В очередь за пенсией баба Клава стояла последней. Контуженный на войне дед Петро, страдавший слабоумием стоял с огромным топором и держал на прицеле милую голову кассирши, которую не отпускал, пока та не выдаст последнему человеку деньги.

В полночь баба Клава получила денежку и ушла. Изнеможенная кассирша расписалась в журнале и без чувств упала на стол спать. «Спасибо, милочка!» - сказал деде, вонзил в стол топор и отправился домой. А на полу хлюпала кровавая рука кассирши…

Все дороги были проложены через кладбище, такое село было. Даже дед Петро, как маленький боялся там ходить. Зато пол-литра и порядок, литр – кладбище – как дом родной. Сегодня пенсия – и литрой не обошлось. Баба Клава ничего не боялась. Кроме чеснока в её арсенале была кувалда и множество осиновых колов. Смело шагала она, переступая кресты и могилы. Вдруг в кустах что-то завыло, потом замычало. С отмороженной, как у бульдога рожей баба метнула в кусты кувалду. Вой затих. Потом достала осиновые колья и бросилась в кусты. Целый час слышался стук молотка и хруст костей. Кровавая баба довольная вылезла из кустов – «От тварь нечистая!»

На этом не закончилось. В лунном свете появилось белобрысое существо с зелёной рожей. «Ы-ы-ы!Э-э-а! – кряхтело оно. Оно было в бинтах, истекало кровью – с отрубленной рукой. А уцелевшая рука тыкала Клаве в лицо отрубленную. Не долго думая, бабка забрала обрубок и засунула существу в глотку, а сверху забила осиновыми колышком.

Утром бабушка-одуванчик решив похвастаться отправилась в церковь на исповедь, где рассказала попу, как загасила двух демонов. Тут мусора её и повязали за двойное убийство. Истерзанный до неузнаваемости труп пьяного деда Петра лежал недалеко от милой кассирши, которая так просила помощи. Её нежная рука торчала прямо из кровавого горла…