторые даже жёлто-серые.
Выцветшие, потороченные, облупившиеся как лак на старой мебели.
Пальто с огромными плечами, шапки-пирожки, отложные воротнички рубашек на пиджаках.
Беретки с хвостиком, тюбетейки, кепки.
Штаны, заправленные в сапоги, чубчики на бритых головах, «Привет из Ялты!» с большого камня, пальмы, широченные брюки-трубы, белые тапочки, нарисованный кавказец в черкеске и с саблей, в дырке под папахой – лицо с чубчиком.
На обороте каждой фотки аккуратным дедовым почерком написаны дата, город, имя, фамилия.

Завалинка у бревенчатого дома, дедок в кителе без погон.
Пылаев Родион Кузьмич, прадед. 1958 год, деревня Талеж. Проплешины, морщины, вислый нос, скуластое лицо, мясистые уши. Обычный пенсионер такой, эконом-класса.
Только глаза непонятные. Без выражения, как две стеклянные бусины.
Будто у пляжного фотографа: прадед, типа, нарисован, а в дырки глазниц змея смотрит.
Нет, такая фотка не пойдёт. Изба чуханская какая-то, затёртый китель без погон, орденов нет.
Больше ни одной фотографии прадеда в коробке не было.

Зато  Пылаев Родион Кузьмич нашёлся в Гугле. Молодой, в  форме, с орденами. 
С 1938 по 1946 год  служил в спецотделе комендатуры НКВД под начальством майора Блохина Василия Михайловича. Исполнение приговоров. Расстрелы.

Никакой ошибки.
Пылаев Родион Кузьмич, 1902 – 1959. Да и на фотографиях он. Нос, скулы, хрящеватые уши. 
“Принимал участие в Катынской ликвидации… во время войны выезжал в действующую армию для приведения приговоров в исполнение… отмечен правительственными наградами… после освобождения временно оккупированных территорий в составе спецгруппы НКВД… фашистские пособники и предатели Родины… литовские и украинские националисты…”

“Точные данные отсутствуют, но по косвенным оценкам каждый сотрудник спецотдела привел в исполнение около 50 тысяч смертных приговоров… в 1946 году переведен в ХОЗУ МГБ CCCР… на  пенсию с правом посещения ведомственной поликлиники и ношения формы».

Я смотрел на своего прадедушку Пылаева Родиона Кузьмича и тыкал пальцем в калькулятор.
У человека в среднем пять литров крови. Это биология.
Один кубический метр равен тысяче литров. Это физика. Кажется.
Теперь математика. 50 тысяч человек умножить на пять литров равняется 250 тысяч литров или 250 кубометров. Это стандартный бассейн длиной 25 метров. Ширина пять, глубина два.
Такая объединённая контрольная по всем предметам.
Пятьдесят тысяч человек. Целый стадион.

Я включил телевизор. Выключил.
Зашёл в WOT и вышел. Не хотелось ни танковать, ни качаться светляком. Только своим надамажу.
Повтыкал Вконтакте.
Хотел выйти постучать в пинг-понг, даже вытащил ракетку. И положил.
И в бассейн не пошёл.
Посмотрел на фотокарточку у бревенчатой стены, пошёл в Гугл и сидел в нём до темноты.

«Образование – 4 класса… ученик приказчика… в 15 лет записался в Красную Армию… в 1919 году перешёл на службу в ВЧК… принимал участие в разгроме и уничтожении мусаватистских банд на Кавказе… несколько раз в одиночку производил аресты контрреволюционных вооружённых групп до десяти человек… входил в помещение с взведённой гранатой в руке…. награждён именным оружием «За беззаветную храбрость»… после окончания гражданской войны работает оперативным сотрудником ВЧК-ОГПУ… заместитель начальника отделения СПО ГУГБ НКВД... быстрый служебный рост… отличался умением в ударные большевистские сроки добиваться результатов от подследственных… прозвище «Пыля»… отрывочные воспоминания оставшихся в живых сослуживцев и осужденных… с силой бил ребром подошвы сапога по голени… несколько раз в одно и то же место…невыносимая боль… носок с монетами… удары по почкам.
«Шахтинское дело», «Объединенный блок», дело военных.

На посту руководителя НКВД Ежова сменил Берия и вычистил всех старых сотрудников. Несколько тысяч кадровых чекистов  было расстреляно, старшего майора ГУГБ НКВД Пылаева  спасло личное знакомство с Берия по кавказским делам. Но с высокой должности прадед слетел и оказался в спецотделе комендатуры.

Кавказ.
Разгром мусаватистских банд.
Мусаватисты.  Вы на руку нечисты.
Кто такие?
«Буржуазно-помещичья партия Азербайджана. В конце 1918 года, при содействии англичан, организовала бакинское правительство.
Это правительство продержалось до мая 1920 года, когда накануне вступления в Баку Красной Армии, было свергнуто бакинскими рабочими, создавшими Азербайджанскую Советскую Республику»
Баку. Азерботы.

Самая ранняя фотография Родиона Пылаева в Гугле датировалась 1921 годом.
ОМФГ! Из-под кожаной фуражки со звёздочкой на меня смотрело  моё собственное лицо. 
Низкие тяжёлые скулы, сросшиеся брови, некрасивые крупные уши. Только глаза у девятнадцатилетнего чекиста Пылаева были жёсткими и безжалостными.
А не собачье-коровьими, как у меня.

Пятьдесят тысяч человек за восемь лет. Это по шесть с лишним тысяч человек в год.
Двести в день. С одним выходным.
Может, он не всех сам? Просто командовал расстрелами?
Нет, сам.
«Мы пошли, и тут я увидел весь этот ужас… Он натянул свою специальную одежду: коричневую кожаную кепку, длинный кожаный коричневый фартук, кожаные коричневые перчатки с крагами выше локтей»
Двести человек. Если по минуте на человека, это три с половиной часа. Если по две – семь.
А ведь кто-то должен был подтаскивать связанных осужденных, ставить их на колени, оттаскивать, убирать кровь и…

Меня мутило, но я всё равно читал и читал. Постукивал машинально по ноге ракеткой и читал.  Документы, рапорты, воспоминания, расследования.
«А,  в общем-то, не особо-то и больно. Что уж там невыносимого»,  – подумал я и стукнул ракеткой посильнее. Ещё сильнее. Ещё. Ничего особенного, терпимо. Жидкий народец был, не привыкший к…
Я закричал, прикусил от боли язык и упал со стула.

Оказывается, по внутренней стороне голени надо бить,  там где нет мышц. А ведь я только слегка.
Я осторожно ударил ещё раз и поёжился. Вот оно как.
Конечно, будут ударные большевистские сроки. Расскажешь всё и сразу. Да ещё такие глаза на тебя смотрят.
Как он, интересно, этот взгляд натренировал? Или само собой получается, когда с взведённой гранатой входишь?
Вот бы в школу так прийти.
Херня. Даже будь у меня граната,  Гамидов знает, что не брошу. Без таких глаз граната не проканает.

Гугл подсказал и про взгляд. Надо поставить нож на ручку лезвием к себе и смотреть не отрываясь, постоянно увеличивая время. Обязательно при дневном свете.
Уже стемнело, поэтому я отложил нож на завтра и, не раздеваясь, завалился спать.

Мне снился плавательный бассейн, до краёв полный кровью, он находился на футбольном поле. Вокруг был стадион, до отказа забитый молчащими людьми. Я пытался запихнуть в школьный рюкзак кожаный фартук, сложенный вчетверо, он не умещался. Я нервничал, дёргал за шнурки-завязки, люди молчали.
Шнурки были не шнурки, а концы разделительных канатов-поплавков в кровавом бассейне.
Красные волны лениво колыхались, оставляя потёки на голубом кафеле.

А Родиону Михайловичу по прозвищу «Пыля» ведь наверняка снился его стадион. Пятьдесят тысяч затылков. Пистолет, кожаный фартук, кровавые брызги.
Но ведь он только исполнял. Приговаривал же суд.
А судья только присуждал. Расстреливал человек в фартуке.
Восемь лет. Двести человек в день.
Это преступники. Изменники, дезертиры, предатели.
Не согласился бы, самого расстреляли.
В одиночку  задерживал банды. Взведённая граната. Именное оружие. Беззаветная храбрость.
     –––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

  – Эй, Пиль, сюда иди! – крикнул Гамидов.
Я подошёл.
Шигарёва молча выкручивала своё запястье из волосатой гамидовской кисти. Никогда не кричала.
Он, конечно, хотел именно этого – чтобы она кричала и умоляла.
 – Пиль, ты что в таких говнодавах ходишь, а? Зиму с летом попутал, а-а? Тёплый трусы, наверно, носишь, а-а? А ну, покажь, а? Лето, надо летний брюк  носить! – и подёргал молнией на своих белых джинсах.
Азерботы вокруг Гамидова заржали, квакая на своём шипящем чмокающем языке.
 – Ти помнишь, что я тебе говорил, а-а? – прищурился Гамидов и отпустил руку Шигарёвой. - Зачем молчишь? Пойдём в туалет, побазарим. Чо не смотришь, а?

Я поднял голову. Не отрывая глаз от лезвия ножа между глаз Гамидова, сделал шаг назад и изо всех сил ударил ребром тяжёлого ботинка по внутренней стороне белой штанины.