Тихое, безветренное, летнее утро. Вот уже час как мы сидели в песочнице. Пару дымовух уже сожгли, покидали друг в друга старым носком, с набитым в него песком, и потихоньку, скука стала овладевать нашими неокрепшими умами, под начинающим припекать утренним солнцем, а потому не сразу заметили, стоящую рядом Лизку.

- Поцоны, Катафота нарисовалась.
Мы лениво повернули головы в её направлении.

      Девочка Лиза была изгоем в нашем дворовом братстве, уж так получилось. В детстве редко когда выписывают такое звание по заслугам, чаще по случаю, или от настроения. Зато навсегда. А Катафотой она стала по весне, когда кто-то залепил ей тяжелым, мокрым снежком в лицо. Всех тогда обрадовал факт появления гигантского бланша вокруг её левого глаза. Она же тогда быстро вытерла слёзы, увидев заинтересованность окруживших её поцанов, и стала быстро мотать головой из стороны в сторону. Резкая смена бледной половины лица на багровую, была похожа на отблеск катафота на колесе несущегося велосипеда, и на целых десять минут она была в центре внимания, пока не закружилась голова. Ну а далее, ничего в её статусе не изменилось, только новая пагремуха прилепилась.

      Лизка в то утро была одета в короткое белое платьице в горошек, и в обязательных для тех лет, хлопчатобумажных, светлых колготках. Русые кудряшки, были подвязаны ярким синим бантиком. Вроде бы ничего необычного, если бы не два имевших места, неожиданных факта. Первым - был, сидевший у её ног облезлый, мохнатый двортерьер, со скрученным бинтом вместо шлейки, конец которого Лизка сжимала в ладошке. Вторым - странный блеск её глаз, выражавший всю глубину женской загадочности и полового превосходства.
      Это на какое-то мгновение выбило нас из колеи, но уже послышались первые звуки привычных словесных издевательств. Недослушав приветствия, Лизка, с презрением на лице, не обращая на нас внимания, вдруг резко выставила вперед правую ногу, выпрямив её в колене, и громким писклявым голосом крикнула – «Масик! Пузико!»

      Развернувшаяся сразу же за этим криком картина, повергла нас в шок и трепет. Облезлый пёс, моментально подскочил к Лизке, подпрыгнул, обхватил передними лапами коленку выставленной ноги, и начал быстро-быстро двигать тазом, поджав хвост и жалобно повизгивая. Лизка, с победным взором, снизошла до лицезрения наших ахуйевших лиц.

      Это был даже не триумф, это была бомба. Эта Лизка, эта Катафота, и… Дрессировщица.… Подняв упавшего, от шока, в песок товарища, мы двинулись поближе. Лизка, к тому времени, уже оттирала ладошкой мокрые колготки, а цобак лежал рядом, глубоко и часто дыша, с вываленным набок языком.

- Ката…Лизка, а можно ещё?..
- Лиза, ну пожалуйста.
- Это не я кидал в тебя дохлой крысой, зуб даю!

      Мы униженно каялись во всех смертных грехах, и просили повторения циркового номера. Катафота, млела в лучах неподдельного внимания, она даже ростом стала выше, её подбородок победоносно указывал в сторону восходящего солнца. На нас, она не смотрела. Наказав неведением в течение целых тридцати секунд, Лизка повторила номер уже под бурные овации. Потом процедив, что её дрессированному животному необходимо отдохнуть и попить водички (и действительно, пёсик был как-то странно перевозбуждён) Лизка, в сопровождении беспорядочно прыгающего вокруг неё кобеля, царственно удалилась.

      Уже через час, всей мелкоте нашего двора, было известно, что наша Катафота, не просто дурочка Лизка, а Лизовета Дрессировщица. Обычный и сонный, поначалу, воскресный день, грозил стать сенсацией. И сенсация состоялась. Вокруг песочницы собрались все малолетние апарыши нашего двора, сумевшие слинять от обязательных, воскресных, домашних дел, а в самой её середине стояла героиня дня Лизка, со своим дрессированным питомцем. Её колготки на правой ноге, уже покрывшиеся белёсой коростой, оттягивались как треники на коленках у Федора Палыча при ходьбе, а собак был измождён и дышал как пулемёт, но всё так же беспрекословно слушался её звонкой команды – «Масик! Пузико!» - и вытворял чудеса. Кто-то уже даже совал Лизке, растаявшие в ладошке, шоколадные конфеты, но она гордо трясла головой, разбрызгивая бисеринки пота с раскрасневшихся щёк, и льстивых подношений не брала.
      В нескольких метрах от нас глухо ржали двое поцанов постарше, лениво качаясь на качели. Мы с негодованием на них косились.

      Всё закончилось неожиданно.
      Как резкий порыв ветра в пургу, в наш стройный кружок ворвалась мать Лизки, в растрёпанном домашнем халате, и большими разноцветными бигудями в волосах. Первый же мощный подзатыльник получил как обычно я, второй тоже. Был бы и третий, но я уже поймал дрогги и сполз.

- Уроды недоделанные!! – трубила она, судорожно сжимая ворот халата, побелевшими в костяшках, пальцами.
(два подростка уже ржали в голос, попадав с качели на песок)
- Это же чего удумали, пидарасы?!! (мать Лизки была учителем географии, но знала что это мощная мантра, от соседа, уголовника-рецидивиста)

      Схватив ревущую в голос, униженную таким несправедливым финалом, Лизку за шкирку, пнув завизжавшего пса с её ноги, это злобное воплощение Иштар потащило несчастную девочку в направлении подъезда, походу выбивая свободной рукой пыль из её задницы.

      Несколько минут спустя, наржавшись до коликов, взрослые поцоны, собрали нас вокруг себя и лениво сплевывая, дали расклад чопачом внатуре.
      Ещё парой минут позже, уже ржали мы, предвкушая какие тёмные, аццкие дни и годы наступили для Катафоты.

      А Лизка, совсем перестала выходить гулять во двор, и только пробегала мимо нас по делам, с зажмуренными глазами, и крепко зажав уши ладошками. Пару раз удалось довольно удачно подставить ей ногу.

ПэСэ. Был ещё у нас Мальчик-Конденсатор, но это уже совсем другая история.
(secundus)