В двенадцать ночи поезд Москва – Владивосток остановился на забытой богом маленькой станции посреди бескрайних оренбургских  степей. В раскрытое окно купейного вагона смотрели двое: молодая хорошенькая женщина и респектабельный мужчина, который в этот июльский южный зной был одет в тёмный твидовый костюм, шелковую бежевую рубаху и яркий кричаще-жёлтый галстук. По перрону шёл станционный рабочий, и женщина раздраженно спросила его:
- Послушайте. Не подскажите причину нашей продолжительной стоянки?
Рабочий сказал, что должен пройти товарняк, груженный свинцом и медью.
На станции было темно, только одинокий фонарь, раскачиваясь на ветру, разбрасывал по сторонам практически правильный желтоватый круг света.
Мужчина налил в граненный стакан коньяка наполовину, отрезал от, лежащего на столике, лимона тонкий кусочек, задумчиво посмотрел куда-то вдаль. Выпил залпом и бросил в рот, сочащуюся соком, дольку лимона.
- Когда-то давно я жил неподалёку,- сказал он.- Студентом приезжал к своей тете, что жила километрах в пяти отсюда. Хорошие были времена. Сухой закон. Самогон. Рыбалка. Деревенские девушки, которые мечтали снять трусики перед городским парнем и Димка Говно. Мой товарищ.
- А почему Говно?
- Потому что всех детей находят в капусте, а Димку нашли в говне. Орал он как резанный в отхожем месте, куда его бросила непутёвая мать, а добрые люди услышали, спасли, усыновили. Но кличка Говно, так к нему и приклеилась.
- А девушки, которые писались при виде городского парня, они хоть хорошенькие были?
- Некоторые очень даже неплохие экземпляры. До тебя им, конечно, было, как до Плутона пешком, но … Особенно одна была хорошенькая – Машенька Дерябина. Красавица. Голубые, как июльское знойное небо, глаза. Полные, сладкие, как вишня, губы. Четвертого размера грудь. Стройные ноги.
- Ну и что у тебя с этой девицей было? Еблись поди, как сумасшедшие в копнах сена? Почему ты мне раньше про неё ничего не рассказывал?
- Хотелось мне её сильно. Ночами снилась. А тут Димка в неё втрескался. Или говорит выебу её или в петлю залезу.
Мужчина снова налил коньяк. Теперь уже в два стакана. Отрезал два ломтика лимона.
- Милая, будешь? Давай за нас.
Выпили. С небес смотрела молчаливая печальная Луна, издалека доносился вой волка и гудок встречного поезда.  Губы пассажиров слились в долгом поцелуе, через пару минут на пол купе упали розовые с рюшечками трусики. Очень скоро женщина, сдерживая крики, чтобы не разбудить соседей, неистово подмахивала мужчине. Их тела сплетались, соединяемые самой древней силой на свете…
Когда всё кончилось, женщина свернулась в клубочек, подставив свету Луны, станционного фонаря  и взорам мужчины свои прекрасные ягодицы, а также щелочку вульвы, из которой струйка спермы, протянулась до белоснежной простыни.  Женщина уснула.
Мужчина смотрел в темноту. Вспоминал.
Димка Говно был соседом тётки Глафиры, поэтому уже в первый день они вместе пошли купаться на котлован, который был выкопан  в совхозе для купания. Бассейн, а хуле. Всю дорогу Димка рассказывал о Машеньке. Возле котлована вилась стайка прекрасных, словно нимфы, девушек.  Димка показал на самую высокую, длинноногую и красивую девушку.
- Вон она. Машенька, - сказал он, а с нижней губы устремилась к земле струйка плотоядной слюны.
- Увижу, и сразу стоит. Что делать? – пожаловался Говно.
Через неделю слушать эти речи было уже невозможно. Решили, что нужно Машеньку приворожить, потому что на Димку она смотрела, как на ярмарочного урода, а вот на городского парня иногда бросала быстрые, как бросок кобры, взгляды.
Приворотами, отворотами, вправлением пупков, гаданием на кофейной гуще и прочими магическими делами  в деревне занималась бабка Агафья, к ней и пошли. Выслушав проблему, бабка задумалась. Потом сказала, что Димка должен принести бабке говно своей возлюбленной. Свежее. Бабка заговорит говно, Димке его нужно будет съесть и тогда Машенька будет его. Сама придёт, снимет трусы и раздвинет срамные губы. Так сказала Агафья.
Что же делать? Как раздобыть говно? Разработали план, ночью на веревке отпустили Димку к Дерябиным в отхожее место, он завис как человек-паук над зловонной жижей, изготовившись поймать говно любимой в коробку из-под торта "Птичье молоко". Но план неожиданным образом сорвался. Утром в сортир зашла бабушка Маши и так серанула, что Димка вместе с приготовленной коробкой ёбнулся в жидкое застаревшее говно семьи Дерябиных. Ему помогли выбраться. Пытались отмыть, но только через неделю люди перестали шарахаться при приближении Димки ближе, чем на километр. Тогда был предложен следующий план: нужно пригласить девушек на пикник, проследить на природе, где Машенька наложит кучку и alles wurde abgemacht. Было замариновано ведро шашлыка из соседской Жучки (предварительно жёстко выебанной Димкой), спижжено два литра самогона и компания молодых людей отправилась на пикник.
Машенька была прекрасна: зачесанные назад волосы, собранные в тяжёлый хвост, будто бы специально созданный для рекламы шампуня, коротенькое платьице, позволяющее любоваться её стройными ногами, а иногда и белизной девичьих трусиков, отсутствие лифчика …
Когда был допит самогон, девушки сказали, что им нужно отлучиться, и Димон, преодолевая неумолимое действие самогона, пополз за ними. Он был вознаграждён. Машенька присела под кустик, за которым прятался Димка, задрала платье, стянула трусики и выставила свою жопу прямо в направлении, влюбленного дурачка. Перед глазами Димки появилась чудесная картина Машенькиной жопы, непорочной девичьей пизды. Затаив дыхание, Димка глазами пожирал, прелести любимой. Вдруг отверстие ануса Машеньки сжалось, чтобы резко разжаться и выстрелить в лицо Димке пахучую струю кишечных газов с кусочками кала. Димка почувствовал, как его хуй отозвался на происшедшее мощнейшим взрывом, выплеснувшим в трусы первую в его жизни молофью. Только через несколько минут, ошалевший от счастья Димка собрал в коробочку говно своей любимой. А пока Димон приходил в себя после первого в жизни оргазма, пока он собирал в коробку Машино говно, пока он пытался вытереть её говно с лица … Маша пошла к городскому парню.
- Макс, а давай на брудершафт, - предложила она. Через полторы минуты хуй Макса был у Машеньки во рту, через три в её жопе (пизду она хотела сберечь  для мужа), а через три с половиной Макс уже вытаскивал хуй из теснины Машиной  шоколадной дырки. Хуй был в сперме и кусочках говна. Машенька стала первой у Макса. Первая любовь. Такая чистая, такая нежная, с небольшими кусочками кала.
Бабка Агафья долго шептала что-то над говном Машеньки, крестила его, потом сунула Димке:
- Ешь скорее. Только всё. До последнего кусочка, а то не даст тебе Машка.
Димка жевал, заветревшее, слегка почерневшее говно, преодолевая рвотные спазмы, глотал его. И снова он почувствовал, как его хуй выстреливает в трусы очередную порцию спермы.
-Ооооо, бабка Агафья, как хорошо, - простонал Димон.
Импринтинг, такая сцуко, вещь. Короче, Димон Гавно, я слышал, во взрослой жизни кончает только, если  попробует говна на вкус. Машенька умерла десять лет назад от разрывов прямой кишки. А Макс. А Макс сидит в купе посреди Вселенной, пьёт молдавский коньяк, смотрит на пизду любимой женщины, истекающую спермой и готовит свой хуй к новой атаке.
-Как ты груб, - говорит ему его женщина, проснувшись от острого ощущения хуя в своей тесной, пока еще не разъёбанной, жопы.
- Тебя люблю. Ты свет Луны, рождающей Лилит.  Я твой восторженный поклонник, твой пиит. Твой анус для меня, как Рубикон. Твоя пизда, main frau, эталон!
Мужчина смотрел, как две струйки: одна из пизды, другая из жопы, собирались на простыне в одну лужу. Вагон дёрнулся. В окне начали мелькать столбы. В бутылке оставалось еще чуть-чуть коньяка. Мужчина вспомнил, что его старый друг Димка сменил фамилию. Одни говорили, что он выебал зайца и взял фамилию Зайцев, другие говорили, что его выебал бык, и он взял фамилию Быков. Поезд набирал ход. Всё дальше от Москвы, всё ближе к Владивостоку. На зелёном шарике, который падает в ад в холодной безжизненной темноте Космоса, мечтали о ебле сотни миллионов женщин и мужчин . С неба, охуев от тысячелетнего воздержания, падала на Землю звезда. Чья-то пизда? Поезд отставал от графика на четырнадцать минут.