Бастион пал внезапно.
Вадим Дубровкин только и успел, что сбрить усы, отбросил бритву, сел на пол и тихонечко завыл. Сердобольная Анечка, сожительница Дубровкина, принесла ему в ванну чая и, мелькнув из-под халата белыми ягодицами в полутьме санузла, отправилась на планерку горсовета. Развозя по кафелю дрожащими пальцами остатки пены, воды и брызги мочи от имевшейся привычки ссать в раковину, Вадим сомнамбулически смотрел на горячий пар, поднимающийся от кружки.

Месяц назад, мучимый январской стужей, дувшей со всех щелей рассохшегося окна, Дубровкин решил отрастить бороду. Борода вышла дивно как хороша — густая, черная и приятно щекотала чуть обвисшие и тронутые корочкой целлюлита груди Анечки. Не замечавшие раньше Дубровкина соседи, стали путать его с дворником или почтальоном, а то и величать Сан Санычем, хитро подмигивая и прося найти место в близлежащем гаражном кооперативе. Даже дворовые кошки стали ластится к нему, тереться  блохастыми изгибами своих гибких тел и выпрашивать подачки. Сожительница все чаще, раз пять на дню стала делать минет Дубровкину, с тщанием старательной школьницы, изучая технику на порнотьюбах. Не вынеся подобной популярности, подстрекаемый весенним воздухом из приоткрытой форточки, Вадим взял бритву и отправился в ванную.

Допив чай, Дубровкин потрогал выбритую верхнюю губу, поднялся и посмотрел в зеркало. Время остановилось.

Из зазеркалья, чернея бородой, смотрел суровый Воин гор.