Эпиграф.

Снимая с жирной кошки мякоть,
Сперва убей – не будет мякать.
(Фыва)

Мама большая. Большая и добрая. Я это точно знаю: она тёплая и у неё Еда. Еда тягучая, тоже тёплая и очень вкусная. Другой Еды я ещё не пробовал, но именно эта стоит того, чтобы за неё драться.

Дрался я всего один раз. С Толстым. Я пока ещё его не видел, как не видел Маму и Остальных. Они все пахнут по-разному, вот только запах Толстого я запомнил сразу. Запах - и тут же боль. Когда я ем мамину Еду, всегда помню только начало, но потом всегда засыпаю и не помню дальше. А однажды из ниоткуда пришли они – Толстый и Боль. Сначала его запах, потом рывок за ухо и Боль. Толстый занял моё место и жадно, торопливо зачмокал. Я не знаю, зачем он так делает, не знаю, стал ли он злым потому, что большой и ему нужно больше Еды, или стал толстым потому, что злой, и ему достаётся больше, но я часто слышу крик боли, а после – чмокание Толстого.

Чаще всего кричит Мелкая. Она хорошая : от неё никогда нет боли и она спит, положив голову мне на живот. Мне нравится её запах – запах маминого молока плюс ещё какой-то свой, тоже очень приятный. Однажды мы ели рядом – я и Мелкая, мы почти всегда так делаем. В какой-то момент  я почувствовал Толстого. И тотчас услышал жалобный крик Мелкой. Через секунду Толстый занял освободившееся место и начал есть.

Я очень не люблю, когда кричит Мелкая. И мне не нравятся Толстый и его Боль. И у меня кончилось мамино молоко. И я не уснул. Я просто повернулся и снизу схватил Толстого за то место, которым он чмокал. Схватил и начал перехватывать его горло глубже и глубже: два укуса – рывок в сторону, ещё два – в другую. Толстый перестал есть и закричал. Закричал хрипло и испуганно. Так же испуганно только что кричала Мелкая. А ещё появился новый звук. Его издавал уже я. Звук шёл изнутри, он низко клокотал и приятно щекотал горло. Я всегда теперь буду так звучать в драке – это придаёт сил. И я всегда буду хватать глотку: сначала она мягкая, а потом там хрящик. Не переставая кричать, Толстый поднялся и попятился. Внезапно его крик стал громче. Громче и выше. И появился ещё один грудной звук, приятный  и мелодичный. Только он уже щекотал горло Мелкой. Она тоже устала терпеть Боль. И она схватила толстого куда-то за живот. И, наверное, так же: два жевка - рывок, два жевка – рывок. Нас с Мелкой никто этому не учил,  просто, мы – терьеры. Стаффордширские какие-то. Этого нам тоже никто не говорил, мы это знаем с самого начала.

Толстого спасла Мама. Она попросила нас успокоиться. Ну, как – попросила... От её громкой, угрожающей просьбы нас всех сначала подбросило, а потом она взяла визжавшего Толстого за шиворот и встряхнула. Мы с Мелкой осыпались и скоро заснули. Её голова на моём животе. Её запах в моих рецепторах. Мы победили. Мы научились побеждать.  Научились раньше, чем начали видеть. И я знаю точно: скоро мы, наконец, по-настоящему увидимся. Увидимся с Мелкой, с Мамой, с Остальными. И конечно - с Толстым.