Я всегда старался держаться подальше от людей. Такой у меня характер, наверное. Мать говорила, чудо, что волчонок, вроде меня, жену умудрился сыскать. Ничего необычного, я считаю – просто любовь, теперь я готов говорить об этом открыто. Разве согласилась бы Наташа поселиться со мной в доме возле леса, вдали от других деревенских, если б меня не любила?

Она родила мне Ирину. Мой маленький светловолосый ангел. Она так и не успела вырасти во взрослую женщину. Голодная зима заставила волка искать пищи рядом с людскими. Восьмилетняя девочка, возвращавшаяся со школы, полагаю, пришлась ему по вкусу.

Осмелевших лесных людоедов принято убивать.  Как можно скорее. Мужики снарядили отряд и отправились на поиски зверя. Удивились, когда я отказался принять участие в охоте. Откуда им было знать, что искать уже не кого?

Я освободил погреб для нового жилища этой твари. Как он выл первые месяцы! В очередной раз я подумал о том, что отдалённость от людей была очень кстати. Наташа так не думала. Она ни о чём не думала. Я привозил ей водку из магазина. Она вливала в себя прозрачную жидкость и отправлялась к погребу. Чаще всего звучало слово урод – матом Наташа не ругалась даже в самые тяжёлые моменты жизни. Она смотрела на убийцу своей дочери, кричала, ругалась, грозилась, швыряла камни. Там обычно и засыпала, а я относил её в кровать.

Я, напротив, бал ласков с Уродом. Не жалел для него еды. Кормил по несколько раз на дню. После нескольких месяцев позволил себе спуститься вниз. Я не боялся, когда Урод легонько тяпнул меня за руку. Укус обессиленной твари не смертелен, поверьте.

Наташа скоро умерла. Всё было, как и каждый вечер последних месяцев, но в этот раз она не проснулась. После похорон никто из деревенских, и раньше не балующих наш дом вниманием, меня не навещал. Оно и к лучшему, думал я.

С Уродом мы сдружились. Сначала он смирился со своей участью, потом пообвыкся. Позволял кормить себя с руки и даже гладить. Словно домашний пёс, скулил, когда я закрывал погреб перед уходом. Год длился неторопливо.

Однажды ночью я вывел Урода на улицу. Он не запрыгал от радости, что было бы ожидаемо. Я надел на него ошейник, который, судя по всему, не понадобился. Урод шёл рядом, пока я уводил его в лес, и не пытался рыпнуться.

Мы добрались до места, где я когда-то нашёл то, что осталось от Иришки. Я опустился на синеватый хрустящий снег, рядом положил ружьё. Урод затих, и настал момент истины. Я смотрел в его тоскливые глаза и вспоминал своих девочек. Слёзы потекли по щекам. Урод подошёл ко мне близко-близко. Его морда оказалась на уровне с моим лицом, но я не испугался ни на миг. Я не стал бы сопротивляться, если бы Урод решил перегрызть мне глотку. Возможно, я даже был бы ему благодарен за это.

Из волчьей пасти показался язык, и Урод стёр им с моего лица солоноватые ручейки. Я погладил его по загривку в ответ. Урод опустил морду мне на колени, и тогда я понял. Не печалься, говорил он, не грусти.

И я понял, что пора.
Когда я поднялся, Урод завихлял вокруг моих ног.
Когда я навёл на него ружьё, Урод остановился на месте.
Когда раздался выстрел, Урод даже не дёрнулся.