Вот иду я в кожаной куртке по улице Плеханова и нерадостно мне. Нет, не уныл я как, допустим, ослик Иа и о хвосте не думаю. Просто в душе погань какая-то, связанная с зачетами и предстоящей практикой. 
В стране весна и потрясения. Ельцин, бандиты уши друг другу в кабаках отгрызают, а тут придется на стройке кирпич класть и электроды жечь.
Хуево без романтики и танцев, граждане.
Техникум уже маячит вдалеке, а ноги заплетаются как у панка.
Может нахуй всю эту грядущую рабочую дорогу, трудовые мозоли,  увеличенную печень и СУ-11. Ведь жизнь полна чудес и проституток, афер и ночных фонарей.
А техникум, хуле техникум — шарага для таких как я пиздюков из рабочих кварталов. Или
тот же кирпич - как лежал так и будет лежать пока его не спиздит кто.
А тут еще мама дала пять рублей на будильник и пожрать талоны купить. Как будто кто жрет в нашей столовке. Впрочем булочки жрут.
Пустые, никчемные мысли — будильник, булочки... А где же вихри враждебные, дела всех жизней, восторги и трепет? Нет их на этой дороге, нет их в этой стране.
Есть только унылые люди с печалью в кошельках и собаки лишайные.
Ну, еще вот навстречу идет дружбан Толик с полосатой сумкой и улыбается словно нечистый дух.
−    Здаров, Bespyatkin, на уроки намылился? - орет он, словно в трубцехе №2.
−    Нет, в ЦУМ за будильником — буркнул я неприязненно.
−    Там нет нихуя, можешь остановиться и послушать.
−    Хуле слушать, ты трешься с фарцой, у тебя своя музыка...
−    Не, а ты послушай дурак, чо скажу, это дело выгодное и для страны полезное...
−    Да, уж блядь конечно...
−    Вот сколько у тебя денег?
−    Семь рублей и что?
−    А у меня вот — и Толик показал какой-то бурый подсумок, в котором туго собрались денежные знаки. 
−    Вот уебать бы тебя в подворотне и баблосы забрать, больше ничего на ум не приходит
−    Ну уебать еще надо уметь, а вот такой «пресс» можно за день наковырять если не мечтать о всякой хуйне — гордо ответил Толик.
−    Посадят тебя
−    Бывает риск, а на стройке тоже плиты падают.
Мы помолчали. Я думал о деньгах, а Толик наверное о плитах.
−    Помоги мне товар раскидать — спокойно предложил дружбан.
−    Да я же не в теме, чего и как — засомневался я.
−    Хуйня все это, стоишь и ждешь, подошел клиент,  ты ему цену, а себе деньги на карман.
−    Пошли — вдруг сказал я.
Почему то мне стало легко и в груди задышалось что-то.

Мы пошли к ЦУМу, к самой его паперти, где тусовались граждане с сумками и невыразительными лицами. Они медленно передвигались меж друг друга и курили «Мальборо».
Люди иного сорта останавливались рядом и полушепотом чего-то спрашивали.

−    Короче, здесь кассеты МК90, продаешь по «пятерке» и к вечеру получаешь бонусы — просто объяснил мне Толик рыночную экономику, за которую так боролся мой народ в последние годы.
−    И все?
−    И все, я пошел, если что найдешь меня в «Минутке».
  С этими словами он исчез как вампир.
  А я остался у храма торговли с артефактами и амулетами от фабрики «Тасма», с полной сумкой этих кассет на 90 минут.

  Покупатели словно ждали этого момента. Сначала подвалил какой то бородатый крендель в свитере и спросил словно пароль - «кассеты»?
−    Ну да, а чего еще?
−    90-е?
−    Да..
−    Сколько?
−    Пятерик
−    Давай блок
  Выдал я ему пачку магнитных носителей и деньги сунул в карман как гопник.
  За полчаса у меня ушло четыре блока.
  Я начал подумывать, что капитализм это не какая-то там последняя стадия, а самое что ни на есть благо. И люди построившие СССР глубоко заблуждались в своей экономической линии иль в чем там еще. Просто кто-то долго прятал от нас волшебную  тайну рынка и прибавочной стоимости.
  После того как я «скинул» еще пяток кассет, ко мне подошел один из «коллег», торговавший пакетами с английскими буквами.
−    Ты дешево толкаешь, чувак, народу похуй, они возьмут по любому, все хотят музыки, а уже скоро будут новые цены, потому все сметают почти не глядя — спокойно объяснил он мне суть получения сверхприбыли.
−    Весь фокус в ценовых скачках и курсах, а товар всего лишь материальная база.
  Он тут же отошел к очередному покупателю.
−    Почем кассеты — услышал я над ухом.
−    Червонец — с ходу ответил я.
  Товар ушел так же быстро как и за «пятерку».
  Короче когда я доставал из сумки последний блок, цена была «четвертной».
  Мои карманы были полны денег и сковывали движения. Но это почему-то не приносило печали иль там неудобств каких. Это наполняло меня той самой романтикой, о которой я упоминал вначале. 

Я попиздшил прямо в кафе «Минутка», где в табачном угаре вокруг круглых стоек словно воробьи собрались монахи-фарцовщики и жрали жареную колбасу. Водки не было и только синяя селедка выглядывала из под укропа тухлым взглядом.
−    А, Bespyatkin, раскидал товар? - промурлыкал Толик, вытирая губы.
−    Хуйня, вот сумка — кратко ответил я и протянул ему пустую торбу.
−    Видали, пацанва, какой чувак, я же говорил — обратился к коллегам Толик.
Вся банда неласково посмотрела на меня, но интерес в глазах просматривался. Видимо, эта секта была закрытой и все такое.
−    Вот тебе «башли», за героический труд — протянул мне Толик  «двадцатку».
−    Нормально, да?
−    Ничо, так — уклончиво ответил я, попутно думая, не оттопыривается ли мой левый карман, где денег было поболее «пятихатки».
−    Может завтра по серьезному вертанемся? - спросил дружбан.
−    А давай — согласился я.
−    Берем стажера в бригаду? - обратился он к своим.
−    Да хуле пускай попробует — раздался тоскливый приговор.
Так я попал в лоно спекуляции.

  Понятно, что утром ни в какой техникум я и не собирался. Зачем учиться, учиться и потом еще раз учиться,  что бы кредитовать своим трудом ебаных капиталистов? Не прокатит. Я сам стану капиталистом и буду «дубить спину» рабочего точно по Карлу Марксу.
  Вся банда фарцы собралась в усиленном режиме все у того же ЦУМа. Готовился глобальный демарш в сторону первоначального накопления капитала.
  Сегодня заканчивался последний запас советских кассет, а новых как я понял в этой стране уже никто не собирался производить, как и многое другое.
  Итак перед открытием магазина был проведен последний инструктаж и распределены роли.

  И вот хляби разверзлись! Торговый и прочий люд кинулся в чрево торговых прилавков как как из прорвавшейся канализационной трубы.
  Мы точно знали куда бежать и как действовать.
  Когда дикие орды потребителей окружили прилавок с продавщицей и кассетами, наши боевые бригады «качков» плотно прижали всю толпу, что бы создать плацдарм для транспортировки и коммуникаций.
  После этой прелюдии, Альберта по кличке «Жучок» другие сильные руки подняли над грешным полом и он был запущен как первый спутник — гордо и математически просчитано.
  Он попал как раз за прилавок к продавщице, которая уже ждала его рассматривая алые ногти. Туда же полетели две сумки, меняющие все представления о пространстве.
  И торговля началась! Вернее не так.
  Сначала те самые, безразмерные сумки были загружены кассетами и отправлены по головам плебса к нам — торгашам, а дальше Жучок с продавщицей стали отпускать товар направо и налево. Но, покупатели были обречены во времени нашим «прессом» и перемещались в пределах толпы как некий субстрат.
  В это время, у входа я уже менял товар на деньги и опять же по Марксу обогащался сверхприбыльно, ибо это были последние партии кассет. Людей цена не интересовала, только товар.
  И я видел как моя страна сходит с ума в буквальном смысле.
  Когда я вернулся в ЦУМ, наша бригада уже «топтала точку» по продаже футболок, с иностранными надписями на грудях. И все по тому же сценарию.

  Короче в этот день я еще два раза выходил на алтарь меновой стоимости, где «прихожане» рвали из рук тряпки словно Туринскую плащеницу.

  А вечером, да вечером мы сидели в Петровском баре с пивом (которого в продаже не было — это еще одна из загадок моей Родины) и рассуждали о прибавочной стоимости и блядях.
  Я так понимал, что люди придумали деньги как альтернативу Богу. Ибо они и благодетель и грех, гордыня и смирение, жадность и щедрость, ад и рай. Это такой универсальный эквивалент всему земному и небесному. Может я и заблуждался, но было наплевать.
  Гражданки приехавшие на зов монет были щедры на улыбки, поцелуи и всякое там.
  Столы были сдвинуты, а бар закрыт на учет.
  Дальше я писать не хочу ибо писано-переписано про эти нероновские возлияния не один раз. Только декорации менялись а суть... да нам не похуй какая там суть? Это пусть философы её ищут, а мы просто нарушали заповеди и даже больше...
  Добавлю только, что потом (примерно через год) вся эта рать разделилась на чисто бандитов и наёбщиков, родив уникальный этап новейшей истории, за который возможно, когда-нибудь нам всем будет стыдно перед потомками.


  Следующий день был иным во всех смыслах.
  После прошедшей, мутной, шумной, бестолковой ночи наступило солнечное, торжественное утро. Солнечным оно было по погоде, а торжественным по случаю Великого праздника труда — 1-го Мая.
  Как ни странно, но мы почему-то считали себя пролетариатом. Видимо по инерции считали и потому с полным правом вышли похмельные (ну вернее, сознательные из нас вышли) на главную улицу города, чтобы примкнуть к колоннам с флагами и транспарантами. Это был ритуал, который нарушить мог только придурок Ельцин.
  Но нам был похуй и Ельцин и те, кто пришли с ним и после него. Мы просто хотели пройти по улице с песнями и выпить пива. Я даже не знаю чего мы больше хотели, но фактически мы вышли по доброй воле, по велению сердца и тем, что под ним.
  Правда тут возникла некая проблема, которую пришлось решать оперативно.
  Нам никто не хотел давать красные флаги или транспаранты, даже за деньги. Это было удивительно и для нас непостижимо. Странные люди, очень странные люди. Ведь оковы сбросили, порнушка уже появилась в видеосалонах, никаких партсъездов и тоталитаризма. Свобода, блядь!
  Чего жлобничать за флаг? Пережитки. Не же, нихуя нам не дали.
  Ну и пес с вами! Мы - новая формация, нас не наебёшь, мы сами любого наебём. И потому не долго думая мы нырнули на соседнюю улицу, где в крепко сваренных стойках торчали красные флаги и призывно трепетали на утреннем ветру. Правда они были не такими большими как у тех жлобов с ленточками в петлицах, но и на детские флажки уж точно не походили.
  Осталось повыдергивать эти символы уходящей эпохи их трубок и вернуться в строй.
  Ну мы и повыдергивали.
  А дальше произошло вот что.
  У патрульных милиционеров тогда еще были свистки, как и у ГАИшников. И это свист был беспощаден. Его уважали простолюдины и вздрагивали криминальные авторитеты. Ну может не совсем они вздрагивали или там уважали но все же оглядывались.
  Так вот, пока мы примеряли к руками алые флаги раздался этот самый свист.
  Нет мы не бросили древки наземь и не кинулись в рассыпную словно беспризорники, но наш восторг померк, когда мы увидели усиленный патруль в двадцати метрах от нас. Да там походу и дружинники были (это вообще архаика).
  Патруль приближался к нам неумолимо и кокарды бросали округ властные блики. Это была власть и не считаться с ней было чревато.
  Поэтому переглянувшись, мы решили не вступать в политические споры, а попросту съебаться.
  Но нас брали в «коробочку». Видимо места в зарешеченном ГАЗоне было много и его надо было таки заполнить. А это всякие умники называют пошлым словом — мотивация.
  Да у них была мотивация а у нас нет. Поэтому бегство было наиболее простым способом избежать фарс-мажора.
И мы побежали.
В разные стороны побежали мы, как бывшие республики Великой страны, без оглядки и ностальгии.
  Тут заканчивается история о коллективе и начинается частная байка обо мне и моем самосознании.
  Я рванул в арку, в сторону частного сектора и карьера. Там есть дикие, природные пустоты и заросли верб. Там есть гаражи и песок, пруды и кусты боярышника. Там есть свобода и ржавая коляска от мотоцикла «ИЖ».
  Туда я и побежал, сжимая алый стяг и спокойно дыша.
  За мной последовал молодой милиционер, попутно скинув с околышка ту блестящую штучку, которая поддерживает фуражку.
  Это был спортивный малый и походу бег для него был отнюдь не бременем, а делом чести.
  Но я то тоже не в крыжовнике рос. Первый разряд, на «средних» — это не пирожки из буфета пиздить.
  Так что  мы были в равных правах. А как там у старины Карла - «При столкновении двух равных прав решает сила...»
  И мы бежали — один веря в анархию и хаос, другой в закон и порядок.
  Да только флаг был у меня и когда местные жители смотрели на эту эстафету, то в их глазах читался азарт и еще что-то не подвластное описанию.
  Я понимаю, что милиционера тормозила фуражка, но стимулировала честь. Меня как человека бесчестного стимулировала уплата штрафа, а тормозил флаг.
  Мы бежали вниз к гаражам и я слышал как ППСник гремел ботинками по щебенке. Было понятно, что все силы его были направленны просто на то что бы догнать меня, догнать и уничтожить как класс. Он свистел легкими и чем то звякал.
  Я был просто во злобе на то, что впервые мне достался противник с отличными беговыми качествами (соревнования не считаем, я про хулиганские статьи). Это зло росло с каждым вздохом и служило великолепным хлыстом. Но флаг я не бросал, о чем сейчас говорю с гордостью и в глаза всем.
  Правда, я малодушно подумывал, кинуть его под ноги моему преследователю и наблюдать как он путаясь в древке кубарем катится в пыли и унижении. Но меня что-то удерживало. Я до сих пор не могу классифицировать это чувство.
  А милиционер видимо включил закись азота.  Я это почувствовал прежде чем оглянулся.
  Да он бежал здорово. Сейчас полицейские так не бегают, даже на демонстрациях.  Это одно из отличий дурацкого переименования 21-го века.

  Мне оставалось только воспользоваться знанием местности и возможно флагом. Я выбрал первое.
  Там в самом низу стояли гаражи самовольной застройки, а от них крутая разбитая дорога вела круто вверх, как бы предполагая избавление от грехов. Но! До там было одно замечательное «но».
  После второго гаража в моем распоряжении имелся заросший бурьяном и коноплей-дичкой проход, через который можно, обогнув первые два гаража, вернуться на исходную, а оттуда вверх по обрыву вскарабкаться к железной дороге.
  Весь фокус состоял в том, что этот проход был едва заметен с дороги, а поворот  дал бы преследователю иллюзию, что беглец продолжает свой путь по главной дороге. Да хуле я объясняю, каждый знает подобные хитрости.
  Я ускорился насколько мог, ибо знал, что там у гаражей есть металлический столб за который можно ухватиться левой рукой и сделать супер-мега-крутой разворот. В противном же случае вас просто занесет как сетевого менеджера на «Калине» и произойдет ДТП.
  Все это я знал, а милиционер нет.
 
  Возможно я бы и не стал писать всю эту поебень, если бы все прошло так как я задумал. Однако пути наши не просто неисповедимы, они коварны и полны горьких сюрпризов и говна.
  Это потом, там на вершине я осознал суровость бытия, а в тот момент, когда разворачивал тело для великого наебалова в истории погонь, я думал... Стоп! Я собственно ни о чем и не думал, вернее не успел подумать.
  Я только ощутил как мой бег закончился внезапно, словно обрыв кинопленки. Я увидел млечный путь и услышал как звучит лобная кость. Дальше провал не только в памяти, но и вообще в жизни. Ах да, я помню красный цвет... и никаких белых коридоров.

  Очнулся я как то сразу и удивительно бодро. Да болел лоб, и то что под ним болело тоже. В глазах плыли гондолы, а в них сидели усатые Супер Марио. Они быстро упиздили в небо и я увидел землю, на которой собственно лежал как уставший сборщик податей.
  На той земле так же лежали сухие березовые сережки и милицейская фуражка.
  Я приподнялся и качая головой сел на корточки как репер Сява.
  Милиционер лежал в метре от меня и смотрел в мир глазами Березовского. На лбу его выросла лиловая медаль отличия и из носа текла кровь, гармонируя с красным фагом. Он был недвижим и как я понимал временно нетрудоспособен.
  Я уже встал и подобрав флаг подошел к нему.
  Он рванулся мне навстречу и даже зашипел как гюрза. Я отпрянул от этой опасности.
−    С-с-стой на месте, ты арестован — по простому сказал он мне, зашевелив грязными пальцами.
−    Нет, извиняйте, мы уж как-нибудь потом арестовываться будем, у меня дел на ближайшие лет пять запланировано уйма — так же просто ответил я, понимая, что милиционер будет скоро вставать и возможно двигаться. 
  Я позабыв о ранах и ошибках прошлого побрел вверх к насыпи все с тем же флагом и в сомнениях насчет капитализма.
  Поднявшись достаточно высоко, я оглянулся.
  Милиционер сидел на куске известняка облокотившись на бетонную стену. На ту самую стену, соприкосновение с которой повергло нас в забвение и остановило диалектический бег.
  Да там была плита и рядом был не второй гараж со спасительным проходом, а всего лишь первый, который я просто-напросто проебал. Все до тошноты просто и без геройства. Перепутал я. Но милиционер то этого не знал, он не мог предположить, что я могу что-то перепутать. А я перепутал.
  И теперь я смотрел как он скорбно мял свою фуражку у стены плача. Он смотрел мне вслед и видимо думал смою милицейскую думу.
  Впрочем ну их в песду эти думы. Я шел по улице с красным флагом и мне почему-то захотелось пойти завтра в техникум, взять талоны на обед и сожрать несколько булочек.
  И еще я должен был купить маме будильник, а то в суете капиталистического разложения я как-то совсем позабыл об этом.