Второй день колхоз пребывал в беспокойствии и волнении, по крайней мере внешнем - пропала председательская дочка. Валентина на беду имела умственный недуг  и довольно серьезный, что поиски осложняло - шут ее знает чего там в ее голове, может сидит где-нибудь на дереве и сверху поглядывает. Болезнь легла отпечатком и на лицо её, отразившись в выпуклых базедовых глазах. Необъятность и рыхлость тела усугубляли внешнюю картину и внутреннее нездоровье. В общем, форменное уродство. И вот шерстили сельчане кромешну ближайшего леса, мужики дымили и негромко говорили меж собой про сельские дела, внутренне тревожась за умалишенную. Бабы охали и причитали, хотя многие про себя думали о делах домашних, впопыхах оставленных и досада о закисшем тесте и неполосканном белье малодушно чревоточила их нутро, пока материнский инстинкт  не приводил в чувство разум и не брало с полной силой их сострадание.

Вот и Данька, разрубая впереди себя сплетенье мертвых трав, шел как в стороне, отстраненно, по инерции шагал, думая о своем. Не терпелось ему бросить это бесполезное занятие и бежать домой. Манило его в глубину, в прохладную темень хлева. "Была председателева, а стала моя", - с дрожью в груди думал Данька. Было страшно, он и думать боялся о том, чем может это обернуться, всё его естество отталкивало подобные думки. Эти большие грустные глаза - сколько раз проходя мимо председательского двора он видел их? Сейчас он и только он единственный их хозяин и по своей воле ее им не отдаст. Он уже испытал это неземное блаженство, эту теплую сладость единения и не в силах был теперь от этого отказаться. Раззадоренный мыслями о вчерашнем, Даня решил схитрить, обхватил рукой живот и, приседая, спустил штаны. Крайние в цепочке поспешили вперед и когда их спины скрылись в чащобе, он ринулся в просвет, в котором еще виднелась деревня.

Постоянно переходя с мелкого бега на быстрый шаг и обратно, Данька вскорости оказался на своем захудалом дворе. Снял оба замка с ворот сарая и пробрался в дальний хлев, на днях усердно подготовленный, утыканный меж бревен паклей и ветошью. От вожделения стучало в висках, лоб взяла испарина, при виде больших округлых глаз и огромного грязно-белого тела терпение покинуло Даню и он, взгомоздившись на запасенную скамейку, скинул портки и с ходу въехал в коровью промежность.
А Валю к вечеру нашли, у лесного озера сидела жрала ягоды.