Началось всё с ночи, но если быть абсолютно точным - со вчерашнего вечера. Правда, вечером я ещё парил ясным соколом с измененным сознанием, поэтому, будет неправильно считать это время потерянным. А вот ночью я и вправду как-то криво приземлился и заснул только под утро. Утром очухался, увидел реальность и своё место в ней, сразу стало муторно. Поднимаясь с постели, махнул неловко клешнёй и задел тумбочку. Будильник качнулся, нырнул на пол и взвизгнул мерзким голосом. Бэмц! Зачем мне будильник, если я им не пользуюсь? Это фенечка такая. Чтобы показать близким – я не асоциальный тип, я могу рано вставать, просто сейчас мне это не очень нужно.
На звон будильника с кухни откликнулся батя:
- Игорь, иди-ка сюда.
И я иду. Но предварительно одеваюсь, чтобы иметь возможность сразу слиться на улицу. Мне даже не нужно делать вид, что я не выспался. Открываю кран и склоняюсь над раковиной. Тру глаза. Ещё и ещё, до красноты. Выпрямляюсь, и меня нагоняет мутка.
- В ванной нельзя что ли? – гудит батя.
- Ты же меня звал… 
- Что-то я не видел, когда ты вчера пришёл? – говорит отец.
Да, лучше тебе этого не видеть. Набираю в ладони холодную воду и прикладываю ко лбу. Башка отзывается, как шаманский бубен. Бам! Бам! 
- Ты спал уже. И мать тоже, – отвечаю, - да и не поздно было. Часов одиннадцать. Или начало двена…
- Я в час заснул! Тебе семнадцать лет! И если что, сам знаешь - родителям отвечать придётся!
Это не его слова. Ему вообще похуй вроде. Это он от матери выучился мораль мне загонять.
- Пап, да всё нормально. Ну, засиделись с одноклассниками.
- Нехорошо это…
Да! Вот такой я в натуре нехороший человек, зарекался ведь не принимать больше, шило себе в ухо загнать хотел, ей богу. Но как-то так у меня получается всё время косо въезжать. Короче, упал на халяву. Вернее отдал мне хер один какого-то мха, два дня уже мы вдвоём с Денисом не осилим это говно. Эмдеха, или что там. Оно уже не поправляет, никакого прикола. Тупо болит ботва, слабость и инсомния. Вчера решился выкинуть это дерьмо, но Дэн предложил увеличить, мы от жадности дунули по три хапки и меня вырубило. Но самый прикол в том, что сняться мне нечем с этой хуйни, ни лирики, ни плана и ничего вообще нет кроме цитрамона беспонтового.
Наплескавшись, я сажусь напротив. Отец уже приготовил мне чай. Рыщет взглядом по моему лицу, заглядывает в глаза. Вроде и старается скрыть интерес, но это у него плохо выходит.
- Чем занимался?
Дурацкий вопрос, простая формальность. Ненавижу такие беседы и говорю то, что ему будет приятно услышать.
- Читал.
- Что, всю ночь, что ли? – с надеждой спрашивает батя.
- Ага.
Сейчас будет спрашивать, что именно я читали, а это стопудовое палево. Единственная книга, которую меня заставили прочесть, это «Гаргантюа и Пантагрюэль». Жуткая поебень. Если спросит, скажу, что читал с экрана, не важно, что именно. Просто новости или что нибудь про гаджеты. Отец ненавидит, когда я говорю с ним про гаджеты. Он в них ни хера не понимает. Как и во всём остальном. Он неудачник, но не мне его по этой теме мордой возить. Слава богу, не спросил. Спросил другое, полную хуету запилил:
- В школе как?
- Июль, пап, - отвечаю.
- А, ну да…
- Ну, я пойду.
- А позавтракать?
- Не хочу, пап.
Ложь. Я хочу есть. Жрать, точить, хомячить, забивать пасть. Но не могу, боюсь, что мать проснётся и учует. У неё чуйка не в пример отцовой. Она давно уже мне в затылок дышит, подняла как-то раз мутную тему, но я типа пивом отмазался. Пожурила. Обещала не говорить отцу. Я пообещал больше не пить.
- Ну, иди.
И уже в спину, когда я выходил, батя сказал:
- Ты бы себе занятие какое-нибудь на лето нашёл что ли.
С мольбой сказал. Так, что мне его на секунду даже жалко стало. Захотелось вернуться, посидеть с ним за столом, пока мать не проснётся. Поговорить по-мужски, всё ему рассказать. Чтоб он меня за вихор схватил и прижал к груди. И успокоил как в детстве. А я бы поплакал.
Я смачно сплюнул от такого духовного трипа прямо возле лифта. И лезет же в голову такое говно.

Денис уже ждал меня на стадионе. Морда розовая, как у поросёнка. Он вообще-то нормальный парень, но есть у него прикол – берегов не различает. Я из-за него уже несколько раз чуть не спалился. И ещё одно, несмотря на то, что я Дэна подсадил, он выше меня по системе двинул. Наверное, потому что он старше и соответственно тараканы у него в башке поавторитетнее моих.
- Это для меня не планка, - сказал как-то Денис по поводу легалки, и мне стало за него страшновато. Да и за себя тоже. А потом понеслось, и страх прошёл.
Полчаса в потной маршрутке и вот мы на месте. Дом Белки в частном секторе. Медная крыша, травертиновые стены. Девочка-припевочка, мечта квартала. Мы с Дэном сидим в античной гостиной, хомячим клубнику со сливками. Я навалил в розетку ещё три ложки сахара. Сладкое сейчас – самое то. Пока Белка на кухне, Дэн излагает суть дела.
- Если до часу дня метнуться в аптечку с полторушкой, то можно взять хмурого.
Слушаю Дэна и догоняю, что его крепко рвануло с тормозов. Перестаю жрать клубнику и мотаю головой. Страх стянул все жилы внутри меня.
- Я мазаться не буду, Дэн. Я вообще завязывать собираюсь. На днях. Предки заподозрили что-то.
- Зачем мазаться? Лаве срубим.
- Как?
- Идём на день рождения. Там человек двадцать будет… дунем с фольги, когда раскумарятся, можно легалку… укроет люто. Там мажоры одни, школота. Собьём ещё столько же, если не больше. Они же только говно курят, которым сейчас банчат, милее грязи ничего не хавали, а мы им такой приход! Думаю, им и половины хватит, чтоб упороться в говно. Бабки пополам.
- А лавэ? – спрашиваю, скорей для проформы. Недаром ведь мы приехали в этот депутатский шалман.
Денис кивает в сторону кухни.
- Ну, это по твоей части.
Выходит Белкина маман, мы выпрямляем спины, сидим чинно и улыбаемся, как будто у нас на завтра паровоз в Оксфорд.
- Вечно вы, мальчики, голодные, - воркует маман, - какие планы на сегодня?
Вот интересно, если сказать ей, что мы собираемся школоту гречкой накуривать, она сразу откинется или в корчах забьётся?
- На пляж в Ривьеру едем, - говорит Дэн, - там сегодня ребята знакомые с универа. Реставраторы ирландские, помните? Ну, я вам рассказывал прошлый раз. Килты, обычаи, всё как положено.
- Молодцы, - говорит маман и присаживается, чтобы послушать о реставрации милой каждому украинцу ирландской культуры на землях бывшей Бессарабии, бывшей УССР, ныне самостийной.
Пользуюсь моментом, я отвалил на кухню, прихватил по пути Белку и мы поднялись на второй этаж. 

Мы с Белкой знаем друг друга не один год. Я презираю её родителей не меньше, чем своих. Зато мои родители её обожают. Она знает, в каком двухкомнатном говне я живу. И с каким блядским видом из окна. С таким видом вообще лучше сдохнуть. Но для неё это романтика. Секса между нами нет. Мы просто пользуем друг друга, изображаем любовь, которой нам так не хватило в детстве. Кроме того, Белка прикольно берёт в рот. Любит, чтобы я держал её за волосы и при этом смотрел в глаза.
- Девочка у тебя есть, - спросил меня как-то отец. Спросил, как всегда, обречённо и с надеждой. Вопрос был задан в связи с отсвечиванием Белки в моей комнате.
- Нет, - говорю, - мне никто не нравится.
- Плохо.
Почему плохо, он не объяснил, а я и не спрашивал. Может, позавидовал, ведь кому-то приходится жить с истеричкой женой, а кто-то лишён этого счастья? Батя, зачем мне это дерьмо, а?

Такую мелочь как полторашка зелени можно найти в любом ящике любого стола в любом депутатском кабинете.
- Только утром нужно вернуть на место, - предупреждает Белка,– иначе мне пиздец.
- Всё под контролем, - отвечаю.
И вот мы втроём уже летим к барыге, берём пакет геры и дальше, к имениннику. Во дворе перед домом, Дэн делает разворот на сто восемьдесят и тянет нас к себе на хату, добрать спайсов. На хате Денис предложил пустить по ноздре. Я делаю упреждающий звонок домой и вытаскиваю из телефона сим-карту. Через пять минут то же самое сделает Дэн, затем Белка. 
- Давай, на пробу.
Оказалось, чем-то похоже на кодеин. Когда Денис достал машинку, было уже поздно. Мы с Белкой поначалу отказывались, но Дэн настоял.
- Не ссыте, мы на днюхе только вторячки будем подгонять. И вообще, начинать ведь когда-то надо? А то какая-то недосказанность. Торчать, так торчать!
- Ладно, - соглашаюсь я.
Растворили в ложке, перетянули руку ремнем, Денис быстро и аккуратно меня уколол, потом Белку.
В башке потеплело, я местами отключался от этого мира. Стало как-то похуй до всего происходящего. Слегка подташнивало. Потом нас понесло в аптеку, потому как Дэну припёрло вмазаться с тропикамидом. Он слышал, что это круто. По дороге Белка уговаривала Дэна, но его чисто повернуло.
- Отьебись, а. Я знаю, что делаю.
- Слушай, у нас вроде замутка на сегодня, - смотрю то на Дэна, то на Белку и кожей чувствую, как чужие проёбанные деньги в момент становятся своими, кровными. Сказал я это вслух или подумал - не знаю, но тут же услышал в ответ Белкин смех. Дэн останавливается, разводит руками и говорит мне:
- Какие бабки, брат? Ты о чём?
Ржут оба и я за компанию. Тут меня нехило кроет, я улетаю и не думаю больше об этом дерьме. В аптеке тропик Дэну не продали, он взял две инсулинки и нафтизин, и мы вернулись на хату. Дальше я помню смутно.
Очнулся ночью, на полу, весь в блевотине. Белка лежала рядом, в этой же луже, Дэн в кресле с намотанным на руку жгутом. Я растолкал Белку, и пока она бегала рыгать в ванную, я пытался разбудить Дениса. Но он был уже холодный. Мы бросили его и вышли из квартиры. Белка взяла такси, я даже не попрощался с ней, развернулся и ушёл.
Мать сидела на кухне за пустым столом, отец спал, счастливый от осознания того, что уже середина лета. Меня пробило на хи-хи. Я залип в дверях кухни, мама что-то  спросила, я даже не разобрал, что именно. Размазал по воздуху:
- Пивка попил с друзьями.
- Игорь, ты же обещал! – услышал я за спиной и улетел в пропасть.
Мне снилась милиция и врачи, мать Дэна и труповозка. Снилось, как Белкин отец депутат шьёт мне воровство на нашей убогой кухоньке. Снился батя, блеющий перед депутатом, как козёл на веревке. Снилась Белка, чужая и недоступная. Белка, которой нет до меня дела. Она пожимала плечами и отворачивалась. Снилась мама и совсем не снилось пиво. Здание суда снилось и замут по делу о кривом убийстве. Снилось, что батя ухватил меня за вихор, а я плакал у него на плече.
- Плохо, сынок, - говорил он.
Я не стал спрашивать, что именно плохо, потому что это не имело смысла. А может это был не сон? Может, всё это было на самом деле? Я не знаю. Расскажу, когда откинусь.