Гордая одинокая птица машет крылами,
Создавая новые миры для нас с Вами.
А люди пророков забивают каменьями…

Мценск.

Случай забросил меня в город Мценск – удивительный городок на реке Агидель, где время течёт так покойно, что кажется - впереди у Вас целая вечность. Люди здесь никуда не спешат, все друг друга знают и ходят в гости по поводу и без. После шумной и суетливой столицы я здесь просто балдел, вдыхая пьянящий чистый воздух этого сада Эдема. И всё это я познал за семь длинных дней, семь коротких ночей.

Один мой товарищ, который родом с этих мест, подбросил мне адресок своего корифана Семёна. И я направил свои стопы на улицу Свободы, дом семь. 

Пройдя от ЖД-вокзала (направление движенья уточнил у красивой бабы в кассе) через причудливо разбросанную группу пятиэтажек, я вышел на местную площадь имени Воровского. Рядом с универмагом примостилась целая стайка бабулек, торгующих немудреными товарами – овощами, яблоками, молоком в стеклянных бутылях.

Одна старушка приглянулась мне, она была в желтоватеньком платьице – я подошёл купить у неё ядреных малиновых помидор.
Приветливая улыбка осветила лицо бабульки – неровный лик святой с мудрыми голубыми глазами.

« Какая же красавица она была в молодости!» - промелькнуло в моей крупной лысой голове. Мой кумир – Котовский, оттого и брею башку под ноль.

- Айда, мил человек, бери помидоры. Вкусные, аж нёбушко ломит. Недорого у меня, бери десяток за сотенную.
И смотрит так чудно, так нежно, что я даже смутился. Неловко полез за портмоне.

Расплатившись, я спросил:

А скажите, пожалуйста, бабуля, как мне пройти на улицу Свободы?

Она ловко встала с топчана, повернулась налево:
- А вот смотри сюда. Видишь мосток? Перейдёшь реченьку Мценку, бери правее, а там увидишь, али люди подскажут.

Сердечно поблагодарив милую старушенцию, я, подхватив синий чемоданчик в правую руку и взяв пакет с помидорами в левую, отправился навстречу своей судьбе…

Едва тронув ветхую калитку, я легко проник во двор – там стояла скособоченная изба, от неё справа сарай, а слева пустая собачья будка.

Скрипнула дверца едва дышащегося на ладан домика, и на крыльцо выполз хорошо поддатый мужичок: одет он был в серо-грязные шаровары, голую грудь украшали редкие завитки чёрных волосиков. Босые ноги переминаются на гниловатых жёлтых досках.

- Кто такой? – строго вопросил он, вперив в меня мутный взгляд карих очей.

- Я от Мишки Страхова. Глебом меня кличут – дружелюбно улыбаясь, пояснил ваш покорный слуга. И спросил в лоб:
- Мне бы про Ваню Любищева узнать, да комнатёнку на недельку снять. Заплачу самогоном.

От Мишки я знал, что местной валютой была эта мутная жидкость. Хотя были умельцы – добавляли кедровых орешек: получалась прозрачная радость.

Широкая улыбка озарила лицо Сени – от неё преобразилась вся его сущность: он расправил покатые плечи, причесал непокорно-жёсткие пепельные волосы на голове-редьке.

- Прошу, прошу к нашему шалашу – пропел он повеселевшим голоском, сверкая сталью вставленных зубов, и мы вошли в избу…

Глубокой ночью, когда семь поллитровок чистого самогона, как слезинка невинного ребёнка, были оприходованы, я вышел до ветру. Облегчившись, поднял голову к звёздному полотнищу и обмер: одна звездынька, яркая и алая, закатилась прямо ко мне в сердце.

На следующий день проснулись мы к обеду. Опохмелились и разговорились…

Семён.
  Да что Вам рассказывать – таких, как Ванечка, светлая головушка, один на триллион. В общем, и говорить здесь нечего. Вы ж всё понимаете – никогда никому не повторить его свершений. Я вырос с ним с пелёнок, знаю, о чём говорю.

А когда у меня случился рак – кто меня спас? Он снял последние деньги и повёз в Москву, поместил в 62-ю больницу. Ага, на платное отделение – один день двадцать тыщ. Так я семь месяцев прокантовался, облучали меня с головы до пят. Ушла зараза, слава Богу.

Я вот у вас какой по счёту? Ну, скоко вы друзей его опросили? Семьдесят седьмой. Ни хрена себе. Ну, дай Бог, чтобы я не последним был. А в чём заковыка Вани? Что вы шукаете? Тайна, Вы говорите, ну-ну.

Что? Ага, я значит-ца его лучший друг, выросли как две ноздри. Токмо супротив него я как не пришей к пизде рукав. Чистый гений он, истинно русский талантище. Вот оно как, товарищ Глеб. А я счас больше на терпилу похож – здоровье никуда, печень посажена, лёгкие выкурены, вот так… Закурить ваших можно? Ага, спасибо. И зажигалочку.  Благодарствую. Хорош самосадик! Кента вы говорите, да неплохо…

А Ваня завсегда старается вырваться на родину, к маме, к друзьям, на могилку к братишке, вот ведь какое дело. Убили Никитку в армии, тёмная там история…

А встретимся с другом, и пока тверёзые, так он мне все уши прожужжит про всякие новости от науки – он говорит, что каждый человек понять всё могёт, а вот открытия делают единицы. Во как!

Помню про атом гутарил, что мол его структура похожа на паутину: в центре атом-паук и держит он невидимыми нитями в узлах электрончики. Ни хрена оказывается не летают малявки эти, токмо трепещутся. От того и так прочны эти кирпичики мироздания…

И вообще, говорит он, если человек толком разбирается в теме, то он буквально на пальцах разъяснит про целую вселенную даже семилетнему пацану.

И всё про новые миры толковал – говорит, раньше люди пытались мир понять, потом стали его менять, ну а он, мол, призван, создавать свой уникальный мирок. Во как!

Ну, а про секреты я не знаю совсем. Виноват, но Ваня строго бдил и не разглашал. Работа у него государственного масштаба была, ет точно. Или мирового. А можно, я как привык буду его называть, а? А вы там в своём блокнотике пишите полностью, как положено. Я всегда его кличу Левшой. Ну, да, как бы искусный изобретатель, типа гений-самоучка…
Я так понимаю, что вообще никто из наших мценских его не понимал. Странно, город у нас маленький, должны были бы… хотя и знакомых общих до хера и больше… И родни у него выше крыши. А так – никто до конца не понимал, нет.

А так он видный парень из себя – стройный русый богатырь. Очи сине-небесные, нос римский. Красавец. Девки на него западали, валились штабелями. А он по настоящему токмо одну здесь любил, Валечку Мезникову - чистая мадонна Рафаэля. Мда-а. Одноклассница наша. Но она, сучка эдакая, втюрилась в Гришку – он постарше был, с афгана пришёл весь в орденах, грудь нараспашку, а там матроска - десантник ёбтель.

Мы то выросли при коммуняках, чёрт их задери. Но молодость, иттить её коромыслом, била ключом. Куролесили мы напропалую.

Вот хотя бы взять ентот случай. Собрались мы в поход на недельку на речку Нугуш. Пошло пять пацанов и семеро девок. Так бабы из-за него друг дружке все морды расцарапали. Всё стремились в объятья Ванечки упасть и там растворится в обалденном оргазме. Но ухи мы поели нехуёво, выжрав целых два ящика водяры! Хули семь деньков, семь страстных ночей… И мне перепало с Нюркой снюхаться, опосля женились.
Не-а, счас разведёны мы – нашла она себе непьющего водилу Захара. А сыночка Стаса я заберу, как ему шестнадцать стуканёт. Люблю стервеца – шалопай он, каких ещё поискать, не сыскать. Он у меня в хоккей играет весьма нехуёво – нападающим.

А душа у него широкая, прямо неохватная. Это я про Ванечку. Разок мы шли с танцулек. Вижу, Иван тормозит меня, пальчиком тычет на паренька, лежащего под березонькой. Я бы на него внимания совсем бы не обратил, пошкандыбал бы дальше, но рядом с беднягой лежал огрызок железяки, типа трубы, весь мокрый от чёрной крови. Так Иван не пожалел рубахи новой шёлковой, вся такая атласно-белая, перебинтовал – отнесли мы пацана в больничку, благо недалече. Спасли Сашеньку – он нам потом пузырь проставил, познакомились. Мировой парень оказался – не поделил подругу с доковскими.
Мы по сию пору с ним кореша. Вместе халтурим. Отделка там, кладка, да и плотницкое дело знаем. Короче, на все руки мастера. Если чё, вызывайте. Евро-хуевро отдыхает.

Как пропал Иван спрашиваете? Его мама, она на Гагарина здесь неподалёку живёт в своей хате. Огородик у неё шесть соток, пенсия. Жить можно. На базарчике приторговывает. Я как-то раз иду по центру полгода назад поддатый, вижу, тётя Маруся сидит, торгует значит. Она мне суёт солёный огурчик, а у самой глазки все выплаканы:

- Пропал сынок, Ванечка мой ненаглядный – шепчет мне тихонечко – третий месяц ни слуху, ни духу.

Тут и присел я на её низенький топтанчик, тупо и ошаренно встряхивая свою никчёмную головушку. Даже шапку кроличью снял, хотя мороз продирал прямо до слёз.

Как так? Ну не могёт такого быть – такие люди должны жить вечно!

Ведь я его спас семилетним – купались мы в Мценке, Ванюша оступился, в водоворот попал – какая-то ямина там оказалась -  вопит на всю ивановскую. Так я его за волосики русые и вытащил. Держу его за кудри. А сам за ветку ивы вцепился мёртвой хваткой…

Долго мы потом лежали на бережку, отходили, глядели в чистое синее небо. А потом взял, да как сожмёт меня в своих объятьях, шепчет на ушко:
- Ты настоящий друг Сеня! Нельзя мне погибать бессмысленно, никак нельзя…
И по небу здесь белый кораблик проплыл, замысловатый такой.

Сижу я, сижу, а потом меня как подбросит вверх на целый километр одна мыслишка-воспоминанье.

Я аккуратно так наклонился к седой головушке старушки, укутанной в оренбургский пуховой платочек, шепчу ей на ушко страстно:

- Жив, точно знаю, живёхонек Ванюша. У меня одно соображенье есть…

Продолжение следует.