В сентябре на одесских пляжах не бывает вареной кукурузы. И это прискорбно.
    Зато здесь много беременных девушек. Они сидят в шезлонгах на морском берегу и потягивают из бутылок николаевское пиво «Янтар». Они прогуливаются по центральным улочкам и что-то втирают своим небеременным подругам. Они едут в маршрутках и молчат, улыбаясь. Их действительно много, и это радует – в Одессе есть чем заняться.
    Дюк и Утесов. Ланжерон и Дерибасовская. Оперный. Гамбринус. Привоз.
    - У Вас будет сдача?
    - К сожалению, нет.
    - Так щоб Вы были здоровы! Возьмите, кушайте свой виноград.
    Я беру пакет со своим виноградом и отхожу в сторону.
    Еще в Одессе есть Марсель. Это – провидец.
    Он выступает по местному телевизионному каналу «Репортер». У него длинные черные волосы. Он смахивает на спившегося индейца.
    Перед Марселем стоит ноутбук. В мониторе ноутбука провидец наблюдает звездное небо. В нем – разгадка всех тайн, ответы на все вопросы.
    Ведущая – девушка респектабельная и симпатичная. Ей явно есть чем заняться в свободное от работы время. Она улыбается, кокетничает с Марселем. Но Марсель глух к ее комплиментам. Он смотрит в ноутбук и помогает к людям.
    - Алло! Звонит Нина Степановна! Сегодня в парке Шевченко у меня похитили сумочку! Скажите, мне вернут ее?
    Марсель склоняется над ноутбуком, как шаман над капищем.
    - Очень хорошо, - тарахтит симпатичная ведущая, - что Вы позвонили нам! Марсель активно сотрудничает с одесской милицией. На его счету несколько раскрытых преступлений. Да, Марсель?
    - Да, да, конечно. Мы очень активно сотрудничаем!
    Марсель страшно шепелявит, и я понимаю, что он не лжет. После сотрудничества с милицией многие разговаривают именно так.
    - Как Вы думаете, Нине Степановне вернут сумочку?
    Ресницы провидца шуршат о монитор. Марсель что-то шепчет. Ещё чуть-чуть, и он начнёт камлать.
    - Что же там, Марсель? Что говорят звезды?
    - Созвездие Стрельца в тумане, - сообщает колдун, - и, как мне кажется…тот, кто украл сумочку…ее…не вернет…
    - А Вы видите преступника? Кто он?
    - Да, вижу. Это женщина.
    - Точно?
    - Или молодой, симпатичный мужчина…
    - Так мужчина или женщина?
    - Трудно сказать однозначно. Возможно, что это женщина, которой помогал мужчина….Созвездие окутано туманом. Нужно подождать пока туман рассеется.
    И ведущая принимает следующий звонок.
    - Меня зовут Света! Я не могу забеременеть! Как Вы думаете, сегодня получится?
    Компетентный Марсель уходит в ноутбук с головой. Эфир погружается в позорную паузу. Ведущая начинает нервничать.
    - Итак, Марсель?
    Подобно подводной лодке, провидец всплывает из пучины.
    - Ну?
    Он беспомощно разводит руками. Туман, проклятый туман ослепил Марселя, сделал беспомощным перед судьбой, лишил магической потенции…
    Продвинутые одесситы не знают, кто такой Марсель. Потому, что они не жалуют местное телевидение. Но ещё больше они не любят продвинутых одесситов.
Бескомпромиссный творец и критик Всеволод Непогодин, любезно согласившийся сопроводить  меня в мир одесского андеграунда, заявляет со знанием дела:
- Более половины – говнари. Они ни хрена не читают, сидят в подвалах, на литвечерах и упиваются своими виршами.
Один из таких подвалов – клуб «Выход» на Бунина.
В зале много девушек. Одна из них беременна. Она пристально смотрит на сцену, на остальных. Я тоже смотрю на них и недоумеваю: им что, нечем заняться?
Они выходят к микрофонной стойке, опасливо озираясь, и читают стихи. Рифмуя «розы» и «слезы», «честь» и «жесть», «кровь» и «бровь», юные поэтэссы бичуют мужскую тупость и нерешительность.
Почему не подходишь?
Как сказать?
Ты вогнал честь в жесть,
Ведь я же не мать!
Проблема раздута искусственно. Достаточно презреть стрижку под мальчика, сбросить прочие оковы лесбийства, и она разрешится сама собой.
На смену девочкам-мальчикам периодически выходят мальчики-девочки. Петушня аплодирует и шлет кумирам воздушные поцелуи.
Позади Чечня
И вся фигня,
Ремень автомата
Душит меня.
Меня охватывает ужас. Не дай бог захипхопить такому вот мелировано-милому Дуне нечто подобное в суровом мужском коллективе. В обществе военных или омоновцев, например…
Но, к черту петушню! Мы идем в «Гамбринус».
Длинные столы и столы-бочки, пиво и вобла, старенькие музыканты, поющие про морячку Соню и прочих портовых героев прошлых веков. Здесь нет петушиного духа. Но и одесского духа тут тоже нет.
Невозможно найти дух свободы в подвале. Он – наверху. В каштанах и платанах; в стайке еврейчиков с кипами на головах, выбежавших из подворотни и рванувших черт знает куда, сломя головы, будто над ними свистят камни черносотенцев; в голубях на крышах, в милиционерах, пощипывающих кавказских орлов, и даже в заведении под названием «Франзоль» желтого цвета, куда настоящий одессит не зайдет никогда, потому, что раньше на этом месте располагался сортир.
Сева предлагает тормознуть, и мы останавливаемся в самой высокой точке Дерибасовской, в самом начале, откуда ее великодушно отпускает Соборная площадь вниз, по булыжникам, к морю.
На мостовой пляшут индейцы. Скорее всего, это какие-то мексиканцы или крымские татары. Но почему-то именно сейчас хочется верить, что передо мной – настоящие индейцы.
У них длинные черные волосы, в волосах – перья, на ногах – мокасины. Иногда мне кажется, что тот, который пляшет по центру – протрезвевший телевизионный шаман Марсель.
Все трое дуют в длинные перуанские дудки, даря окружающим светлый драйв. Движения их отточены и синхронны. Перед ними макет индейского костра, из которого тонкой ленточкой вьется дымок.
А вокруг этого костра, смеясь, скачут дети. Скачут совершенно вне программы, так как это простые, веселые одесские дети.
И с каждой минутой их становится всё больше. Я смотрю на них, осознаю: в Одессе действительно есть чем заняться.
И это – не зря.