Хер Манды нерешительно мялся возле двери. Железные створки от пола до потолка были закрыты, возле них лежали скелеты охраны, давно высохшие и обглоданные крысами, но форма и нашивки еще сохранились. Автоматы поблескивали в пыли золотым.
«Входить или не входить? А вдруг проклятие коснется и меня?», - Хер Манды был суеверен, как и его предки. Он перехватил фрагментатор в правую руку, перевел затвор в боевое положение. Баллон с жидким вакуумом, оттягивающий спину, придавал уверенности. Струя его могла развить температуру до минус 400 градусов по Цельсию. Содержимого было достаточно, чтобы лишить боеспособности всех монстров на тысячах квадратных ли бескрайней Элосы. Негодяи полопались бы от удивления. Только, как назло, никто живой ему так и не встретился.
Соси Хуй, в темно-синем бронескафандре подразделения военной археологии, не предавалась сомнениям. Она поднесла к управляющему блоку приборчик, по размеру не больше кредитки, и двери услужливо разошлись в стороны, как ноги женщины, алчущей страсти.
- Великие боги! – ахнула она.
Яркий свет брызнул в глаза Хер Манды. Как в сказку попал. Точнее – легенду о царе Мидасе. Все вокруг из золота – полы, потолок, двери… Мебель обита золотой парчой, блестит так, что режет глаз. А у стены высится гора золотого песка и самородков, огромная, словно статуя Великого Кормчего в Шанхае.
- Радиационный фон в норме, - Хер Манды сверился с наручным компьютером.
- Золото! – опустилась на колени Соси Хуй и глаза ее из черных стали золотыми, - как его много!
Она, вопреки инструкции, погрузила руки в песок. Зачерпнула его горстями, подбросила в воздух. Как пыльца, упавшая с крыльев бабочки, в воздухе заструилась тончайшая золотая пыль. Соси от радости даже испортила воздух, но никто этого не заметил.
- Мы обязаны взять металл на экспертизу, - холодно процедил Хер, - чтобы знать, золото это или дешевая подделка.
Экспертиза показала – золото, почти не содержащее посторонних примесей. Природный изотоп его –  Au-197.  В том подземном бункере его было столько, что в переводе на юани – равнялось годовому бюджету Китая.
Откуда оно взялось? Увы, ответить на этот вопрос было некому – все население Элосы вымерло от неизвестной болезни. Поэтому все, кто был занят в проекте, носили скафандры, подобно тайконавтам – только они гарантировали защиту от любой заразы.
Известно только, что Элосы, иначе называемая Россией, перед своей гибелью, много лет была ведущим поставщиком золота.
Поэтому, в поисках разгадки, Хер Манды снова отправился в бункер. Слитки и песок уже вывезли к тому времени, поэтому обследовать внутренние покои подземного дворца оказалось проще. За кучей золота оказалась анфилада комнат. В одной из которых ему приветливо улыбнулся скелет. Золотыми зубами.
Тело по-хозяйски развалилось на золотом унитазе, справа от него стоял столик с рюмками, слева – огромная плазменная панель. Китаец тут же приступил к осмотру. На донышке рюмок он обнаружил тонкий коричневатый порошок. На груди неизвестного сиял огромный, украшенный камнями крест. Исследователь осторожно расстегнул застежку, размерами напоминающую стыковочный узел космолетов. Цепочка оттягивала руку похлеще фрагментатора, и было неясно, как человек мог носить такое на шее.
«Ладно, в Центральной Лаборатории разберутся», - вздохнул Хер Манды, унося с собой украшение.
Внутри креста оказался диктофон. Запись отправилась к переводчикам и вскоре была расшифрована.
31 марта 2020 г.
Писать я не умею, поэтому буду диктовать вот этой хуевине. Я сам начал забывать к ебеной матери, что в моей жизни было.
Сегодня мне, наконец-то, доставили золотой унитаз. Отливали, бляди, три месяца. Теперь я буду отливать в него. О, какой каламбур, зря мамка называла меня Иван-дурак, а батяня кулаком ум вколачивал. У дураков не бывает золотых толчков. О, я, блядь, еще и поэт, оказываеццо!
Ладно. Проверим. Пидары гнойные! Он же легче, чем тот мешок рыжева, который я отдавал для изготовления!  Как ты сказал, инженер хуев? Усадка? Утруска? Усушка! Как у водки? Ну, смотри, гнида, если обманываешь…
Прихуярили? Теперь пиздуйте прочь. Теперь испытания. Это так на вашей лоховской фене называется.
О! Заебись, когда я один. Заебись, когда вокруг ни одного мерзкого еблища, никто не ссыт в уши! Удобная сидушка – постарались таки… Теперь напряжемся децл…. Еще чуть чуть… Пургенчику, для легкости – и вот! Жопа, постарайся, родная! А как вы думали – слава просто не дается! Готово! Новая порция золотых слитков и песка!
Молодец Баба Ежка, не обманула. Как на духу выпалила старая пизда – будешь ты, Иван-дурак золотом ходить. Только ума, грит, не прибавится. И еще много разных слов добавила напоследок, которых я по-малолетству то и не знал. А потом вырос, вспомнил и начал ими пользоваться.
Выла Баба Яга знатно, до сих пор в ушах стоит. Аж дубы вековые оземь бросало. Патлы седые рвала на себе, головой об ступу билась, лохмотья по лесу разбрасывала. А я, знай стою, да в носу ковыряю. Не каждый день видишь такую комедию. Ну еще бы, когда Ванька, подпиздыш, деревенский дурачок, выпил ее эликсир вечной жизни, а потом закусил философским камнем.
А что вы хотели? Отправила меня маманька в лес, за грибами. Не иначе, чтоб я там потерялся. Дома – шаром покати, папка бухой в пизду валяется, младшие братья по лавкам орут – голодные.
Иду я по лесу, тропинками нехожеными, полынь-травою поросшими. Грибы вокруг кругами растут, ровными, как твое солнце. Бабы из нашей деревни такие за семь верст обходят – говорят, что тут ведьма танцевала. Дуры. А я грибочки, знай, собираю.
Ебанаврот! – избушка стоит на полянке, замшелая вся. И таким вкусным духом оттуда тянет, что желудок мой к горлу подкатил – хочет выпрыгнуть и на запах бежать. «Заткнись!» - сказал я своему желудку и сам пошел вперед.
Захожу, как к себе в горницу, дверь открыта, а на печи что-то булькает. А на столе – шмат хлеба лежит. Во, думаю, маманька меня никогда так не встречала.
Взял ухват, снял котелок с печи – а бульон там знатный, наваристый, аж зеленым светится, как папкина сопля. У моей маманьки он таким только на седьмые сутки становился. Если доживал.
Зачерпнул его ложкой, остудил. Опрокинул в себя, краюхой закусил. Эх, ядреные щи, аж слезу вышибло. А хлебушек жестковат, ну и не такой едали. Так весь котелок и опустошил. После знатного обеда меня и в сон потянуло.
Вдруг – еб! Дверь скрипнула. Заходит старуха, а глаза ее зеленые-зеленые. Что те сопли. Сладенько так говорит: «Что ты делаешь здесь, соколик ясный?»
А я зеваю. «Спасибо, хозяйка, - говорю, - за гостеприимство. Что супом накормила и хлеб для путника оставила».
Как бабка охнула и на полати ебнулась! Испугался я, что околела и ринулся на улицу. Потом вижу, нет, жива, несется за мной, метлой размахивает.
- Пидарас малолетний, - кричит, - сучий выродок! Ты мой еликсир вечной жизни и камень, фелософскай сожрал! Золотом срать будешь, только, окромя кровушки русской человеческой, ничего не сможешь есть! Простой хлеб для тебя ядом будет!
Узнали потом батько с мамкой про такое. Разбогатели, хоромы отстроили, батька из кубка с яхонтами горькую пил, мамка шелковыми платками сопли братовьям вытирала. Ну а к кровушке-то я быстро привык… Вот так оно было, в лохматом веке, при царе Горохе.
А потом остался я один, без пригляда родительского. Хорошо-то как! За рыжево мои холопы что угодно для меня делают. Выше царя стал теперь.
Только жаль, русского люда почти не осталось. Так, глядишь, и повымрет весь. Из чего вскорости золото делать буду?



Тут узкие глазки Хер Манды вмиг широкими стали. Хлопнул ими он пару раз, возблагодарил Будду, что родился не в России, и как дристанул из лаборатории – от греха подальше. Только желтые пятки сверкали.