Мой дядя Бенвенуто Бенни был в загробном мире. После возвращения оттуда он был наделён тайными знаниями веков, о чём иногда сообщал мне в наших редких беседах.
-Всё гораздо проще, - сказал он мне как-то раз. Грех измеряется в унциях в квадрате. Почему масса в квадрате? Ха! Потому что в загробном мире больше чем четыре измерения. Добра нет, добро это отражение зла. Оно отражается, чтобы совершить гармонию. Добра и зла должно быть поровну. Гармония мира - четыре унции. Вот почему я убил Якобса Сторма. Чтобы восстановить гармонию. Хочешь член как у негра? Хочешь член как у негра? А? - он ущипнул меня за бедро, но тут я встал со старого соломенного кресла и сказал, что мне надо прогуляться.
Не то, чтобы я был слишком злой человек. Как раз наоборот, но в тот июньский день я проснулся со странным чувством. Я прыгал по лужам, ехал в трамвае, открывал зонт навстречу косым каплям дождя, но всё я делал не так как всегда, всё это было наполнено совершенно новым для меня смыслом. Видимо, всему виной недопитая чашка кофе, подумал я, которую я оставил на журнальном столике в доме семейства Бингсов. Я почему-то очень ясно помнил этот момент: журнальный столик коричневого дерева, большая чашка крепкого чёрного кофе и несколько глотков тёмной жидкости, которые я оставил на попечение своих добрых друзей.
-Всё гораздо проще. Хочешь член как у негра? Хочешь член как у негра? - прозвучало в моих ушах. Я задумался на секунду и не заметил как большой чёрный додж промчался в метре от меня на зелёный свет.
-Чтоб ты сдох! На следующем перекрёстке! - крикнул я ему вослед.
Признаться, я был бы рад, если бы мои пожелания сбылись, и на следующем перекрёстке этот додж был сплющен тридцатитонным тягачом. В лепёшку.
Впрочем, переступая порог "Скай ньюс корпорейшон", я был уже в более аналитическом расположении духа. Я поздоровался с миссис О'Нил, с Пабло, с Ритой, с мистером Куи, с коридорным, с Джеком, Льюисом и Питером. Я поздоровался с мисс Палермо, с Ребеккой, с практиканткой мистера Смита, с Бланш, с Анастасией Плотски, с Фердинандом Монусом и Айрис. Я кивнул Патрику, пожал руку Фреду и обменялся улыбкой с Квартером Риччи. Знаете, как это бывает, когда вы открываете книгу, которую собираетесь прочитать, и встречаете на первых страницах имена тех героев, упоминания которых автор не мог избежать, чтобы выразить свои благодарности за помощь в написании труда.
-Вас срочно к мистеру Рональдсу! -  сообщила мне Айрис.
Начинается, подумал я.
Рональдс был моим боссом. Деспотичный тиран и мудак. Моё мнение разделяли почти все работники "Скай ньюс корпорейшон". Однако, как я уже сказал, моё настроение сегодня было не такое как всегда. Поэтому я не стал нервничать. Я даже позволил себе задержаться. Налил кофе, посмотрел новости, только потом задвигался в направлении лифта, ловя на своей спине укоризненный взгляд Айрис.
Мои туфли ступали по мягкому ковру кабинета Рональдса. Сам Рональдс восседал за массивным дубовым столом, с неизменной сигарой в зубах и глазками, упёртыми на встречного.
-Моё почтение, Рональдс, - промолвил я, обустраиваясь на кожаном кресле.
Рональдс неприязненно посмотрел на меня. Я даже не сомневался в том, что у него не было темы для беседы. В следующие несколько секунд он должен был осмотреть меня и найти огрехи. Именно эти огрехи и должны были послужить темой разговора.
-Грех измеряется в унциях в квадрате. - Прошептал мне дядя в левое ухо.
-Почему так долго? - возопил Рональдс.
Я облюбовал небольшой табурет, неприхотливо разместившийся под картиной Рембрандта. Имеет ли Рональдс представление о том, кто такой вообще Рембрандт, подумал я. Но удар табуреткой по его толстому черепу несомненно должен будет способствовать скорейшему обретению таинственных знаний, в том числе и о Рембрандте, его гении и жизни. Я уже было чуть ли не потянулся за ней, за этой маленькой табуреточкой, ленивым движением правой руки, но остановился.
В течение двух секунд я слышал как секундная стрелка на настенных часах отбивала ритм времени.
-Хочешь член как у негра? - спросил я.
Якобс Сторм был солидным челом. Пятнадцать лет назад этот малый соблазнил подругу моего дяди и отымел её своим массивным членом в сарае при Бланкшир-Бад. Вследствие чего мой дядя получил тяжёлую психическую травму, последствия которой давали себя знать на протяжении нескольких лет. Грех измеряется в унциях в квадрате. Вот почему я убил Якобса Сторма. Хочешь член как у негра? Хочешь член как у негра? А?
В течение семи секунд Рональдс изучал моё суровое лицо со свежим порезом от утреннего бритья, мои голубые глаза, мои иссиня чёрные волосы, мой фас, и, когда я всё-таки взглянул на эти тикающие в моём мозгу часы, мой левый профиль, и, прежде чем секундная стрелка успела поравняться с минутной, взорвался.
Я никогда не слышал, чтобы Рональдс смеялся. Теперь же я услышал самый настоящий дикий смех. Рональдс трясся, дрыгался, стонал, плевался, даже схватился за свой живот и судорожным движением поправил галстук, чтобы не задохнуться, бил левой ладонью по столешнице своего массивного дубового стола, правой - по подлокотнику кресла, среди прочих нечленораздельно-грубых звуков коего безумства я смог расслышать лишь "Бля", "Этапятьжжошсцуко" и "Йоб".
После чего он указал мне на дверь. Я вышел так же бесшумно как и вошёл.
В коридоре пахло апельсиновыми корками. Я вспомнил, что у Бингсов тоже был такой же запах. Всё-таки интересно, что сталось с моим кофе.


Несомненно, я присутствовал на похоронах нашего бакалейщика. Насколько я понял, стреляли в голову, поэтому хоронили в закрытом гробу.
-Дробовик. ... - Констебль был подчёркнуто немногословен. - Хороший выстрел. В упор. р. р.
В упор. р. р.
Мне почему-то нестерпимо захотелось посмотреть на то, что стало с головой Якобса Сторма. Но не мог же я подойти и вскрыть гроб. Это бы произвело неприятное впечатление на присутствующих... Впрочем, их было немного.
-Так значит, это самоубийство? - спросил я у констебля.
-Однозначно. Хороший выстрел. В упор. р. р.
Я поплотней закутался в плащ. Дело происходило утром, и было довольно прохладно.
-Странно.. - промолвил я. - Сторм не отличался излишней сентиментальностью..
-Хороший выстрел.
В упор. р. р.
Жёлтые пуговицы на униформе констебля отливали золотом.
В ту ночь мне снился Якобс Сторм. Он сидел на своей кровати, с начищенным до блеска дробовиком и смотрел на меня.
-Здоров, Майки, - пробасил он. - Хочешь что покажу?
-Да, - сказал я, подходя ближе.
-Осторожней, не забрызгайся, Майки.
Сторм молниесно вскинул оружие, направив тяжёлый ствол себе в лицо и нажал на курок. Я увидел, что всё-таки стало с головой Сторма. От неё ничего не осталось.
Грех измеряется в унциях в квадрате.
Условно я делил женщин на четыре типа: домохозяйки, вертихвостки, деловушки и королевы. Деловушки - дело у них выше, чем секс. Королевы - секс с деловыми. Вертихвостки - ни дело, ни секс. Домохозяйки - секс у них выше, чем дело. Айрис я грубо относил к деловушкам. Сегодня она была в розовом жакете, плотно облегающем её стройное худенькое тельце. Со своего места я мог созерцать её изящные икры, а при удачном раскладе и ступни ног, когда она выпрастывала их из своих обязательно в тот же тон одежде подобранных туфелек. Интересно, сколько минут я провёл вот так вот, созерцая Айрис. Наверное, не меньше нескольких часов. Если бы мне пришлось вычертить всё своё рабочее время, проведённое в "Скай ньюс корпорейшон" в какую-то диаграмму, то кусочек розового цвета в нём бы заняло "Созерцание Айрис".
-Пердение не украшает мужчину. - Дядя вытащил из портсигара очередную сигару и ловко зажёг её. - Запомни, племянник. - Пердение не украшает мужчину.
Я не стал уточнять, украшает ли пердение женщину, но я всегда привык прислушиваться к словам дяди. Человек, пришедший из загробного мира, заслуживает внимания, повышенного хотя бы на пару пунктов.
Бёдра у Айрис были относительно толще, чем это приходилось бы констатировать для пропорций её тела, в связи с чем романтические образы, которые мне рисовались выше талии, довольно грубо переходили в мысли выраженного порнографического характера, стоило мне опустить взгляд на нижнюю часть её тела. Очарование созданного образа неизменно разрушал холодно-рыбий взгляд светло-голубых глаз с застывшими по краям льдинками деловизны, коя позволяла Айрис монотонно-монолитно в течение каждого дня с беспробудно-высоким качеством исполнять свою работу.
Я медленно подошёл к кулеру и столь же медленно налил в чашку с кофе кипяток. Небрежным взглядом свысока я осмотрел достопримечательности Айрис - пару холёных грудей, закутанных в слегонца, я бы так сказал, слегонца выпирающее из канонов деловой одежды декольте, вследствие чего немного обмочил свои пальцы горячей водой. Тяжёлый запах свежезаваренного порошка достиг моих ноздрей, и я расправил спину. Лениво же огляделся по сторонам: никого не было. На часах стояла пятая минута шестого.
Я попытался услышать тиканье часов, но не добился результата. То ли его вообще не было, то ли часы были слишком далеко.
-Пердение не украшает мужчину, - повторил дядя. - Мужчину украшает ствол.
Дядя был метким стрелком. Стрелял одинаково хорошо с обеих рук, палил одинаково любезно и с револьвера, и с винта. Но любимым его оружием всегда оставался дробовик. Короткий, чищенный до блеска, с широким, суженным дулом.
-Хороший выстрел. В упор. р. р.
В эту ночь мне снова снился Якобс Сторм. Он сидел на своей кровати, расставив руки по краям и пристально смотрел на меня.
-Здоров, Майки, - пробасил он. - Хочешь что покажу?
-Да, - сказал я, подходя ближе.
-Осторожней, не забрызгайся, Майки.
Наконец-то он вытащит его, подумал я. Я слегонца застыл в воздухе, округлыми глазами гипнотизируя картину.
Сторм молниесно вытащил с колена дробовик, крутанув его пару раз на ходу, и, направив тяжёлый ствол себе в лицо, нажал на курок.


Я проснулся в холодном поту и мне сильно захотелось курить. Я заученным движением снёс с прибрежной тумбочки смятую пачку Мальборо, вытащил сигарету, поджёг её и сделал две мощные тяги. Нарушенный ход событий и рваные тряпки бытия начали восстанавливать свой прерванный ритм. Сходил на кухню и поставил чай. Чёрный. С сахаром. В холодильнике оставалось клубничное варенье. Самая тема для приведения в порядок своих разбросанных по уголкам вселенной мыслей.
Кто-то пытался съесть моё сердце. Я вспомнил куски плавящегося сливочного масла на щербатой сковородке и чьи-то тяжёлые шаги в потрёпанных тапочках. Если бы не противная слабость в ногах, я бы несомненно убежал через окно. Я думаю, многие сочли бы меня диким элементом бытия, но в своё время я потратил немало времени, пытаясь выяснить причины ночных кошмаров, вообще сна. Не менее диким элементом бытия меня бы, наверное, сочли, если бы я поделился результатами своих раскопок. Впрочем, не собрав их воедино, я, наверное, не мог делиться ими с окружающими, дабы не вводить их во искушение.
Силой выбросив в кровь порцию эндорфина, я прошёл на кухню за порцией адреналина. Налил чай в чистую чашку, которую я вычистил до блеска перед сном, закинул туда пару кусков сахара и обмакнул серебряную ложку в банку с вареньем. Посмотрел на свои волосатые бёдра, задумчиво расслабляясь, симпотишные коричневые тапочки, потом сделал горячий глоток.
-Стряхиваю жёстко, - дядя ударил себя ладонью по бедру. - Стряхиваю жёстко.
-Ты прав, дядя, - сказал я в пустоту.
-Стряхиваю жёстко, - дядя ещё раз шлёпнул себя в приступе лёгкого мазохизма, затем едва коснувшись рукой полей своей широкой ковбойской шляпы, опустил её на рукоять своего влитого в бедро револьвера.
Я сделал ещё один глоток. Приятное тепло разлилось по моему телу, я облокотился о стену и уставился на голубые панели, которые, тем не менее, давно уже следовало покрасить. Я думаю, что не очень бы удивился, если бы узнал, что вампиры реально существуют. И такие вещи как чеснок, лаванда и серебряная пуля имеют немного большую ценность, чем им свойственно предавать обычно. Моя первая книга про саблезубых романтиков бытия произвела на меня неизгладимое впечатление. И столь же неизгладимый страх. Пожалуй, большего страха от прочтения книги я не испытывал. Лиловая обложка.
Мужчин я обычно не подразделял. С некоторыми из них, бесспорно, я бы не хотел встретиться ночью в тёмном переулке, с другими охотно бы побеседовал за бокалом вина и свежесвёрнутой сигарой. Тем не менее, с годами друзей становилось меньше. Их место занимали другие личности, которым, я, как это ни странно, не мог подобрать нужного термина.
-Вот почему я убил Якобса Сторма, - дядя, как всегда, появился неожиданно.
Я вытащил из банки очередную порцию варенья и отправил в рот. Посмотрев из открытого окна на ночное небо, я ощутил в расположении звёзд и производимом ими свете отголоски своей вчерашней странности. Как будто кто-то несмело играл мелодию. Я бы даже как будто услышал этот ритм: плавные удары тяжёлых клавиш фортепиано будили. Но я подумал, что важно было не столь то, что играли, а кто играл. Допустить существование в этом бесконечном космосе наличие конечных намерений, бесспорно, было комплиментом в адрес моего воображения. Тем не менее, до утреннего звонка моего будильника оставалось ещё три часа. Я намеревался провести их в спокойном расслаблении, для чего вытащил из пачки новую сигарету. Потянул её носом, после чего зажёг огонь.


Рита была молода. Я бы начал с этого. Впервые я встретил её за стойкой бара в заведении, именовавшемся "Мутный стакан". Она пила какой-то зелёный коктейль, и взгляд её зелёных глаз искоса скользил по моим голубым глазам, когда я, устав пялиться на лакированные доски столешницы, бросал взор на заинтересовавшую меня соседку. Делать было нечего, дело было вечером, поэтому я пригласил её потанцевать. Да, в "Мутном стакане" танцевали, и для этого, на небольшом разместившемся на возвышении подиуме тусовался упорный квартет, оглашавший равнины звуками мажорных тональностей.
Рита пахла. Я бы продолжил с этого. Я попытался выяснить природу этого запаха: возможно, это был модифицированный мускус или неизвестный мне доселе женский гормон, я так и не понял, равно как и не смог до конца определить, какие эмоции он у меня вызывает.
-Вы считаете, запах возбудил вас?
Возможно. Я не могу сказать точно, что явилось возбудителем.
-Но вы упомянули о запахе.
Я не психиатр, я всего лишь тупо излагаю факты.
-Вы знаете, что в данный момент у вас расстёгнуты шнурки?
Я вздохнул.
-Продолжайте.
Вы знаете, человеческие эмоции многогранны. Когда же дело касается женщин, эта многогранность выходит на первый план. Я думаю, это связано с восприятием.
-Вы разбираетесь в психологии?
Не так сильно как мне хотелось бы. Иногда у меня что-то получается. По крайней мере в тот момент я сделал всё возможное, чтобы сохранить реальность в её первозданном виде. Если бы я поцеловал Риту, я бы нарушил её, если бы я ничего не сделал, я бы потерял её, но я посмотрел в её глаза и тем самым я сохранил её. Мы мысленно договорились, что займёмся сексом. Вас не пугает слово секс?
-С чего оно должно меня пугать?
Не знаю, когда говорят о сексе, это иногда пугает.
-С чем это связано?
Возможно, как-раз таки с потерей реальности.
-Интересное мнение.
Я привёл её в свою квартиру. Самое явное воспоминание того периода это стук её каблуков о ступени лестницы. Я не знал, была ли она шлюхой или добротетельной пани, но это, наверно, не имело никакого смысла.
-Имело бы, если бы она была больна СПИДом.
-Имело бы, но я говорю о реальности.
-Так, так.. Продолжайте. Мне уже интересно.
Я угостил её стаканом мартини. Потом, расположившись у её ног, начал стаскивать с неё одежду.
-А запах? Он был с вами?
-Да, запах был.. Но он отошёл на задний план. На передний выступил другой запах. Более обыденный. Запах крема для ног, крема для рук, тонального крема, духов и прочей ерунды, которой женщины любят украшать себя. Рита не брезговала этим, но я не брезговал Ритой.
-Желания..
Да, вы правы. Желания. Желание заняться сексом с Ритой было сильно. Обычно мой член не встаёт до момента соития, но подле Риты он был напряжён и рвался в бой.
-Вот как..
Я раздел её, медленно, не спеша, иногда касаясь её упругих губ своими полувлажными, словно смакуя одинокие маслины при свете вечерней зари. Я касался её волос и кожи. Они электризовывали меня.
-Хороший мальчик. Безусловно.
Наконец, я её раздел.
-Вам понравилось то, что вы увидели?
О, да. Её тело было темно. И пахло. И тут опять появился этот запах. Он был невероятно силён. В этот раз запах чрезвычайно возбудил меня. Я чувствовал, что имею дело с чужим, и чужое возбуждало меня. Чужое всегда возбуждает, не всё чужое, но некоторое, я думаю, вы понимаете меня. Опять же, договорившись мысленно, мы, минуя прелюдию, занялись коитусом. Я лёг к ней сбоку, раздвинул бёдра и вставил пенис. Вошёл до конца, прижимая к себе и, придерживаясь того же ритма, дошёл до кульминации.
Мы лежали молча, обнявшись, она, уставившись в окончания розовой подушки, я - на её затылок.
-Когда вы поняли, что она инопланетянка?
Пожалуй, при второй встрече.
Она произошла через год. Я встретил её совершенно случайно на симпозиуме, посвящённом репродукциям Дали. Здесь я бы хотел упомянуть, что я не сразу узнал её. Ибо она была и одета по-другому, и накрашена, и даже взгляд её был не таким как раньше.
-Во что она была одета?
Серо-буро-зелёный двубортный шерстяной костюм. На ногах были зелёные же туфли с острыми мысками. Зелёные же тени окаймляли зелёные глаза, и неброская улыбка обрамляла тёмную гладь лица. Она узнала меня сразу же и прозрачно улыбнулась. Почему-то мне сразу пришло в голову понюхать её. Я хотел убедиться в том, что запах её не покинул.
-Вы понимали, что она опасна?
Странно, почему вы заговорили об опасности. В этот раз ситуация была гораздо сложней. Если в баре я быстро нашёл способы сближения, то на симпозиуме я не знал, что делать. Я чувствовал, что реальность снова ускользает от меня.
-Вам хотелось сделать что-нибудь значительное?
Да, безусловно. Если честно, я снова хотел оказаться с ней наедине, касаться её губ, лица, кожи, сосков, я могу перечислять это бесконечно, чего бы я хотел сделать с ней в тот момент, но у желания моего была восходящая нота, которая, как это ни тяжело признать, не находила своего созвучия в окружающей меня реальности.
-Печально.. Что же вы сделали?
Я решил, что сплю.
-Неожиданно.