- Ну что ж профессор, физически я устал. Да. А вот головой бы ещё устать. Жажду опустошённости. Надо всё-таки мне выговориться. Надо. В голове странное чувство какое-то. Надо мне выговориться. Как всегда. Может быть, из этого получится что-то путное.
- Я слушаю вас внимательно. Пожалуйста, говорите. Я понимаю вас. Я помогу вам.
- Эх профессор, да как же жить? Я в последнее время мучаюсь, мучаюсь. От всего. Постоянно чувствую себя виноватым. Нет не те это слова, профессор. Хочется кричать. Хочется такие черешневые, черепичные, чарные частокольные употреблять яростные красивые кричалки. Пойди земля, пойди, выйди наружу, встань вровень, яростно и ядовито фырча, фырча.
Что это, профессор? Есть жажда издавать громкие звуки. От чего это? Хочется всё обматерить. Это нормально?
- Это нормально. Обматерите.
- Я блядь, сука, блядь я ни хуя не вижу пользы от наших встреч. Я блять, как козлик ёбаный, сумчатый как какой-то уссурийский вомбат хожу сюда, и это не кончается, да и хуй с ним. Нет, не хочется материться. Нет сил. Хочется красоты. О боже. Милая, здравствуй. Свет твой, свет бесконечный, нескончаемый, струящийся потоком счастья на меня, на Землю, на тех, кто заблудший и усталый, как я, таков твой свет, и такова красота твоя, милая, жемчужная, кроткая, лепестковая, неземная твоя красота.
Силою огромной, силою неотвратимой, рушишь ты, милая, всё грязное, всё ублюдошное и мерзкое, и я, раб твой, стою тут в одиночестве, тебе, милая, принадлежа, и с тобою, милая лежа, возлегая на холодной свежей траве, росою умывая боли свои, и беды, и разум мой дряхлый крепнет, и душа моя страстная умиротворяется, милая, блаженством твоего прекрасного взора на меня, мудака несчастного, милая, вот как ты прекрасна и вот как ты добра.
Как бы рукою твоей с себя снять все порчи мира, все его ужасы, все наросты и преступления, милая, побудь немного доброй со мною, подари мне, милая, свою теплоту и ласку, потому что свет твой так лучист, и так радует усталую душу мою.
С тобою я сейчас, милая, с красотою твоей, с ликом прекрасным, с незапятнаемой прелестью твоей, говорю, разговариваю, сердцем разговариваю, ибо сердце моё чувствует родное в тебе, близкое, дорогое, радостное и лёгкое, и нет в нём ни страха, милая, ни тоски, ни жалости к себе, ибо всё, всё что нужно ему, всё от тебя идёт к нему, идёт и приходит, и входит в него, как в реку, и течёт река эта, течёт себе, в вечность, ибо нет начала, и нет конца любви моей к тебе, милая, нету в ней ни боли, ни тоски, ни злобы, а только сила твоя, и доброта, и сердцу моему хорошо и тепло.
Долго искал я тебя, милая, но верил я, что найду, и нашёл ведь, и есть ты здесь, и со мною ты, ибо стал я мудрее, и перестал искать тебя, и сама ты пришла. Озарением жизни моей пришла ты, зарёю алой, багряным рассветом, солнышком причудливым в душу ты мою вошла, сама, нашла меня, и вот вместе мы, ибо счастье есть в каждом из нас, только души родной если нету, то и счастья нету, а коли есть душа родная, так и счастье есть.
И вот, милая, что жизнь моя теперь? Счастливая жизнь моя что теперь? Золотом яркость твоя озаряет меня, милая, всего, с ног до головы, как хочется потереться теперь о тебя, прикоснуться чтобы, и единым стать, навсегда уже. Я не горюю больше, а радуюсь теперь, радуюсь, радуюсь, ибо заполнен я, нету более пустоты во мне, дыра не зияет во мне более, и сила моя не утекает теперь, и вся во мне она, для тебя, тобою жива, тобою могуча, ибо нет силы другой в мире, нету, что могла бы тебе перечить, сила моя во мне теперь, и трезв я, и могуч, несокрушим я, и сирым и слабым теперь отец я, и горемычным защита я теперь, и надежда я им, и опора. И нету начала меня, и нету конца, ибо я есть Бог, и Бог есть я, и нет более между нами границы, и нету более мрака для меня, и нет более страха для меня, и врага нет, и друга, а весь я есть мир, со всеми тварями его, и чудесами, и твореньями твоими, и горестями, кои есть лишь приготовления к благости твоей, и к счастью, что каждый имеет, да не ведает, а как примет себя, каков он есть, как Бога своего, так и тосковать не будет боле, а жить будет и радоваться, и род людской хранить и приумножать, ибо есть лишь одна у мира забота – сохраниться и процветать, и чтобы было на Земле царство Божие.
И вот я, милая, теперь, с тобою в сердце своём, горевать не желаю более, да и причины тому не ведаю, а силою преисполненный, одного хочу, одного желаю, чтобы всем, кому помочь могу, помогать, и чтобы счастье моё и им передалось, и осветило их, и освятило, и чтобы лица их более Бога не гневили печалью на себе, а только радовали блаженством и благодатью и взором ясным.
И что же в мыслях своих несу я в мир твой?
Мир я несу, мир и спокойствие, и силу и справедливость, и покой вечный, и будь посему, навечно теперь твой я, навечно, и навсегда.
Фух. Кажется всё. Отпустило. Это сумасшествие, профессор?
- Точно всё?
- Всё. Страшно перечесть. Фанатизм религиозный какой-то и чушь, мне кажется. Хотя… что-то подобное наверное в мыслях у меня подсознательно, вот и вырвалось. Как же так?
- Ну, тексты я и позаковыристие слыхивал, и подлиннее, и тут вы адекватны вполне. Я о другом подумал. Вот в мыслях носите этот образ, и к нему обращаетесь. Значит, всё таки носите?
- Ношу. Ой ношу, профессор дорогой.
- А ходите ко мне.
- Хожу.
- А вот то, что вы высказать тут изволили, выше, вы это кому-нибудь сказать могли бы? Ну, я к тому, что это абстрактно так, и всё, или есть девушка, который вы этот текст могли бы произнести?
- Ну… не знаю. Я вообще уже устал профессор, от одиночества, от неприкаянности. От денег никакого кайфа уже, есть и есть. Что делать? Наверное вот и прорываются из подсознания эти вот причуды.
- Жениться вам надо, барин.
- А что насчёт девушки? Вы сейчас говорили, вы имели ввиду, что я мог бы подумать, нельзя ли представить себе что я говорю это реальному человеку, а не вымышленному персонажу моих бредов?
- Да, отчасти. Впрочем, да.
- Ну, дайте ж подумать теперь. Ну…. Уважаемая Королева. Наверное только она.
- Кто?
- Ну есть такой один человечек на свете. Любовь моя непроходящая, несуразная и неуклюжая. Я ей эсэмэски пишу всегда начинаю «Уважаемая Королева». Она поразила меня давно. Был девяносто пятый год. И вот не отпускает. А уже две тысячи десятый.
- И чем же? Поразила.
- Да всем. И ведь…. Ладно. Но не склеивается.
- Вы поразмышляйте на досуге о том, что мы тут сегодня послушали. Распечаточку я вам пришлю. Не советую вам это всё ей говорить. Но, может быть мысли эти ваши искренни, и душа ваша, если конечно душа вообще существует, может быть она уже всё для себя порешала. И если это так – то нечего плутать – ничего не выйдет. Только туда вам и дорога.
- Куда?
- Туда. Сами знаете куда.
- Ну. И?
- Не стройте из себя глупого. И помните, что женский софт, при всём многообразии версий, в сущности заточен на одно – мечтать о несуществующих принцах и джентльменах, но при этом воспринимать только тех мужчин, которые их… того… То есть если он меня того… то как бы мужик. А если он меня не того… то…. Как бы непонятно что. А вот когда вы её того… тогда уже можете говорить всё, что ваша душа пожелает.
- Ну, я тогда пойду, профессор.
- Идите. Жду с докладом. Но лучше поступите мудро, а потом на деньги за эти сеансы купите ей потрясающее бельё. И может быть вообще вам не придётся больше сюда ходить. Ходите лучше с ней в рестораны. И, поверьте, когда пациент успокаивается и перестаёт приходить, мы, психоаналитики, чувствуем огромное облегчение. К сожалению, это случается не так часто, как хотелось бы. 
- Ну это мы ещё посмотрим.
- Кстати, если с королевой не пройдёт, не отчаивайтесь, попробуйте с проституткой. Тоже иногда, знаете ли, помогает.