Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок…

Командировка. Еду вглубь страны, пинаю трассу в старенькой машине. Пункт назначенья – хутор «Ебуны», с приставкой наглой «Ебуны Большие».
Четыре хаты, трактор без колёс, кобыла Зорька на пердок хромая. Короче, полный брежневский отсос, встречавший хлебом половца Мамая.

Иду к избе, что крепче остальных, красна углами, шифером богата. Старшак артели, Гриша Ильиных, меня встречает радостно, ухватом.
Оно понятно. Прибыл контролёр, что раздраконит в задницу и печень. В глазах тревога, горестный укор, семь пацанят глядят волками с печи.

Потом сидим, бухаем самогон, трём за Кармаля, ногомяч и гонки. Идёт по кругу Мальборы чебон, пердят на печке детские жопёнки.
А на дворе такая сцуко ночь, сверчки  дудят в свои Санта-Марии. Идём к блядям, и я давно не прочь! Пригреть свой блуд в протоках дизурии.

Там над рекой, под сенью тополей, сидят на лавке, свесив очи долу. Две инженю, с набором тефтелей, и что приятно, обе однополы.
Мой проводник, кивает на меня, девчонки ржут. Летит над речкой гогот. И тут одна, походкою дразня, презрев мораль, берет меня за … хобот.

Я помню всё. Пахучий сеновал, нетопыри, мышиный шёпот, тени. И даже помню, как её ебал, или она ебла меня на сене.
Уже под утро, выжатый, как тать, ретировавшись из объятий жрицы. Я брёл двором, припоминая мать,  с одним желаньем. Досмерти напиться.

И здесь посыл «Большие Ебуны», я оценил во всём его сарказме. Вокруг меня, в сиянии луны, всё заплеталось в бешеном оргазме.
Дворовый пёс, по жизни маргинал, вправлял болонке выпавшую матку. Развёл Уазик «Жучку» на анал, разворотив по самую раздатку.

В саду сношались майские жуки, быстры как вихрь, как маленькие Муки. Поролись кони у ночной реки, и громко ржа заламывали руки.
Колхозный бык, суров как паладин, порол кобылу у льняного стога. А что поделать, коль весь век один? Она ж молчала, тоже одинока.

Я слышал охи из-под застрехи, хотелось крикнуть, что ж вы сцуко, гули?! Забыв про кур, поролись петухи, но тут понятно, петухи же, хули.
И я, не чуя ослабевших ног, нырнул в салон, благословляя небо. И на второй рывком, как только смог, съебал с того безбожного вертепа.

Так сам Шумахер не топтал, старик, как я летел, презрев ментов и время. Я только слышал вой и злобный рык, и скрежет лап хватающих за стремя.
Родной крайцентр огнём к себе манил, и я заплакал, кончилась кручина. Хвала Аллаху, жопу сохранил, как настоящий воин и мужчина!