Лениво повернём массивный глобус: так, чтобы наш мир посмотрел на нас тем своим боком, где от полюса и до полюса раскинулось жёлто-зеленоватое Средиземье, окаймлённое мягкой лазурью Моря-Океана и покрытое тонкой сеткой параллелей и меридианов. Проследим — внимательно! — береговую линию его восточного края: вот здесь, поблизости от экватора, изгиб материковых очертаний образует древнее море Тетис, а на тёплых его берегах и многочисленных его островах уже тысячу лет как обосновалась одноимённая Империя… Случилось так, что в названное время довелось мне быть вхожим в ближайшее окружение Императора, где я занимал завидную должность придворного мага.
    Но обо всём по порядку. Родился я в одном дальнем высокогорном королевстве, что прилегает к юго-западному побережью моря Тетис: весной (как, например, сейчас) его изумрудного вида луга покрываются синевой и пурпуром цветения, зимой иногда даже выпадает снег, а беспокойные вулканы придают тамошним закатам и восходам совершенно изумительный оттенок. С детства обнаружив недурные способности к Высочайшему Из Искусств, я привлёк к себе внимание Братства — и в конце концов, как это водится в таких случаях, неотвратимо загремел в близлежащий Университет, где и постиг окончательные тонкости работы со Стихией. По завершении обучения меня распределили ко двору правителя Империи Тетис, ибо в те времена моё королевство ещё признавало её сюзеренитет. Здесь, в тёмном императорском замке, среди чопорных чиновников и холодного мрамора, я и имею честь прозябать до сих пор.
    Впрочем, не стану никого вводить в заблуждение и признаюсь сразу. Конечно же, я не тот, за кого себя выдаю. Тот сугубо фантастический мир, что рисует мне моё воображение, не имеет с реальностью ничего общего. Это моя давняя, тайная черта: наполовину находиться в унылой действительности, а наполовину — среди наивных, но столь ярких фантазий. Не могу вспомнить, когда и при каких обстоятельствах эта двойственность сделалась моей привычкой. Возможно, корни лежат глубоко в детстве, среди слишком серьёзно читанных мною бульварных книжек, очень в ту пору популярных и оттого шедших нескончаемым потоком бездарности. Но увы! — я не мог оценить в тот момент их истинного художественного качества; а вот изображённый в них мир надолго, очень надолго захватывал моё детское воображение, проникая куда-то в глубинные слои сознания и становясь неотъемлемой частью моей личности. Со временем, покуда я взрослел, этот сказочный мир захватывал меня всё больше и больше. Я умственным взором рассматривал его так и эдак, под разными углами, придумывал для него новые истории и неисчислимые подробности, я представлял свои повседневные дела в виде фантастических приключений, машинально заменяя в уме реальные объекты и процессы на аналогичные вещи из сказочного мира. К университетским годам я настолько навострился в этом странном ремесле, что научился едва ли не воочию видеть плоды своих фантазий на месте угрюмо-реальных людей и предметов…
    Например, как сейчас.
    Прохлада улицы полуощутима, почти деликатна. Ветер весны нагоняет с моря низкие пузатые тучи, иногда облегчающиеся мелким дождём. Уже не самое раннее утро — но из-за свинцовой пасмурности неба несколько темновато — и до сих пор горят надо мною тусклые светлячки фонарей, а между ними, им вторя, витают фонарики светлячков. Кто я на самом деле? Молодой «специалист отдела информационных технологий», тянущий лямку в ушлой торгово-воровской фирме («7 лет успеха!») — или придворный волшебник на службе морской торговой Империи? Куда я иду? В мраморный замок, на приём к государю, созвавшему чрезвычайное совещание — или на работу в стеклянно-пластиковый офис? Не могу ответить точно — я состою из двух довольно разных человеческих существ, и кто из них настоящий я — вопрос весьма сложный и интересный. Серые однообразные пятиэтажки провинциального города, среди которых я шагаю, плавно и незаметно переходят в изящные дворцы и сады столичной аристократии, а повозки с вялыми лошадьми мирно соседствуют с металлическими раковинами автомобилей. Берёзы усыпают тротуар липкими почками: их кисти покрыты свежими, только раскрывшимися бутонами, приманивающими терпким запахом неосторожных насекомых: наступает пора цветения, и деревьям нужен белок. Навстречу мне спешат редкие прохожие: пара студентов в излишне легкомысленной одежде; девица в тёплой куртке, но короткой юбке; лысеющий толстяк с айфоном; городской стражник с лёгким мечом; несколько храмовых жрецов в долгих тяжеловесных мантиях. Что из этого настоящее — а что игра воображения? Скучный вопрос; я давно уже перестал различать.
    А вот и место назначения. Я вхожу в высокие замковые ворота, над которыми весёлыми красками сияет очередной девиз правления — «7 лет успеха!». Я подношу белую карточку пропуска к турникету, тот пищит, светит зелёным огоньком, и я вхожу. Стражники с почтеньем поднимают алебарды, меня приветствуя, я поднимаюсь по широкой лестнице на второй этаж и иду среди квадратных каменных колонн по главной дворцовой зале к анфиладе зал второстепенных.
    — Ваше Влиятельство! — окликают меня; я оборачиваюсь и вижу секретаршу начальника, то есть, я хотел сказать, первую придворную даму.
    — Ваше Влиятельство, совещание, наверное, уже началось… — говорит она мне, колеблясь меж двух страстей: ехидным желанием меня упрекнуть — и свойственной простому обывателю боязнью колдовства.
    — Я иду именно туда, — уверяю её.
    Она отстаёт. А я завершаю ведущий к тронному залу путь, вхожу в пустую приёмную, огибаю столик с оргтехникой, на несколько секунд замираю перед потребными мне дверьми, перевожу дух и — вхожу.


    — Это хорошо, что вы пришли, — сказал мне начальник Тайной Е. И. В. Канцелярии, слегка издеваясь. — Мы ждали лишь вас.
    Как обычно, я проигнорировал его слова. Я глубоко и давно ненавидел его.
    — Ну раз все уже собрались, — сказал Император, — давайте уже… Агафон Филатович, изложите проблему.
    И глава Тайной Канцелярии приступил к изложению.
    Насколько я понял, речь вновь шла о бесчинствах драконов. Несмотря на причиняемый ими в последние годы ущерб, они никогда не были важной темой повестки дня — и потому меня несколько удивил слишком напряжённый и секретный характер этого совещания: кроме меня, Е. И. В. и Агафона в тронном зале больше никого не было (не считая четверых дюжих гвардейцев, таящихся за фальшивой стенкой, что позади трона; этих можно не учитывать); и Император заметно волновался, время от времени нервно почёсывая свой огромный, жирно блестящий в утреннем свете нос. Я попытался осторожно уточнить серьёзность происходящего.
    — Обыкновенно нападения драконов на приграничные деревни не вызывают беспокойства у Вашего Величества, — вкрадчиво заметил я. — Если же сейчас произошло нечто из ряда вон, вроде массовой миграции этих тварей, то, наверное, это прерогатива военных?
    Император вздохнул, собираясь что-то сказать, но махнул рукой и просительно взглянул на Агафона.
    — Чёрт с ними, с этими деревнями, — сказал тот.
    Он звонко прошагал (такое впечатление, что мерзавец носит подковы) к огромной, занимающей едва ли не всю стену карте Империи и указал куда-то в правый верхний её угол.
    — Вот тут, — сказал Агафон, — на этом острове обосновался один очень древний и матёрый гад. Он создаёт нам проблем больше, чем все остальные вместе взятые.
    — Разве? — едко усомнился я. — Там, куда вы указываете, плотность населения очень низкая. Много он не нажжёт.
    — Там проходят торговые пути! — вдруг воскликнул Е. И. В. неожиданно тонким и визгливым голосом. — Этот гад… они все такие гады, что у меня просто нет слов!
    — Да, я понял, — сказал я. Действительно, я должен был догадаться сразу. Правительство мало интересовали сожжённые поселения на границах — они были бедны и слабо отражались в налоговой статистике Империи, — но торговля заморскими мехами и пряностями была исключительной монополией монаршего дома. Доходы от неё неизбывной струйкой текли прямо в государев карман, и потеря всего лишь одного купеческого корабля от шторма или пиратов повергала Императора в лютое беснование от воспаления жадности. Дракон же, истребляющий суда в том районе с завидной регулярностью, был худшим из бедствий, которые государь мог себе вообразить.
    — Армию мы туда пригнать не можем, — сказал Агафон. — Он перетопит десантные корабли ещё на подходе. Мы останемся и без морской пехоты, и без флота. Остаётся одно решение. Классический наём героя. С богатым вознаграждением за избавление нас от опасности. Но одних денег здесь будет мало. Пообещаем, скажем, дворянство. Хотя нет, этого тоже мало. Лучше пообещаем ему близость к правящему дому. На это точно купятся.
    Император вопросительно поднял бровь.
    — Ну, например, можно предложить победителю руку Вашей дочери, — принялся вслух размышлять Агафон. — Скоро ведь её всё равно выдавать замуж. В порядке престолонаследия она только четвёртая или пятая, так что угрозы Вашему правлению её будущий муж нести не будет, пусть он окажется хоть трижды отморозком.
    — Логично, — согласился Император.
    — Пару сотен добровольцев мы найдём, — продолжал Агафон. — Большинство из них, конечно, погибнет, но рано или поздно, чисто по закону больших чисел, явится умелый змееборец, которому повезёт. По моим прикидкам, за полгода-год мы решим проблему.
    — А если нет? — съязвил я.
    — А если нет, — раздражённо сказал Император, — Вы, Ваше Влиятельство, — с сарказмом назвал он мой титул, — пойдёте убивать дракона лично! Один! Вы у нас волшебник, или кто? В конце-то концов?!
    — А пока ступайте в библиотеку и изучайте всё, что только найдёте, о способах борьбы с драконами, — сказал Агафон. — Что-то мне подсказывает, что рано или поздно вам придётся встретиться с одним из них лицом к лицу. Так что отправляйтесь немедленно, у вас мало времени.
    — Не забывайте, что вы мне не начальник, — холодно ответил я и взглянул на Императора.
    — Это вопрос решённый, — резко сказал тот. — Ступайте.
    Покинув тронный зал, я долго стоял перед одним из высоких замковых окон, глядя в пасмурный свет. Меня не оставляло ощущение, что произошедшее было нарочно разыгранным спектаклем, призванным унизить меня в глазах монарха и тем самым вызвать у него презрение ко мне. Неужели это начало моего падения?
    Прикосновение легко легло мне на правое плечо, и я обернулся. Конечно, моя Принцесса давно меня поджидала. Я совсем забыл, хотя мы только вчера условились.
    — А знаешь ли ты, — сказал я ей через минуту, — что отец собирается отдать тебя в жёны? Что ты думаешь об этом?
    — Да. Он давно уже собирается. Только всё никак не соберётся. Не беспокойся, я от тебя никуда не денусь.
    — И от Агафона тоже? Я почему-то подозреваю, что именно он станет твоим мужем.
    — Ты опять говоришь эти ужасные вещи. Ты же знаешь, что мне нужен только ты.
    — О да! И когда этот  подлец прикасается — только подумать! — к тебе, когда гладит тебя, словно кошку, ты, наверное, тоже думаешь обо мне?
    — У нас никогда ничего не было. Это правда!
    Разумеется, я ей нисколько не верил.
    — А если мы сбежим? — вдруг предложил я, с деланной горячностью. — А? Почему бы и нет? Нас никогда никто не найдёт. С безопасностью и деньгами у нас трудностей не будет — я всё-таки владею Искусством… Что скажешь на это?
    Она отвернулась к окну.
    — Это так неожиданно… — сказала она. — Я должна всё обдумать.
    — Значит, не согласна. Я так и думал.
    — Ну я не знаю, как ещё доказать мою верность… Держи это, — она выудила откуда-то из складок своего струящегося платья серый конверт. — Держи.
    Я взял; внутри, похоже, была записка.
    — Открой, когда будешь один.
    — Это, надо полагать, твоё последнее доказательство любви ко мне?
    — Это моё доказательство. Я должна идти, прости…
    И она скрылась, оставив лишь тонкий шлейф аромата своих едва различимых духов.


    Дождливым вечером я шёл по главному столичному проспекту, постепенно удаляясь от центра в направлении нехороших районов. Справа от меня, за строгой каменной набережной, уставленной изваяниями диковинных животных, серебрился Залив. Слева постепенно сменяли друг друга сияющие рекламой магазины, рестораны, кофейни, автомастерские, бардаки, лавки сапожных дел мастеров, шумные кузницы гномов, притоны колдунов и нередкие кабаки. Один из них, полуподвальный и тем особенно уютный, принял меня со всей любезностью.
    Под вечер он, как и следовало ожидать, был исполнен разномастнейшего сброда: здесь моряки и прохвосты со всех концов Средиземья жизнерадостно ели, пили, пели и щупали официанток (не особенно возражающих) за всевозможные места. В одном конце зала наполняла себя хмелем весёлая компания эльфов. В противоположном тем же самым занималась угрюмая компания гномов. Обе компании по-недоброму поглядывали друг на друга, обещая остальным посетителям вечернее зрелище. Посреди зала пара городских стражников лениво обшаривала карманы незадачливого пьянчуги на предмет ценностей и монет.
    Я подошёл к барной стойке и присел на свободное место у стены. Бармен — толстый тролль в зелёном сюртуке и с большими, покрытыми густым рыжим мехом ушами — долго не обращал на меня внимания, предаваясь такому увлекательному занятию, как протирка стаканов. Скоро мне надоело ждать, и я принялся нетерпеливо постукивать пальцами по ореховой столешнице.
    — Не желаете нашего фирменного эля? — обратил, наконец, на меня внимание тролль. — Он изготавливается исключительно из заморских ингредиентов по старинному лориенскому рецепту и никогда — слышите, никогда! — не разбавляется во…
    — Я бы хотел чего-нибудь нежидкого, — сказал я.
    — Девочку желаете? — с пониманием осведомился тролль. — Это можно. Поднимитесь на второй этаж, там договоритесь с мадам… У нас очень низкие цены! Только если останетесь у нас, освободите, пожалуйста, номер до утра. А лучше — приходите послезавтра.
    — А что так? — полюбопытствовал я.
    — Завтра у нас субботник, — виновато пояснил тролль. — Эти, — он покосился на стражников, — опять передерутся и всё заблюют… А вот послезавтра — любой ваш каприз, как говорится…
    — Нет, я не об этом, — прервал я. — Я от Гнутого. Он вам что-то сообщал?
    — О! — лицо тролля мгновенно охватило подобострастие. — Что же Вы сразу не сказали? Заказ исполнен в точности!
    Он нырнул под стойку, пошуршал там немного и вскоре всплыл с бумажным свёртком в руках.
    — Смотрите… — восхищённо начал он, разворачивая свёрток. — Настоящая гномья работа. Не подделка какая. — На промасленной бумаге заблестел металл. — Работает в режиме одиночной и автоматической стрельбы. Калибр десять миллиметров, ёмкость магазина — двенадцать патронов. Прицельную дальность не знаю, виноват. Но значительно лучше арбалета. Тридцать шесть патронов прилагаются к изделию абсолютно бесплатно. Держите же скорее, пока никто не видит.
    Он попытался всучить его мне, но тщетно: его рука со столь удивительным оружием остановилась на расстоянии примерно локтя от меня, будто уткнулась в невидимую упругую преграду.
    — Что за… — не понял он.
    — Кинематические чары, — пояснил я. — Сейчас никто не может приблизиться ко мне на расстояние меньше этого. Нужна ведь мне защита в столь злачном месте, правда же? Положите на стол, — кивнул я на пистолет.
    — Только берите скорее! А то стражники могут увидеть.
    — Да успокойтесь, — сказал я, поднимая оружие со стойки и внимательно его осматривая. — Кому интересна эта игрушка?
    — Зря Вы так. Это оружие таит в себе невероятную мощь. Представьте себе армию, вооружённую такими предметами… Она ведь будет непобедима.
    — На поле боя огнестрельное оружие абсолютно бесполезно, — сказал я, пряча пистолет в плаще. — Думаете, зря его, что ли, не используют?
    — Просто ни у кого пока нет технологий для массового производства, — самоуверенно заявил тролль. — Поверьте, я разбираюсь в оружии.
    — У меня диплом Магистра Высочайшего Искусства, — усмехнулся я. — Будете мне рассказывать про оружие?
    — Вас там в Братстве учат разбираться в оружии?
    — Нас учат разбираться в магии, это важнее. При наличии магии на поле боя огнестрельное оружие абсолютно бесполезно.
    — И отчего же вдруг?
    — Его слишком просто вывести из строя. Например, чтобы помешать стрелять лучникам, нужно применять довольно сложные модификаторы на механику. И ещё неизвестно, не помешает ли это твоим собственным войскам. Тут нужна тщательность. А вот вывести из строя огнестрел — это элементарное термодинамическое заклинание на ограничение удельной мощности процессов по всей рабочей области. Оно и школьнику под силу. И порох на поле боя просто перестанет воспламеняться. О более сложных вооружениях я и не говорю. Вывести из строя, скажем, ядерное оружие — совсем ерунда. Тут достаточно немного поменять сечения поглощения ядер некоторых химических элементов. Это вообще не будет иметь никаких побочных эффектов. А ещё, чем сложнее оружие, тем нежнее его управляющая начинка…
    — По-моему, Вы не правы, — неуверенно сказал тролль. — Вспомните, например, про Королевство Эрафию. Там ведь дошли до массового применения паровых машин.
    — А что потом произошло с той Эрафией, не напомнить? И где теперь она? То-то же. Думаете, почему уровень технического развития нашего мира именно таков, каков он есть?
    — Хотите сказать, это всё стихии?
    — Именно. Только правильно будет не «стихии», а Стихия. В единственном числе и с прописной буквы. Благодаря ей, человек имеет абсолютную власть над материей.  Теоретически, по крайней мере. Ограничениями со стороны богов пока пренебрежём. И, представьте себе, эта самая «абсолютная власть» парадоксальным образом не даёт человеку использовать технологии выше определённого уровня. Впрочем, виноват в этом сам человек, а уж никак не Стихия. Она — всего лишь инструмент.
    — А в чём тут дело-то? — спросил тролль.
    Я уже пожалел, что завёл эту беседу.
    — Ну, как бы вам объяснить… — начал я. — Возьмём государство. Представим, что уровень его технического развития намного выше нынешнего. Что это значит? Это значит прежде всего то, что у государства будут военные проблемы. Чем сложнее вооружение, тем теснее война будет связана с промышленностью — и тем больше армия будет зависеть от тыла. Смотрите, сегодня сражения происходят на отдельных урочищах. Максимальная численность армий — несколько тысяч человек, а самые сложные военные машины — арбалеты и катапульты. Действуют армии достаточно автономно. Если нет сообщения с тылом — можно и округу пограбить. А если представить высокотехнологичное государство? С армией, оснащённой огнестрельным оружием и механическими летательными аппаратами? Численность такой армии может составлять несколько миллионов человек, и вся эта махина будет целиком зависеть от бесперебойной работы промышленности в тылу. То есть в войне уже будет участвовать не отдельная вооруженная толпа, а государство целиком. Это понятно?
    — Более-менее, — произнёс заинтригованный тролль. — Продолжайте, пожалуйста, это интересно.
    — Так вот, — продолжал я. — Чтобы вывести из строя высокотехнологичную армию, достаточно вывести из строя её тыл. И тогда она мгновенно погибнет, став беззащитной даже перед кучкой архаичных всадников в латах. А тыл «вывести из строя», спасибо Стихии, несказанно легко. Сжечь город — это то же самое простейшее термодинамическое заклинание… А теперь представьте, что началась война двух таких государств. Боевые маги обеих сторон немедленно нанесут удар по промышленности друг друга, уничтожив города и большую часть населения. На этом война прекратится. Когда, через несколько десятилетий, государства немного восстановятся, новый конфликт опять приведёт к обоюдному сжиганию. В конце концов, технологии падут до того уровня, на котором боевые действия перестают быть столь разрушительными и уже практически не затрагивают мирное население. А это и есть наш уровень. Луки, арбалеты, катапульты, баллисты, мечи, щиты, копья, тяжёлая и лёгкая конница, и так далее. Чуть пониже примитивного огнестрела, чуть повыше «эльфийского огня». Плюс-минус… Поэтому наш мир и выглядит именно так, а не иначе. Основа экономики — ручной крестьянский и ремесленный труд, довольно примитивный, кстати. О каких-то массовых производствах и речи идти не может. А политическая система завязана на лицемерный феодализм. Так и живём.
    — И что, мы теперь навсегда останемся на этом уровне развития? — казалось, тролль был искренне расстроен.
    — Можно сказать, да… Нет, есть, конечно, пути. Например, можно завоевать всё Средиземье, потом построить огромный флот и завоевать ещё и Земноморье, а объединив мир под своей властью, внести кое-какие ограничения на пользование Стихией. Несколько веков такой жизни — и у нас уже компьютеры и космические корабли. Но это временное решение. Рано или поздно объявится амбициозный волшебник-мизантроп, который сумеет взломать магическую блокаду, получит полный доступ к Стихии и начнёт, так сказать, свою борьбу. И на этом нашей милейшей империи придёт ужасный и закономерный конец. Ибо чем выше забралось общество, тем больнее ему будет падать. Такое уже неоднократно бывало в истории, почитайте, если интересно… Но что-то я разболтался, вы не находите? Держите ваши деньги, — я отсыпал троллю монет. — И, кстати, где обещанные тридцать шесть патронов?
    …На улице давно уже стемнело. Луна отражалась в хрустальных лужах, и я, залюбовавшись ею, чуть не споткнулся о поребрик, но, к счастью, сумел удержать равновесие. Оружье моё висело у меня под мышкой, надёжно укрытое тёмной тканью плаща.


(Окончание следует)