Сегодняшнее утро подозрительно бодрое и оптимистичное. Видимо, впереди затаился пиздец, иначе не бывает.
  На работе я, как всегда, во время. Начинать в 7 утра, мне кажется, это очень правильно для мясорубки, в которой мы живем. Прихлебываю кофе с сахарозаменителем, перекладывая бесчисленные бумажки на столе.
  Что вы делаете со своей макулатурой? Я раз в месяц просто выбрасываю все на хуй в урну. Из моего опыта перебираний и поиска я вынес, что ценного там ничего и никогда не бывает.

Открываю дверь в ординаторскую, на мое появление никто не реагирует. Демократия.
- Один тире десять, - Ира, допивая что-то на ходу, хватает стопку историй и идет за мной.

  Я думаю, все лежали в больнице. Особенно в нашей специальности, я не хочу перегружать пациента толпой людей в халатах. Он перед ними тушуется и закрывается, а мне так не нужно. Что касается перенятия опыта, они потом у себя в ординаторской все равно все перемоют-перетрут.

Первый бокс – «острый» – собственник АЙТИ бизнеса Дима. Когда-то друг дал ему одну единственную таблетку во время какого-то кризиса – не важно, на работе, в личном пространстве…

  До приезда к нам он просидел на транквилизаторах два года. «Вырастил» себе такую дозу, от которой не толерантный  человек рухнет в кому. Потом начал запивать алкоголем – а че? Похмелья с утра почти никакого, и эффект множится.

  Сегодня его «колотит». Он самостоятельно принял в четверг решение уменьшить дозу Ремерона наполовину. Я такое только приветствую – человек принял решение обрести себя заново, появляется критическое отношение к собственному состоянию.

  Хотя, когда он к нам попал, на второй день он заявил что таблетки ему вообще не нужны, он, дескать, и так справится. На четвертый день он душил одну сестру, держа в зубах руку голосящей второй. А почему? На его просьбу дать ему «что-нибудь», ему ответили, что сейчас позовут врача. Охуевшие беспредельщицы…

  Мягко уговариваю его подождать до вечера. Ведь четверо суток сейчас пойдут насмарку, если вернуть дозировку. Ведь самое страшное позади.

-    Дай ему вечером помощнее сонного, потянем еще день – говорю я Ире, она согласно кивает. Следующий бокс – Лешкин.

  Он у нас уже как дома. В этот раз его мама, деятельная тетка с флажком на пиджаке, клятвенно пообещала ему не верить и не вмешиваться в процесс, не смотря на его заверения, что он уже «совсем выздоровел», и в этот раз он «уже не будет так как в прошлый». Ага, все понял и осознал…

  Лешка сидит на кровати поджав ноги и «залипает в собаку». Правая рука лежит на столе, и я с недовольством замечаю, что его не «треморит». Славик – гондон.
-    Уменьши седацию, - шепчу я Ирке, а сам захожу в бокс. Сажусь за стол; на нем три пустые тарелки и чистая, блестящая вилка. Показываю ей глазами и она уходит пиздить сестер. Мало того, что он сожрал три порции завтрака, так еще и руками.

-    Привет – чуть помедлив, говорю я. Он молчит. Я некоторое время смотрю на него, потом достаю телефон и начинаю читать смс, смотреть погоду, копаюсь в личном ящике…

-    «Сладкого» дашь? – не поднимая головы, без интонации, говорит Лешик.
-    А зачем? – деланно беспечно задаю дебильный вопрос я. Ну надо же как-то его разговорить, пусть позлится.
-    Зачем? – с такой внутренней болью отзывается он, что мне уже стыдно за свое непрофессиональное поведение.
-    Ты охуел? – его передергивает. Процесс пошел.

-    Мне надоело терпеть. Я больше не хочу и не могу. Иии не буду-уу! – срывается он в крик. В двери появляется голова медбрата. Я знаком даю понять, что все в порядке.
-    Скажи-ка мне дружок, - тихо начинаю я. – А что ты рассказывал когда тебя привезли три недели назад? Ты вроде как просил, чтобы тебя спасали. Кричал, что хочешь жить? Я думаю, перед приездом сюда, у тебя была куча возможностей все решить и больше не терпеть, правда, дружок?

  Какое-то время мы молчим, Леша снова уходит «в себя». Вдруг он как будто что-то вспоминает – То, что вы делаете противоречит международной конвенции… ООН. Я.. имею право… свободно выбирать.
  Я снова «мягко стелю» - Все правильно, Алексей Алексеевич. Вот пройдет еще недели 3 (ага, месяца два) – снимем тебя со всех препаратов.
  Внимательно наблюдаю за Лешкиной реакцией.
-    А потом нужно будет немножко побыть в изоляции. Лешка смотрит на меня самым пронзительным взглядом, на который только способны его мутные глаза.
-    Совсем немножко (ага, месяца три желательно. По факту – сколько получится)
-    А потом и будешь своим свободным разумом принимать свободные, независимые от всяких веществ решения. Так что я как раз и работаю над тем, чтобы ты мог реализовать свое право свободного выбора. А ты крепись, друг, думай о том, что каждую секунду тебе становится немного легче. А я буду тебе помогать.

  Кладу руку ему на плечо. Он уже меня не слушает, смотрит мимо стены, куда-то на майский день, зеленую траву и деревья во дворике…

-    Все вранье, - выговаривает он и закрывает глаза. Я тихонько встаю и ухожу. Я знаю, братик. Я знаю…

Обход в понедельник – не меньше четырех-пяти часов. Я знаю хорошо всех наших пациентов. Помню, как зовут их мам и бабушек. Нахера я это запоминаю, не понятно.

  Идея по лешкиной подготовке к изоляции рождается сама собой.
-    Наталья Михайловна, здравствуйте, - она всегда берет трубку сама и почти моментально. Видимо, понимает что-то. Только слишком глубоко в голове сидит, что сын ее наркоман, слабак, а значит – сам виноват.
-    Помните, Алешина девочка, Аня, очень хотела его повидать? – с ходу спрашиваю я.
-    Да, но вы сказали, что ни в коем… - начинает она.
-    Корректируем. У него по плану будет изоляция через некоторое время. Нужно подкинуть ему мотивацию. Пусть бы она пришла раза четыре с периодичностью раз в неделю, потом недельки три выждала,  и еще разок. Первые четыре – депрессивная без объяснения причин. В последний – любящая, зовущая, всепрощающая. Понимаете?
-    Все понятно. – Нравится мне эта женщина.  – С кем ей согласовать даты?
-    Со мной. Только подготовительную работу с большего вы с ней проведите, по-матерински настройте ее. Я потом скорректирую перед встречей.

  Я рад, что так просто и правильно мы подбросим немного чернозема на Лешкино мыслительное поле, выжженое двухлетним марафоном. Дай Бог…

  Ко мне заходит Ленка. Она – мой главврач и бывшая. Впрочем, она у всего потока бывшая. Вот теперь текущая у одного матерого чиновника. На его деньги и открыта была клиника когда-то.
  Ленка – администратор. В конце каждого месяца я только пишу заказ на контрабанду и список А и забираю у нее пухлый конверт с деньгами. Все остальное решает она. Мои модные тренинги и семинары, публикации – все, что может повысить нашу стоимость.
  У нее в кабинете кто-то есть. Сейчас будет нарушение нашей с ней субординации – я вижу, что она уже порядком себя накрутила.
-    Тебя порекомендовала жена Андрея Иосифовича супруге пациента. В моем кабинете его деловой партнер и начальник охраны. Алкашка с «белкой». Поедешь с ними.

-    Почему я? Не трансфузиолог? Зачем я пациенту сейчас? – стараюсь ровно говорить я.
-    
-    Бля… опять? - она закрывает плотно за собой дверь. – Слушай меня, капиталовложение. Потому что порекомендовали тебя, а не его. Если ты поставишь капельницу, с тебя корона не упадет. Я тебя продала, дорого, бля, продала. Не выебывайся, а едь туда, и договорись с женой на полный «детокс» и последующую терапию их обоих.
-    Да тебе в спину уже пару лет дышат. Или тебе что-то…

-    Тише, тише, Лен. Я ведь просто просил заранее предупреждать, а вдруг пациенты… - бормочу я.

  Аморфное, беспринципное говно. Оказывается, как плотно держит меня в своих пушистых лапках сытая жизнь…

  Ленка тоже чувствует, что перегнула.
-    Что тебе с собой? – ангельским голоском спрашивает она.
-    «Богатый» детокс, уточни у друзей вес и попроси девочек сложить. И штатив. – невнятно бормочу я. Лох. Лошара-а… – Я в сейф и выхожу.

  Ленка, безумно довольная собой, уходит вприпрыжку. Я открываю сейф с холодильником в смежной комнате…

  Препаратов здесь на пол-Китая. И в смысле лечения, и в смысле продолжительности тюремного заключения. В глазах рябит от коричневых, американской фасовки, баночек…

  Беру одну зеленую, «80 ОС», и, подумав, три сиреневые таблетки. Думаю, всего достаточно. Эти таблетки я отдам его охране еще здесь, в клинике…

-    Как давно?
-    С четверга…
-    А вообще?
-    Так сильно – год. А вообще я замечаю нездоровую тягу уже лет 5…
-    Где пьет? На работе? Дома?
-    Дома… А какая разница?
-    Спит? – игнорирую…  Ищу получателя его месседжа, дебилоид.
-    С переменным успехом, - вдруг улыбается он.

  Нету здесь никакой «белки». Играем в театре одного актера. Нас плохо жалеют? Мы такие все из себя несчастные? Я зол на весь мир, а прежде всего на себя. Лена – пизда. Надо думать, думать… На мой психоанализ особо не проживешь… Обе бывшие жрут не в себя, опять же…

  Немного успокаиваю его внутривенно, точно дозирую. Спать мы пока не будем, вот выпьем зелененькую, потом спать… Что-то спрашиваю у него для вида, он мычит. Бледная жена призраком мелькает из угла в угол… Запейте таблеточку… Вот так…

-    Поймите, капельницы – это не выход. Надо работать с ним. И с вами…
-    Как это? – у нее в глазах ужас. С ней?
-    Терапия созависимых очень важна. Спросите у гугла.
-    У кого?
-    В интернете поищите
-    А завтра будет капельница?
-    Конечно. Пятнадцать капельниц, будет приезжать специально обученный врач. Мы делаем лучший в России «детокс». Про некоторые препараты наши коллеги даже и не знают, что такие есть в природе… Три таблетки не забыли как давать ему?
-    Помню…
-    Ну вот и все… Завтра приезжайте к 18…

  Мужик не спит. Чешется, пускает слюни, рассматривает люстру и улыбается…

  На пути домой играет Guano Apes – Living in a Lie
Ты прав, Леша. Все и везде – вранье… Я, пожалуй, лучше всех это знаю…
  Остро ощущаю желание нажраться. А вот хуй там, товарищ майор. У меня еще удаленные пациенты…