Все, кто лично знал Д.С.Лихачева, никогда не забудут его пленительную истинно питерскую барскую повадку (речевую, жестовую, поведенческую). Натуральный (истинный, от Бога) барин никого не пинает сапогом в лицо, не унижает подчиненных, не срывает душу на родных и близких, не лебезит перед начальством (в житии Д.С. Лихачева – от лагерного "кума" до заведующих отделами ЦК КПСС и членами всемогущего в те десятилетия Политбюро), он светел духом, пародийно вежлив, добр, великодушен, всепрощающ, предельно (до комических курьезов) деликатен и обязательно автоироничен. Д.С. Лихачев в своей неподражаемой манере и тональности одинаково разговаривал с комаровскими бомжами, дачными алкашами-ремонтниками, с учеными и сумасшедшими дилетантами-истолкователями "Слова о полку Игореве", с коронованными особами и президентами СССР и России.

Занятная у нас страна: если человек – урод и карлик, то он с ходу – истинный художник (приложимо ко всем искусствам). А вот ежели (редко бывает) артист (поэт, живописец и т.д.) – красавец огромного роста, гвардейской выправки, да еще (упаси, Боже) – потомственный дворянин, все, тушите свет, осужденный – с вещами на выход – это не творец, а мастеровой-кустарь, автор низкопробного духовного ширпотреба, ну и прочая белиберда в таком духе.

У Михаила Веллера в книге «Все о жизни» есть замечательная главка "Вера и религия", где автор умно и тонко дифференцирует два этих полярных на самом деле понятия. Именно в этом разделе Веллер, стою на том, совершает единственную роковую, непоправимую ошибку (во всей огромной книге), утверждая: "Вера – это аспект внутренней, принципиальной непримиренности человека со всем положением вещей в этом мире". Михаил, ты не прав, все наоборот, аспект… ПРИМИРЕННОСТИ… (это я о тех, кто верует не умом, а сердцем).

О переписке Цветаевой с Рильке. Все эти тексты абсолютно гениальны. В них грозно звучит ужасный – в античном миропонимании – голос чистого Духа, осложненный, об этом еще никто не сказал, обертонами мистической полуправды, демонической маскарадности и литературной, увы, мистерии-игры.

Литературная жизнь Питера конца 1970-начала 1980-х была скорее трагедийной, чем мелкотравчатой. Серьезные дяди-полковники КГБ изымали под протокол на обысках стихи и самопальные статьи по русской религиозной философии, книги, изданные до революции и за границей (знаменитые "Самиздат" и "Тамиздат"). Комментарии к роману Достоевского "Бесы" читали в отделе науки ЦК КПСС. Читатель, ты не поверишь, что мои, А.В.Лаврова и Л.К.Долгополова комментарии к роману Андрея Белого "Петербург" с синим карандашом в руке читал главный идеолог партии, секретарь ЦК КПСС по идеологии, сталинский выкормыш Михаил Андреевич Суслов и... кое-что повычеркивал.

О романе А.Н.Житинского  «Потерянный дом или Разговоры с милордом». О чем книга? Да все та же старая и великая песнь: о жизни и смерти, о любви и предательстве, о прямом и косвенном сопротивлении абсурдной советской власти, о физическом разрешении величайшей метафизической теоремы "Пиво-водка", о мелкотравчатом, но светоносном по сути обывательском бытии и, главное, о литературе не только как о странном образе писательского житья-бытья, но и таинственном эфемерном стержне всего мироздания. Есть в романе элементы социальной фантастики, но я не об этом. Автор, пользующийся самыми современными, в те годы просто непостижимыми писательскими технологиями, сочинитель до мозга костей, создал роман преимущественно о литературе: роман в романе и о романе. жуткую, но завораживающе пленительную жизнь.

Процитирую Житинского, отвергающего ложно приписываемые литературе принципы-функции: "Литературные сочинения постоянно путают с инструментами, которые должны бить, вскрывать, поднимать, протягивать, указывать, сигнализировать, вдалбливать, пронзать и тому подобное. Или же считают их зеркалом и одновременно осветительным прибором. Между тем, все перечисленные вами цели – суть частные следствия общей объединительной роли, которую призвана играть литература... Литература есть игра, она сродни актерскому ремеслу, между тем как ее обычно поверяют не законами игры, выдуманными автором, а законами самой жизни... Литература – игра, не более, но и не менее, и относиться к ней следует как к игре – не менее, но и не более. Великая это игра или мелочная, трагическая или пародийная – она всегда остается игрой, ибо дает читателю возможность проиграть в душе тысячи ситуаций, поступков, характеров, лежа при этом на диване и перелистывая страницы" (С. 515, 516-517). Как просто, и как... мудро. Прошу прощения за столь пространную цитату. Эх, ввести бы эти положения в марксистско-ленинскую теорию литературы. Поздно, ибо оная приказала долго жить.

Магистральная тема практически всех интервью Бродского – Россия, ее тяжкое прошлое, непредсказуемое грядущее, фатальные болезни и сверхъестественная способность к исцелению-воскрешению, ее литература: одномоментно – кривое зеркало и путеводительный прожектор. Многочисленные недоброжелатели поэта упрекают его в пресловутой "русофобии". Не удержусь, напомню "зоилам" фразу Бродского из интервью польскому журналу "Przekroj": "Бояться, опасаться за Россию не нужно. Не нужно бояться ни за страну, ни за ее культуру. При таком языке, при таком наследии, при таком количестве людей неизбежно, что она породит и великую культуру, и великую поэзию, и, я думаю, сносную политическую систему, в конце концов" (С.629; июль 1993 г.). Поверим гордым словам провидца.

О романе Т.Толстой «Кысь». Роман – тотально литературоцентричен, ибо все в жизни – разносортная беллетристика, а сама жизнь – многотомный роман, который пишет Господь Бог.

О романе Проханова «Гексоген». Писатель одержим смертью, с которой он сталкивался сотни раз на полях боев в разных странах, на разных континентах.  «Мессианский проект», по-моему, в конечном счете заключается в том, чтобы сделать живых мертвыми. Люди прохановского типа ненавидят обывателя с его скромными радостями и глупостями вплоть до отрицания «мещанского» права на жизнь. Читатель, ты никогда не удивлялся лозунгам величаво-велеречивого аристократа Фиделя Кастро в стиле «Социализм или смерть!». Красиво! Но, может быть, кубинцы не прочь пожить немного в покое и на покое, нет, не выйдет, не надейтесь. Величайший арабский полководец VII века, сторонник пророка Мохаммеда, «Меч Аллаха», Халид ибн ал-Валид писал иранскому военачальнику, которому объявил войну: «Иду к тебе с людьми, которые так же любят смерть, как вы любите жизнь». Удивляюсь я своим коллегам - членам жюри литературной премии «Национальный бестселлер», многих из которых знаю.  С милой улыбкой и потаенным кукишем присудили премию «Национальный бестселлер»  идейному людоеду: мол, китч, карнавал, постмодернистский центон  и прочая белиберда. Невинные литературные игры и, несомненно, виновная совесть. Да и на самом деле роман Проханова нельзя назвать плохим, он метафизически содрогателен и ужасен, как медитация об аде. Воля ваша, пацаны и дамы. Только помните вещие слова Петра I: «В России и небывалое бывает».  Так вот, если «ИХНЯЯ ВОЗЬМЕТ», не причитайте и не верещите, когда вас за волосы повлекут на Лобное место. «Отсекать головы» - так и только так - навязчивая идея-мечта «коммунопатриотов».

О Владимире Сорокине. Господа-товарищи-братва! Больше всех на Сорокина наезжают «шестидесятники», которых писатель ненавидит по понятным причинам. Эти ушлые дедушки с поджатыми губами и с протянутой рукой продолжают торчать во всех интеллектуальных подворотнях, символизируя скорбь поминальную по великой советской культуре, когда они собирали стадионы и публиковали поэмы про Ленина с человеческим лицом и нечеловеческим концом миллионными тиражами. При случае дедушки ухитряются и рубли зеленые срубать, но берут их со слезой и тяжелым вздохом. Писатель однажды сказал о них предельно жестко: «В России шестидесятники помогли советской власти избавиться от коммунистической идеологии, тем самым обеспечив ей сейчас абсолютную полноту власти, то есть практически они развязали руки олигархической номенклатуре». Горько, быть может, резковато, но в «тему».

Вот, набрал этот абзац, выкурил сигаретку, аж сердце закололо: почто «наехал» на шестидесятников, ежели я сам женился в 1968 годочке. Все они, теперь уже дедульки белоголовые и крашеные, продолжают скулить о воспитательной роли литературы, о том, что она, болезная, должна куда-то звать, кого-то поднимать, зажигать «путеводительные светы» и, главное, отражать, отражать, отражать действительность. А тут им писатель засаживает прямо промеж рогов: «Искусство во все времена было не зеркалом, а мутным стеклом». Или: «Литература, по-моему, есть сражение психических состояний писателя;  Я не переоцениваю литературу вообще. Это бумага, на ней какие-то типографские значки». Ясно, что писатель эпатирует публику, но все же, все же, все же. Писатель частенько сравнивает кайф от литературного труда с наркотическим. Зачем гусей дразнить, которые и так шипят и ущипнуть норовят.

Жрецы духоносные цекистского разлива проповедуют: натурально, мол, читать нужно Толстоевского, Юлиана Семенова и всё, спроворенное шестидесятниками. Сорок лет я слышу стоны о невозможности возвращения к «ленинским нормам» и о закате духовности российской. Братцы, вас (нас – мои стишки и штудии по Серебряному веку) никто никогда читать не будет, ибо, как верно заметил Михаил Веллер, серьезное чтение – серьезная «вторая» работа, на которую у тяжко вкалывающего читателя нет ни сил, ни времени. Конкуренция, блин.

Нас заставляют восторгаться подвигом народного ополчения. Эти безвинные безымянные герои (необученные и кое-как вооруженные) были перемолоты под Москвой и Ленинградом  безотказной фашистской военной машиной. Те, кто бросил их в бой, получили ордена, никто не ответил за это чудовищное преступление перед своим народом. Это были мирные люди:  пожилые рабочие, учителя, музыканты, художники, техническая интеллигенция и т.д. Вечная им память. Слава героям. Мой двоюродный брат вступил в первый бой с немцами 18-летним сосунком с трехлинейкой Мосина. Выжил. Повезло. Прошло более полувека. Мой ученик, мальчик Сережа из Пензы, необстрелянный, 18-летний, после курса «молодого бойца» и принятия присяги, был брошен в бой с натренированными и выученными чеченскими головорезами-профессионалами (1995 г.). Выжил. Повезло. Ребенок с восторгом мне рассказывал, что воевал честно, и что в их роте погибло всего 11(!!!!) парней. Вот этого  не должно быть никогда. Во веки веков. Дети пусть целуются, едят мороженое, читают умные книжки, учатся, работают.  А высокие военачальники, пославшие детей на смерть, должны, должны, должны ответить не только перед Богом, но и перед людьми.  С профессионалами должны воевать профессионалы.


Читатель, баксы, карьера,  виски-кока-кола, водка-пиво и пиво-водка, попса, чтиво легкое, курсы валют, барышни «с газельими глазами», путешествия, развлечения и удовольствия непомерные и прочая, и прочая, и прочая - заполонили-заслонили мир и мiр. Ничего не попишешь, и никакие камлания под гусли не спасут. Однако подобает мужам брадатым напоминать юношам о том, что помимо вышеперечисленного мир и мiр полны демонов и духов, коих лучше не тревожить-беспокоить-вызывать (уж простите рептильный обскурантизм старому дураку). Никто не видел «в натуре» кварки-нейтрино-кванты и т.д., а все в них верят. А бесов видели миллионы людей (каждый час лицезреют, но не «идентифицируют»), и никто не «верит». Архискверно и архиважно, как пописывал несгибаемый пролетарский вождь-разрушитель-фундатор предпоследней Империи.

Культура вот уже двадцать лет медленно, не как Атлантида, уходит на тот свет. А, может быть, уже и ушла, а мы все пульс «щупаем», ПРИНУДИТЕЛЬНО вентилируем легкие, градусники-горчичники ставим. Погубили ее не те - былые, а нынешние ¬ свои, кровные братья мои, либералы-рыночники, доценты с кандидатами, завлабы, шоумены, журналюги-адвокаты-краснобаи. Не выдержала, страдалица, лихорадки коммерциализации. Накрылись медным тазом министерства литературы-живописи-кино, филармонии, кружки самодеятельности колхозной, хоры и ансамбли песен-плясок соловьев-разбойников и иные профильные достопочтенные учреждения. Старушку, обдолбав обезболивающим препаратом под названием «Хмель-шиш свободы», привели в чувство: глазки открыла, встрепенулась, встала с больничной койке, хорошо – вольготно, не больно. Встала, дура,  не видит ничего (слепая ведь) и запрыгала козленком с радостным блеянием. Хрясь, ¬ шина-лубок на переломанной ноге сломалась. Упала на пол, в крике зашлась. Обморок и морок. Тут-то ее – субтильную и жантильную - ражие-рыжие санитары взяли за руки, за ноги и выкинули к чертям собачьим на январский мороз. И она, и она… дуба дала. Наверное, не воскреснет, живая вода нужна и молодильные яблоки, а эти препараты на сотни миллионов долларов потянут. Денег никто никогда не даст, а жаль. Очень жаль. Говорю с любовью тихой и печалованием великим.

Нет, не о высокой культуре я калякаю, о самой простецкой, площадной, бытовой. Только не надо о том, что Пригодич почуял верхним звериным чутьем «приближающуюся волну народного гнева», заболел от страха медвежьей болезнью и - шасть под патриотический кустик, позвольте, битте-дритте, опростаться. Я СВОИХ не сдаю, я констатирую. Романы серИозные, стишки, симфоническую музыку, непродаваемые картины люди пишут и писать будут потому, в частности, что они ничего другого не умеют, да и переквалифицироваться в продавцов колготок и жвачки не пожелают. Так мир устроен, ¬ простой и жесткий, милый и яростный, гнусный и грустный. Я о культуре речи (числительные перестали склонять, ударения ставятся, как попало, советский канцелярит заменился новомосковским «волапюком»), о массовом чтиве (только не подумай, читатель, что я императивно требую перестать наслаждаться Марининой и мгновенно наброситься на Томаса Манна и Милорада Павича – каждый читает все, что захочет, что по сердцу и карману), о компьютерном наборе, в сто раз увеличившем количество сверхнелепых опечаток, о попсе оборзелой и т.д. - список бесконечен. Пришел корпулентный молчаливый вселенский Пошляк, харкнул, и мы все по шею утонули, открыл дверь на мороз, - мы и замерзли-примерзли-вмерзли с потрохами.
А чего же Солженицын  алчет-взыскует, а? А того же, чего все остальные «человеки» на свете: Царствия Небесного. Только одни люди жаждут Царствия Небесного на Земле (земле) сейчас, сегодня (на крайний случай - завтра-послезавтра - таких миллиарды), а иные хотят Царствия Небесного в Царствии Небесном (список исключительно краток - раз-два и обчелся). Вот и всё.


Скажу своим корешам-либералам, что Сталин не был ни уголовником, ни параноиком. А был он человеком, как все (как Ты и я, читатель), но, в отличие от нас, ¬ робких обывателей (хорошее слово, это большевики внесли в его значение уничижительные смысловые обертона), - увлеченным судьбой, роком, фатумом, Провидением, Богом на ложный, безумный, кровавый путь принудительного «осчастливливания» глупого человечества посредством изменения  миропорядка, нагромождения насилия ради мрачных теорий и светлых идеалов, войн, мятежей и казней, казней, казней. Он навсегда останется в ужасном, пугающем и завораживающем ряду таких персон, как Цинь Шихуанди, Александр Македонский, Цезарь, Чингисхан Тамерлан, Наполеон, Ленин, Троцкий, Гитлер. Но он превосходит их всех немыслимым масштабом злодеяний: Шива-истребитель в магическом танце. Впрочем, по сравнению с Лениным, Троцким, Гитлером, Сталиным, все вышеперечисленные «злодеи» - дошколята. 

Хотят люди «твердой руки», жаждут лизать сапоги вождя, целовать руку в крови, мечтают о «равном распределении убожества» (Черчилль) для всех. И ничего с этим не поделать. Братья и сестры! Коммунизм-социализм, коллективизм, соборность,  - называйте, как хотите, всегда приводит на Руси к жесточайшей несвободе, к ГУЛАГу (в любой модифицированной форме) и к карточной системе (все потрясения мгновенно сопровождаются тем, что нечего становится «покушать» и задницу прикрыть нечем). Напомню едкую шутку Андрея Белого 1921 г., мол, в царстве социализма и материализма напрочь исчезла материя (здесь это не философский термин).

О романе Пелевина «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда». В Совдепии жизнь была уютней и проще. Окончил школу на тройки, поступил на тройки в технический ВУЗ, окончил на тройки – распределили в конструкторское бюро в «ящик» либо на завод (Господи, никогда я, убогий, на заводе не был). Никаких тебе «стран проживания», «видов на жительство», получения гражданства, банков-фирм, американских университетов и т.д. Оклад: 100-105-110 рублей, плевать на то, хороший ты инженер либо хреновый. Прошло лет пять: на работу не опаздываешь, антисоветскую литературу не распространяешь (включая «Дхаммападу» и «Бхагавадгиту; кто забыл – кришнаитов сажали, как репку), ездишь на овощебазу, носишь на демонстрациях портреты членов незабвенного Политбюро – старший инженер. Жалованье повысили, в партию родную приняли, путевки дают – рай. Детишки подросли – и им путевки в пионерлагерь. Лет через пятнадцать квартира даром (не ты ее заработал кровью и потом). И никто никогда тебя с работы не уволит. Тут и пенсия скоренько подкатывает: 132 рублика; мало, но с голоду копыта не отбросишь. Правда, и евпатридом не станешь. Соблюдай дхарму развитого социализма: до коммунизма – рукой подать. Нонеча постсоветский человек выброшен на вологодский мороз или калифорнийскую жару и сладко грезит о былом.

Друг мой высокий, представь себе, что, повалявшись часика три на пляжном песочке, выпив четыре бутылочки пенного пивка «Сансара», поглазев на пучеглазых девок со свиными лядвиями, ты сдуру, от нечего делать, покупаешь у вульгарного зазывалы билет в балаган под открытым небом (типа сочинского «Летнего театра»). Вошел, взял в буфете баночку джин-тоника «Тримурти» и пакет чипсов «Амитаба», сел. Начинается концерт-солянка. Ну, занафталиненные поп-дивы поют под «фанеру» и силиконовыми титьками трясут. Скукота. Хор пейсатых дядек зычно поет «Тум… балалайку». Не сахар. Занавес. Перемена декораций. Сцена разъезжается. Пара сотен солистов Краснознаменного хора Советской Армии громоподобно, так, что колонны, устремленные в небо, сотрясаются, заводят любимую песню моего детства: «Сталин – наше знамя боевое». Занятно. Тут выскакивают юмористы-речетворцы в потертых пиджаках, густо осыпанных перхотью, и несут такую околесицу препошлейшую, что мухи дохнут и блевать до головокружения хочется. Айн-цвай-драй. Сцена вновь подвергается деконструкции: выезжает оркестр Мариинского театра и под водительством Валерия Гергиева «урезывает» «Полет Валькирий» из оперы Лао-цзы «Дао дэ цзин». Гаснет свет,  зал трансформируется в сцену, сцена – в зал, зрители и музыканты, сбросив телесную хитиновую оболочку, в обнимку неспешно отправляются в «Паломничество на Восток» под ледяным ветром «нечеловеческой музыки» (В.И.Ленин), которая, оказывается, сама себя продуцирует. Концерт окончен. Дальше все, как у В.В.Розанова.

Казаки круговые! Пора сказать вот что. Многие из нас считают буддизм (про махаяну-хинаяну  – молчок) – особливо в тибетском изводе – этической системой, религией без Бога, голливудской интеллектуальной забавой, сладким духовным утешением климактерических дам и пр. Экий Далай-Лама – какой нежный, милый, культурный, на двадцати языках шпрехает, Достоевского читал и руки, как Маяковский, все время моет, убоины не кушает и собачек любит. Боязно, но скажу. Нежная улыбка Далай-Ламы, как покрывало Изиды, по сей день скрывает кровавые языческие ритуалы (человекоубийственные и жесточайшие).  Да-с, страдание и освобождение. Многие об этом знают, но немногие пописывают. И я заткнусь. Бесовидение и бесоодержание. Книгочей, я допускаю мысль, что ты в Бога не веруешь, но в бесов-то… выгляни в окно…

О книге Ирины Денежкиной  «Дай мне». А о чем пишет-то Феклуша? Да о любви юношеской винной и невинной. Наше с маститым критиком поколение мучительно познавало Огненную Тайну Пола. Мы, как тетерева глупые, считали себя провозвестниками-протагонистами Сексуальной Революции. Почитал я мисс Денежкину и огорчился: у нас был просто-напросто местечковый сексуальный бунт (ну, баловались, баловались, конечно, но не так, не без страха и трепета). А эти дети, выросшие под рекламу кондомов-прокладок, балуются совсем иначе. Какая Тайна Пола сейчас – отстой и капец. Теория «стакана воды» бессмертной большевички мадам Коллонтай (соитие – драматическое ВСЕГДА –  у нее – как стакан кока-колы выпить) живет и побеждает. Однако страдают дети, как все дети, мужая и болея, больше нас. Пошлейшая романтика была для нас сладким обманом-туманом-диваном. Вика, я все помню, но в отличие от Тебя ничего не расскажу. И еще впал я в изумление трансцендентное вот по какому поводу. Мы пили безмерно в студенческие годы, но работали: писали конспекты, курсовые, которые потом были опубликованы в академических изданиях, Виктор Леонидович, в частности, переводил Рильке, П.Целана и т.д. А эти – новые – ни хрена не делают, «бухают», баклуши бьют и бессистемно случаются, как «кролы» М.Б.Ходорковского. Исполать дети, правда, расплата за эти легкие дионисийские игры бывает тяжелой, хароново-церберской («На выбор – кладбище, дурдом»).


В мягком пульмановском вагоне либеральной политкорректности мы «въехали» в XXI столетие. Рухнула Красная Империя, будущее представлялось безоблачным и тщательно спроектированным. Помните знаменитую статью Френсиса Фукуямы «Конец истории?», наделавшую в минувшем десятилетии много шума. Увы, раскаленная цепь мирового терроризма ударила всех – «одним концом по барину, другим – по мужику» (Н.Некрасов. «Кому на Руси жить хорошо»»). В том-то и ужас (в античном понимании), что сегодня в мире никому не хорошо жить. В давние времена цивилизационные конфликты и войны разрешались (не всегда, разумеется)  более или менее мирно.  Например, болгары-тюрки, покорив славянские племена на Балканах, слились с побежденными, усвоили их язык, приняли православие, так и появилась Болгария.
Нелюди, взрывающие ни в чем не повинных людей, не способны ни на какое слияние языков и культур, симбиоз народов. Они не просто отрицают наши устои, культуру, верования и обычаи, они отрицают нас, наше право на простую обывательскую жизнь. Перед цивилизованными странами (является ли таковой Русь-Матушка – большой вопрос) возникает огненная, в багровых сполохах дилемма: «Кто – кого» (Ленин).

О романе Пелевина «Священная книга оборотня». Отличная книга, пахнущая гиацинтами и фекалиями, ладаном и серой, кровью и потом, завораживающая, плутовская, сверхсложная и сверхпростая, пузырящаяся, как расплавленное стекло, подернутая туманом, как плоское озерцо  «седым утром». Виктор Олегович – редкостное, драгоценное, узорчатое украшение современной отечественной словесности. Всё…

О письмах отца к матери.  Я отобрал  для публикации немного писем (всего их около ста), ибо они монотонны, как кружение чичиковской брички по губернской распутице. В них нет описаний сражений, воинских подвигов,  лишений, любви к Сталину и партии, клокочущей ненависти к врагу, призывов к мести и т.д. Любящий военный врач пишет любимой жене в блокадный Ленинград.  Какова же тематика-проблематика писем? Люблю, люблю, люблю, береги себя, держись, выслал деньги, устал, много раненых, долг, стоицизм и т.д. Никакого пафоса, никакой героики,  нервозности, истерии. Все четко, ясно, просветленно (читатель, ей-Богу, похоже на самурайские письма). Все согрето высокой любовью и высокой надеждой на грядущую встречу.

Новейшая русская литература давно оплакана и похоронена критиками всех мастей-направлений: мол, советская литература была «доброй» и «человечной», а нынешняя – злая и бесчеловечная. Вранье это все: литература может быть или хорошей, или плохой. Третьего не дано. В литературном языке происходят тектонические сдвиги, подсознательные языковые,  речевые вулканы производят мощные словесные выбросы в океан художественной прозы. Литературный язык медленно и неотвратимо изменяется. Новаторство таких прозаиков-речетворцев, как  Т.Толстая, В.Пелевин, В.Сорокин, П.Крусанов, М.Шишкин, победоносно и неоспоримо (только мелкие завистники-дилетанты могут это опровергать).

О романе Надежды Муравьевой «Майя». Наша эпоха весьма напоминает Серебряный век: слом сознания,  политических, литературных, поведенческих стереотипов, системы ценностей, языка, мировидения, миропонимания. В романе «юноши со взорами горящими» самозабвенно ведут разговоры о России, о народе, о Марксе, о Фрейде, о путях насильственного изменения «режима» (анархисты-коммунисты). Читатель, это ничего Тебе не напоминает, а?
Вот, те «мальчики» «проболтали» небывалую в человеческой истории Российскую Империю. Ее жаль до слез. Помнишь, читатель, хрестоматийную фразу  Сони из чеховского «Дяди Вани»: «Мы увидим небо в алмазах».  Героиня пьесы, если бы она выжила в трех русских революциях,  пережила красный террор, то увидела бы «небо в алмазах» на восьмом десятке жизни сквозь решетку «столыпинского вагона» для заключенных. Мои дедушки-бабушки принадлежали к этой поросли русских людей.
Мое поколение «проболтало» Красную Империю, ушедшую на дно, как взорвавшаяся атомная субмарина. Ее не жаль. И сейчас русские мальчики ведут полубредовые, озаренные кровавыми сполохами, разговоры, уповая на мистико-большевистскую утопию. По словам замечательного, безвременно ушедшего питерского поэта Виктора Кривулина: «Это – продолжение горячечного спора, затеянного еще Вл.Соловьевым и подхваченного лагерными дискуссиями на Соловках и Колыме, в русском Берлине, Праге и Париже».
Однако, если «новые» мальчики «проболтают» молодую, больную, но выздоравливающую, наливающуюся соком свободную Россию-Барышню, то случится вселенская (на сей раз) катастрофа, которая утащит в свою «черную дыру» не только мальчиков и дедушек, но все человечество, весь мир. Ох, зря детям достойные дяденьки рассказывают жестокие сказки о «левом повороте», ох, зря…
Вопреки коммунистическим безумствам, тюрьмам, расстрелам, чудовищному прессингу гуманитарии сумели сохранить культуру. Когда-то я писал: «Древняя Русь, история античности, всего древнего мира, история западных философии и искусства, изучение Серебряного века (в первую очередь) – это были добротные «убежища» от советской власти со всеми ее неописуемыми и очень опасными прибамбасами». Не стало советской власти, не стало, как мне казалось (и не только мне), и гуманитаристики. Вместе с Красной Империей, как я думал, ушла под воду великая русская гуманитарная культура. (Вообще-то произносить смазливые слова (Набоков) «культура», «духовность» следует с чрезвычайной осторожностью, чтобы не «рассыропиться», как говаривал Базаров). Еще недавно представлялось, что «катакомбные светы» (Брюсов) передать НЕКОМУ.  Неправда, мы передали культуру в хорошие, добрые руки. Это я о книге Надежды Муравьевой «Майя». Ее первый роман – не первый «блин», который, как известно… Душевно желаю молодой писательнице милостей Аполлона и козы Амалфеи…

О романе Дена Брауна «Ангелы и демоны». Римский престол ведет из века в век тайную войну с иллюминатами и масонами, терпит поражения, но и победы бывают нередко. Этой жестокой, вероломной,  непримиримой, скрытой войне и посвящен роман «Ангелы и демоны». Вообще тотальному обмирщению, шаткому положению религии (в данном случае католицизма), истончению ее влияния, утрате христианской морали в современном обезбоженном,  самодовольном и кичливом мире писатель уделяет десятки блистательных страниц. Например, в тексте Конституции Европейского союза нет ни словечка о христианском фундаменте европейской цивилизации. Великая вера в великого Бога постепенно становится уделом маргиналов-неудачников. Что поделать! Мы не управляем тектоническими процессами, спровоцированными мрачными Молохом–Джаггернаутом Истории.  Это вне нас. Напомню, что все это совершается с Божьего попущения.