Эту удивительную историю, практически – легенду мне рассказал еще в 70-е годы прошлого века  мой наставник в газетном деле Леонид Павлович. Он же, кстати, впоследствии написал и опубликовал в нашей районке рассказ «Ивовая ветка».
Почему такое странное название – поймете позже, хотя мне тогда, если честно, ни название, ни сам рассказ не понравились. Той газеты не сохранилось  ( да и зачем бы я ее хранил?), потому перескажу историю как сам запомнил.
То ли сразу после Октябрьской революции, то ли в первые годы гражданской, когда во многих отдаленных уголках бывшей  империи царили анархия и безвластие, у паромной переправы через Иртыш, ведущей к волостному поселению Иртышск, разбойничал некий несознательный элемент по кличке Угрюмушка. Погоняло его, по всей вероятности, происходило от фамилии Угрюмов, и носители ее живут в Иртышске по сей день.
Угрюмушка тот обладал недюжинной физической силой, когда-то был каторжанином и, как принято говорить в наши дни, на путь исправления не встал, а предпочел честному труду разбойный промысел.
В Иртышске, с тогдашним  населением в пару тысяч человек,  имелся большой базар, куда свозили на продажу плоды своего непосильного труда обитатели казахских аулов, жители переселенческих поселений, возникавших по всей Сибири и на территории нынешнего Казахстана в ходе столыпинской земельной реформы, ну и казаки из ближайших станиц и укреплений казачьей прииртышской линии.
Угрюмушка всегда действовал один. Вместе со своим верным конем он прятался в прибрежных кустах ракитника на правом берегу  неподалеку от паромной переправы, выжидая свою добычу – тех, кто, расторговавшись на базаре и выручив какую-то денежку, возвращались из Иртышска домой,  на высокое правобережье.
Паром тогда, понятное дело, был не таким, как сегодня - вместительным и на дизельной тяге. Это была платформа-плашкоут, на которую одновременно могли загрузиться максимум три-четыре подводы и с десяток пеших людей или тройка-четверка  верховых .
Угрюмушка, выждав момент, пускал коня в намет, нагонял тарахтящую по проселочной дороге выбранную им телегу, сходу бил дубиной хозяина по голове и, угрожая остальным его спутникам, если таковые были, своим былинным страшным оружием, забирал выручку и все ценное, что находил в телеге.
Если же добыча казалась ему мала, он выпрягал еще и лошадь, брал ее под уздцы, садился на своего коня, и был таков.
Грабил Угрюмушка нечасто, на промысел шел только тогда, когда начинал чувствовать себя материально стесненным. Он обладал поистине звериным чутьем, и когда на него устраивались засады, на «дело» не шел.
Длился этот беспредел, говорят, года два. На счету Угрюмушки были уже не просто рядовые ограбления, но и несколько «мокрух» – двое или трое его жертв не выжили после страшных ударов тяжелой дубиной. Так что по нему уже давно плакала не просто каторга, а петля висельника. Угрюмушка это понимал и был предельно осторожен.
И все же однажды он попался, причем вовсе не тогдашним стражам правопорядка.
Но все по порядку. В один из тихих предосенних дней, когда в пойме Иртыша начинающая желтеть листва тополей и верб не шелохнется, а воздух прозрачен и чист, Угрюмушка привычно сидел в засаде на полпути между паромной переправой и подъемом луговой дороги на высокий песчаный берег.
Он пропустил громыхающую подводу с горланящей компанией из нескольких мужиков и баб – с такой оравой ему было бы трудно управиться. Не обратил внимания и на двоих верховых казаков – с теми вообще шутки были плохи, так как они не расставались с оружием.
А вот когда спустя еще полчаса увидел из-за кустов ракитника неторопливо катящуюся подрессоренную бричку всего с двумя седоками – крупным мужиком и ярко разодетой бабой, в глазах его мелькнул азартный блеск: «С этими-то справляюсь на раз!».
Он вскочил на коня, перехватил поудобнее дубину, и с места взял в галоп. До брички оставались уже считанные метры, когда попутчица мужика обернулась на топот копыт и испуганно закричала:
- Ваня-я!
Ваня оглянулся вовремя – в голову ему уже летела дубина. Но он как-то умудрился перехватить ее огромными ручищами и дернуть на себя.
Угрюмушка с выпученными от изумления глазами полетел с коня наземь. А на него с повозки грузно спрыгнул и тот, кого перепуганная баба назвала Ваней.
Оставшийся без хозяина конь Угрюмушки дальше не поскакал, а остался стоять рядом с барахтающимися обочь дороги хрипящими мужиками. Бричка же, потерявшая управление, катила себе дальше, а без конца оглядывающаяся назад баба с белым от испуга лицом суматошно и неумело тянула на себя вожжи, пытаясь остановить меланхолично екающую селезенкой лошадь.
Оседлавший Угрюмушку мужик оказался кузнецом, живущим в ближайшем казачьем поселении. Он время от времени ездил торговать в Иртышск всякими коваными изделиями, которые на базаре уходили просто влет, потому что сюда, на окраину громадной империи, заводские и фабричные товары с началом великой смуты поступали все хуже и хуже.
Если бы замысел разбойника удался, он бы неплохо поживился – Иван распродал все свое железо и вез домой хороший куш. Но, как всякий кузнец, Иван обладал большой физической силой, и потому хоть и не сразу, но смог скрутить разбойника и связать ему руки за спиной ремнем.
- Так ты, поди, и есть тот самый Угрюмушка? – отдышавшись и отирая пот с красного лица картузом, спросил поверженного супостата кузнец.
Он подобрал с земли дубину и с интересом вертел ее в руках. Разбойничье оружие весило не меньше полупуда, рукоять  была отполирована за долгий срок использования до блеска, на утолщенном конце темнели следы засохшей крови с прилипшими волосками.
Если бы жена Евдокия вовремя не заметила опасности, на этой жуткой дубине появилась бы и его кровь. Вон Евдокия, кстати, и сама едет к ним - сумела остановить и развернуть бричку.
- Ну, хотя бы и он! – мрачно ответил разбойник. – Ты бы лучше отпустил меня, мужик.
- А то что? – насмешливо прогудел кузнец.
- Ванюшка, ну его, поехали домой, а? – проныла с остановившейся рядом брички Евдокия.
- Да подожди ты! – цыкнул на нее Иван. – Так что мне будет, ежели не отпущу тебя, а?
- А то! – с угрозой дернул черными, с проседью, усами Угрюмушка – Ну, отвезешь ты меня к исправнику или сдашь казакам. А я сбегу и потом найду тебя…
- Ой, как страшно! – захохотал кузнец, показывая из бороды крепкие желтоватые зубы. И тут же посерьезнел.
- Никуда я тебя сдавать не буду – нужда была такое говно на своей бричке возить. А вот наказать тебя за твое душегубство накажу. Как наши деды делывали.
- Ты чего это удумал, Ванюшка? – испуганно пролепетала баба из брички. – Не бери грех на душу!
- Да какой там грех, - отмахнулся от нее кузнец. – Вот на ём грехов – не перечесть. Ладно, баба, ты пока побудь здесь. А я щас…
Иван крепко взял беспокойно зыркавшего  по сторонам глубоко посаженными темными глазами Угрюмушку за шиворот и волоком потащил его в придорожные кусты.
- Ты чего, а? Ты куда это меня, а? – не скрывая испуга, забормотал тот, пытаясь поймать опору своими волокущимися по высокой траве ногами в тяжелых сапогах, чтобы привстать. Но Иван тут же развернулся и с размаху ударил его кулаком по лысеющему затылку. Угрюмушка обмяк.
- Только не убивай его! – опять заголосила с дороги Евдокия.
- Вот дура баба! – сплюнул кузнец.
Он бросил разбойника под шарообразным кустом ракиты, порылся в карманах поношенного пиджака, достал моток бечевки и связал ею ноги все еще остающегося без чувств Угрюмушки. Затем подошел к кусту ракиты и стал внимательно осматривать ее упругие ветви, одну за одной подтягивая к себе.
- Вот вроде ничё, - пробормотал он и, вынув из кармана небольшой складень, раскрыл его и срезал нагнутую верхушку выбранного прута с несколькими ответвлениями.
Затем он стесал эти веточки и в итоге получил палочку сантиметров  в двадцать-пять - тридцать длиной,  с небольшими зазубринами на месте сучков, всего этих заусениц было три или четыре.
Один конец палочки кузнец заострил. И сказав: «Ну, Господи, прости!», он шагнул к лежащему на траве Угрюмушке.
Тот уже пришел в себя и враждебно следил за действиями кузнеца.
- Жить хочешь? – сочувственно спросил Иван. Разбойник промолчал, в то же время обеспокоенно пытаясь понять, чего же удумал сотворить с ним этот бородатый увалень.
- Тогда не дергайся!
Кузнец перевернул Угрюмушку на спину и, взяв за плечи, посадил. Потом расстегнул на нем ворот рубахи, легко порвал ее, обнажая крепкие волосатые плечи, потянул трещавшую в его крепких руках ткань на спину.
- Ты чего, ты чего, а?
Не на шутку перепуганный разбойник ворочал белками выпученных глаз, нижняя губа у него дрожала.
- Сиди смирно, ушкуйник! – рыкнул на него кузнец. И поразмыслив секунду, снова оглушил Угрюмушку ударом кулака по голове и опустил его на землю.
- Так- то вернее будет.
И, присев на корточки перед лежащим на боку разбойником, он оттянул у него на спине кожу меж лопаток и быстрым движением прорезал ее лезвием складня.
Угрюмушка глухо застонал. Кузнец, не теряя времени, взял приготовленную перед этим ивовую палочку и засунул ее заостренный конец в кровоточащий надрез.
Убедившись, что попал куда надо, он тут же резким движением затолкал под кожу всю палочку. Спина у позвоночника тут же взбугрилась от остатков сучков.
- А-а-а! – отчаянно и сипло закричал от чудовищной боли окончательно пришедший в себя разбойник и, перевернувшись на живот, заскреб сапогами по траве, задергал связанными руками, замотал кудлатой головой. – Ой, сука, ты что сдела-а-л!
- Что заслужил, то и сделал, - почти равнодушно сказал кузнец. Присев в ногах Угрумюшки, он разрезал опутавшую их бечевку. Руки же оставил связанными.
- Вот теперь иди куда хошь, - хмыкнул он. – Хошь на разбой, хошь к фершалу. И запомни: еще раз попадешься, я тебе твоей же дубиной все кости переломаю!
И он вернулся к покорно ожидающей его в повозке жене. Подобрал и закинул в бричку увесистое орудие разбойничьего промысла, следом залез сам, забрал из рук Евдокии вожжи и, пошевелив ими, бодро скомандовал лошади: «Н-но!».
Кобылка дернула хвостом, и, уверенно управляемая хозяином, круто, почти на месте, развернула бричку и зарысила по накатанной дороге к подъему с луговины.
Кузнец и Евдокия сидели в повозке, покачиваясь, плечом к плечу молча, почти торжественно, и ни разу не оглянулись назад.
А там Угрюмушка, матерясь и стеная, с трудом встал на ноги и, выбравшись из-под куста на дорогу и очень прямо держа спину, ходко, почти бегом зашагал в сторону паромной переправы.
Он хоть и был разбойным человеком, но, как и все, очень хотел жить, и как все, очень плохо относился к физической боли, которую ему сейчас причиняла засевшая в спине между лопаток и ниже небольшая зазубренная палочка.
А за ним, пофыркивая,  покорно тупал копытами его верный конь, не понимая, почему хозяин все время мычит и идет пешком, а не хочет оседлать его и помчаться за какой-нибудь телегой…
Что было дальше с Угрюмушкой – я не знаю, как не знал и поведавший эту легенду мой наставник Леонид Павлович. А ему эту историю, в свою очередь, рассказал внук того самого кузнеца. И он же поведал, что с той поры у паромной переправы больше никто не безобразничал…