К ночи поднялась метель. За окнами творилось что-то несусветное. Ветер, словно упившийся в хлам Локи, швырял в оконные рамы лохмотья снега. В печной трубе завывало так, что старику становилось не по себе.
Вынув из шкафа заветную склянку с настоянным на травах самогоном, он надолго приложился губами к горлышку посудины. Задёргался кадык, душистое пойло, минуя пищевод, упало в желудок и моментально всосалось его стенками.

Дед Мороз закурил Герцеговину флор, с треском затянулся и откинулся на спинку диван-кровати. Мысли поползли в сторону работы. Ну а чем Дед Мороз хуже любого другого мужика? На работе думы о бабах и рыбалке, а в часы досуга о ней проклятущей,  - работе.
Тридцать первое декабря, всё готово для празднования. Мешок с подарками упакован, ездовые лоси кормлены и громко ржут в ожидании бешеной скачки под облаками.

Старик негромко свистнул и дверь тут же распахнулась. На пороге, подобострастно улыбаясь, стояло самое нелепое из когда-либо созданных существ.
Мужик, ростом около метра, такой же в плечах, по самые глаза заросший буйной бородой с подсохшими в ней козявками. Гном, кто же ещё?

- Петер Андерсон, собственной персоной! – старик усмехнулся, - а где пройдоха Мартин? На дворе Новый год, а этот выродок клана Сёренсенов где-то клячится.
Гном Петер заискивающе улыбнулся: - Вообще-то он чистит ваш тулуп, отче. На него вчера кто-то наблевал хе-хе…
Старик вспомнил вчерашнее. Хмельное молоко козы Хейдрун, бешеная скачка по волнам любви с валькирией Ингер. Последний рог, который не прижился и … Старику стало неудобно.

- Это не то, что ты подумал, Петер. Скот Хеймдалль опять перепил, ну и блеванул на меня децл. По идее харю бы ему начистить.
- Тогда уж не харю, а отпинать ногами, как последнюю суку, - Петер предусмотрительно нахмурил лоб, - он вам не только тулуп облевал, но и в штаны насрал преизрядно!
Валенок, брошенный Дедом Морозом, ударился в захлопываемую дверь. Петер для его комплекции и коротеньких ножек-подставочек, оказался необычайно скор.

Старик вновь приложился к бутылке. Мысли пошли связные, добрые.
Эх, если бы не работа, завалиться прямо сейчас к валькириям. Покурить дурного эдельвейса, выпить рог другой Хейдрунова молока и где-нибудь на сеновале, закутавшись в медвежий полог, отдаться той молоденькой воительнице Анни.

Вчерашнее попустило и старик, взглянув на старинные ходики с выскакивающим каждый час Ньердом, богом моря, решил немного отдохнуть.
Ему снились заснеженные Череп-горы, зелёные равнины Хэльфскнолля. Жутко хотелось какать, но не хотелось вставать.

Он проснулся от того, что неугомонный Ньердом очередной раз выскочил из часов в форме тридакны и десять раз отчётливо крикнул: куккетику-куккетику, - шутка пьяного Одина. Мол, раз петух, то пущай кричит на языке предков.

Дед  Мороз почесал задницу, блаженно потянулся. Вчерашний хмель улетучился полностью, словно и не бывало. Однако пора и за дела приниматься.
Старик встал с ложа и, охнув, повалился обратно. Спину, а точнее то место, где она крепится к заднице, прострелила свирепая боль.
- Тваю же mor! – скрипя зубами, выругался дед, - и как теперь быть с подарками, праздником и прочими ништяками?!

Словно подслушав стенания больного, зазвонил подаренный недавно пещерными троллями мобильный телефон с бабьим именем Аиша.
- Да, бля, вас слушают! – Дед Мороз превозмог боль и, протянув руку, нащупал пачку с папиросами.
- Привет, старый гоблин, - голос с той стороны телефонной реки, обрадовал деда, - ну что, готов встречать-провожать?
- Мать мою Снежную Королеву! – старик, забыв о боли, улыбнулся, - Пукки, ты что ли, член карело-финский?!
- Нет бля, Сандра Баллок ггыыыы…
- А ты где сейчас? Давай ко мне, посидим, за былое вспомним, - Дед Мороз уже забыл о празднике, о ждущих его детях, - а то давай к девкам! Я тебя с такой штучкой познакомлю. Обалдеешь!

***

Вальхалла, огромный зал, противоположный конец которого теряется в потоках северного сияния. Бесконечный стол, уставленный кубками с хмельным медом, чашами с молоком козы Хейдрун и блюдами с огромными кусками мяса гигантского вепря.
Мясо вепря варят тут же, в ужасающем по своим размерам котле. Берсеркеры со смехом отрезают кривыми ножами куски, жир течёт по бородатым оскаленным харям героев. Льётся мёд, звучат песни и здравицы во славу Одина и правящего ныне Харальда пятого.

Йоулупукки и Дед Мороз сидят рядом, оба изрядно пьяны. Разговор вольный, без купюр.
- Давай так, старый. Если я тебя перепью, то идём к блядям, а если ты меня, то к шлюхам!
- А давай, Пукки! – Дед Мороз наливает ещё по одной, собеседники залпом вливают хмельной мёд в свои глотки, смачно закусывают варёной свининой.

- Привет, старикашки! – голос, более похожий на рёв медведя, прорычал над головами сантаклаусов, - почему в одиночестве бухаете? – Гондукк, или как ещё звали эту свирепую валькирию, Волчица, села на лавку перед двумя бражниками.
- Гондукк, ты ли это, сучка старая? – русский дед изрядно набрался и как всякого русского человека, его потянуло на подвиги, - иди ко мне на коленки, воительница. Чо я тебе покажу!

- Да что ты мне покажешь, холодильник на ногах? – расхохоталась воительница, - я нонче без очков не вижу ггаааа…
- Гондукк, солнце моё норвежское, - Йоулупукки приобнял валькирию за мощный торс, - а давайте бросим этих христопродавцев, пущай гулеванят. Поехали ко мне на фазенду. У меня под Хельсинкой нормальная берлога есть. Коньячок там, вепрятинка свежая. Бери с собой Гельку-Зовущую и айда.

Через полчаса по средненорвежскому времени, лихая колесница, разрывая в клочья облака, неслась в поднебесье.
В колеснице сидели уже известные дедморозы и валькирии Гондукк и Гель. Пьяные в Одина и не соображающие ни черта.
Козлы, украденные у Тора, несли шибко, а вожак козлов Олаф Чёрный, время от времени косил кровавым глазом на седоков. Говорили, что он ест человечину, но проверять утверждение, желания ни у кого не было.

Берлога Пукки оказалась портативным четырёхэтажным дворцом на семьдесят комнат. Стены украшены Рембрандтом и Караваджо. Гобелены одного из пронумерованных Валуа, чаши от Мин. Артемида с козой работы Леохара и мебель лучших мастеров золотого века.
Валькирии, бабы, оно и понятно, сразу разбрелись изучать тряпки и драгоценности, а Дед Мороз прошёлся под стенами, у некоторых полотен задерживался, качал головой.
- Молодец, Пукки, не расслабляешься. Спартански живёшь, добре!

Со второго этажа послышался громовой рык Гондукк: Эй, снеговики, а ну быстро мыть лапы и за стол!
Мужчины, посмеиваясь и предвкушая застолье, пошли в умывальную комнату. Спорить с бабами в таких вопросах, это даже не смешно.
А валькирии расстарались на славу. Обнаружив в кухне Пукки несколько огромных, забитых под завязку холодильников, они, не мудрствуя, стаскали содержимое на стол.

Форель и семга, буженина и лучшие сорта колбас. Икра всех известных цветов, фрукты итд. Напитки, по праву старшинства заняли центр стола. Старый коньяк перемигивался с водками. Хванчкара и Цинандали гордо потели в окружении несметного количества пивных бутылок. Короче, стол удался.

Пили за Одина, за Тора, который так халатно проморгал своих козлов. Правда, колесницу со скотами отпустили, но грома не миновать. Да и хрен с ним, это потом, а сейчас застолье.
Они орали тосты и здравицы, причём Гондукк ревела таким басом, что на столе лопнули пару фужеров.
Уже далеко за полночь, посмеиваясь и подшучивая друг над другом, они разбились на пары и разошлись по спальням.

Дед мороз, прошедший в свое время четыре войны. Бивший японца на Халхин-Голе, махавший шашкой в армии батьки Махно, державший рубежи под Дубосеково и проливший немало чужой и своей крови под Кандагаром, проигрывал по всем фронтам.
Гондукк, оказалась любовницей ненасытной и бешеной. Уже все известные способы были испробованы, уже мокрый ком простыней улетел на пол, уже и сами они были на полу (места для маневра больше) а валькирия и не думала останавливаться.

В очередной раз, выныривая из фантасмагории арабесок и пируэтов, дед понял, что на нем не Гондукк, а Гель. Да и те врата, в которых он сейчас пребывал, были значительно уже.
- Что, удивлён, пингвин?! – Гель расхохоталась, - а ты думал, что мы кроме каролинга ни хрена в руках держать не умеем? Простая хомутная игла, дратва и … баба ягодка опять!
Деда передёрнуло, но под натиском горячего мяса он вновь забылся.

И уже утром, когда за окнами забрезжил рассвет, воительница, наконец, слезла с измученной тушки деда мороза, легла на спину и сказала ту сакраментальную фразу: «Ну вот, теперь и умереть не обидно».
А мир праздновал пришествие 20… года. Лилось вино, звучали тосты. Санта Клаус, Пер Ноэль, Папа Паскуале, Корбобо и Тол Бабай сбивались с ног, чтобы успеть к детям, развести подарки, порадовать малышей. И лишь в России и Суоми в этом году Дед Мороз так и не объявился…