Агафонов Юрий Михайлович был человеком очень самостоятельным, как 
говорили его знакомые и сослуживцы. В тридцать пять с половиной лет, 
у него уже имелась собственная квартира, маленькая, вечно ломающаяся 
машинка и должность в небольшой фирме. Работу он свою любил и 
просиживал за монитором практически целый день, от чего заработал 
маленькое брюшко и плохое зрение. В таком вот измученном и 
неприбранном виде, Юрий Михайлович плелся домой после тяжелого 
рабочего дня, время, от времени поправляя очки на носу. Денек выдался 
на редкость неприятный. Пришлось по три раза сверять одни и те же 
документы, пересчитывая их вручную. Да и погода с утра не задалась. 
Крапал меленький дождик, и промозглый ветер обволакивал и продирал до 
костей. Кутаясь в свой бежевый плащик, Юрий Михайлович как можно 
быстрее пытался добежать до дома, так как машина снова была в 
ремонте. Из-за своей необычайной осторожности он не хотел чинить ее 
сам, дабы "ничего не произошло, не дай бог". Темные улицы были плохо 
освещены, от чего жители домов, из окна могли наблюдать, как мужчина 
средних лет, воровато озираясь по сторонам, и спотыкаясь, как можно 
быстрее пытался убежать от дождя. Это был такой дождь, когда сам 
понять не можешь, то ли он есть, то ли его нет и влажный холодный 
воздух, вместе с крупинками дождя противно и часто бил в лицо, как 
миллионы маленьких укусов каких-нибудь насекомых. В голове Юрия 
Михайловича мысли были серые и неинтересные. Что бы сегодня ему 
купить на обед и чем он займется завтра на работе. Невдалеке от его 
дома сиял большими яркими рекламами супермаркет, куда и направился 
наш герой. В помещении магазина было безлюдно. Даже как-то угрожающе 
тихо и спокойно. Подойдя к лотку с кормами для животных, он набрал на 
его взгляд лучшего корма для своего единственного друга. Таксы Кузи, 
маленькой и рыжей собачки. Она появилась в его жизни, когда весь его 
маленький уютный мирок, потихонечку начал рушиться. Из жизни ушла 
вторая, и как решил Федор Михайлович, последняя женщина, на должность 
старшего научного сотрудника, т.е. главного бухгалтера, его все равно 
не взяли, хотя и возраст уже подходил и стаж. Мама обвинила его в 
неудачливости и эгоизме, оставив наедине с совестью, а единственный 
человек, которого он уважал и перед которым благоговел, пропал без 
вести. Причем при весьма странных обстоятельствах. Это был его 
хороший друг, Олег Тулеев, со студенческих лет, они проводили время 
вместе, рассказывая о своих жизненных выводах и попивая пиво на 
выходных за городом. Пусть Федор Михайлович и не любил большие шумные 
компании, иногда он все же выезжал вместе с Олегом, и его друзьями на 
дачу и шашлыки. Он был так же одинок как Федор Михайлович, и тот, 
после его пропажи не исключал возможность тихого суицида где-то в лесу.
Возвращаясь, домой в эту злополучную неделю, он увидел около своего 
подъезда маленькое рыжее чудо, жалобно скулящее и вертящее маленьким 
хвостиком. "Надо покормить, хоть кому-то нужна забота"- решил Федор 
Михайлович, в памяти которого отчетливо всплыла картинка переезда его 
женщины, с обвинениями, криками и слезами. "Не надо ей, понадобится 
Кузе"- так, умственно окрестив собачку, он подписался на ее 
приручение. Кузя оказалась мальчиком, но это лишь обрадовало Федора 
Михайловича. Юркая шустрая спинка была самым любимым и благодарным 
существом на всей планете, что заставляло Федора Михайловича каждый 
день бежать домой, кормить, выгуливать и причесывать свое чадо. 
Прогулки на свежем воздухе вместе с Кузей открыли ему много нового. 
Он признал свой райончик, самым чистым и красивым в городе, так как 
Кузю часто приходилось искать и одновременно прогуливаться по 
окрестностям. А Федор Михайлович, в глубине души, человек, ценящий 
эстетическую красоту, параллельно вглядывался в загаженные блочные 
домики и облетевшие серые аллейки с чахлыми деревцами и поломанными 
скамейками. И все же в этом что-то было. Что-то неуловимо тонкое и 
любимое. Как родители все-таки любят и продолжают воспитывать 
больного ребенка, закрывая глаза на его неполноценность, так же и 
Федор Михайлович любил свой район. Пусть загаженный и немного серый- 
все равно красивый и родной.
И вот, прохаживаясь по супермаркету, как отец-одиночка он выбирал, 
чем же сегодня будет ужинать его семья. Он и Кузя. Набрав в корзинку 
фруктов и немного мяса и сладостей, он направился к кассе, чтобы 
оплатить покупку и побыстрее прийти домой, где его уже ждет песик. За 
кассой сидела миловидная молодая девушка. Некрасивая, но что-то 
приятное и домашнее было в ее облике. Будто из песни, где девушка 
печет пироги и вечерами ждет суженого. Но, обжегшись дважды, Федор 
Михайлович не собирался наступать на одни и те же грабли в третий раз 
и просто не обратил внимание на ее улыбку, явно обращенную к нему.
-А, для жены возьмете цветов? У нас тут рядом с третьей кассой ларек 
цветочный открыли - обратилась девушка, с той же милой улыбкой.
-Ааа...эээ...ммм...спасибо,- замялся Федор Михайлович,- мне не надо...
-Вам не надо- жене возьмите,- настаивала девица, все с той же 
улыбкой, как будто глазами его сверлила.
-Нннн... хорошо,- промычал он, и быстрым шагом направился к ларьку. 
Купив три белых хризантемы, он остался стоять у уже закрывающейся 
лавочки, с полными непониманием, куда их теперь девать. Но, не 
придумав ничего оригинального, он опустил их цветками в пол и уныло 
поплелся вниз по лестнице, домой готовить ужин. Встретив его на 
пороге, Кузя не совсем понял наличие цветов и с подозрением, и даже 
некой ревностью, как заметил Федор Михайлович, начал обнюхивать 
неизвестный объект. Но, хозяин поставил их в вазу, доставшуюся от 
мамы, и налил туда кипяченой воды.
-Пусть стоят, меня радуют,- произнес он и пошел на кухню кулинарничать.
Готовить он любил с детства и, даже была мысль в школе, чтобы не 
пилить никому не нужный табурет, попроситься в группу к девочкам, но 
тогда бы его дразнили еще больше. Сам по себе он с детства был 
тихоней и тайным сладкоежкой. Мама и две женщины прививали его вкус к 
разнообразным кулинарным извращениям, что конечно, не могло не 
радовать его гурманский желудок. Так вот, стоя на кухне и слушая 
новости из комнаты, он проводил почти все свои вечера. Но сегодня что-
то особенное было у него в голове. Эти хризантемы в комнате не просто 
так. Он мог бы их и не брать, но как-то уютней, что ли стало. 
Маленькая кухонька все больше наполнялась ароматами, возбуждающими 
аппетит и буквально через полчаса стояния у плиты и курения в окошко 
с разными непонятными мыслями, несвойственными ему, такому спокойному 
и разумному человеку, еда была готова. Кузя с Федором Михайловичем за 
пятнадцать минут опустошили миску и тарелку. Довольные таким приятным 
вечером они завалились спать на маленький двухместный диванчик, где 
хватало пространства для двух людей, но хозяин занимал только одну 
половину, что удивляло и его, и Кузю, наверное, тоже. Женщина съехала 
уже два месяца как, а диван все равно был заполнен наполовину. Мутные 
нестройные мысли лезли в голову к Федору Михайловичу, обычно спящему 
в это время. Что-то не давало покоя в этот вечер и встав с постели, 
он пошел к окну на кухню покурить. Курение - по словам его, матери, 
был единственный его недостаток, исключая нелюдимость и дикость. 
Этому его приучили еще в институте товарищи. Чтобы он хоть как-то был 
похож на остальных двадцатилетних товарищей. Федр Михайлович кашлял, 
пах табаком, но хоть что-то кроме дневников можно было скрывать от 
матери. Маму свою он очень любил, она его тоже любила, но своей, 
материнской любовью. Для этой женщины вся жизнь была борьбой, а слово 
"воспитывать", подразумевало собой переламывать, перестраивать, 
менять, но менять в тихоне Федечке было нечего. По меркам остальных 
ее подруг-матерей, Федечка, был идеальным сыном, не ругался, не 
курил, не пил в подъездах, не отращивал длинные лохматые волосы и не 
таскал в дом девушек, которые для матери казались чем-то вроде чумы. 
Ведь если бы ее Федечка вдруг привел домой девушку, пусть ему уже 
двадцать, пусть в его возрасте она была уже матерью, пусть пора 
создавать семью, перевернулся бы весь ее мирок. Где существовали он, 
она и их уютная вычищенная квартирка. Но, что-то внезапно 
переменилось в жизни женщины уже среднего возраста, когда ее сын стал 
прятать свои дневники и поздно возвращаться домой. По ее мнению 
Федечка стал принимать наркотики, причем самые дорогие и сильные. Он 
стал замкнутым, молчаливым, угрюмым и даже позволял себе огрызаться. 
После долгих поисков его дневника и выяснений отношений Федечка 
рассказал маме, что скоро съезжает, в съемную квартиру, которые ему 
решили сдать однокурсники. У нее, мамы, есть доход, он может иногда 
помогать ей деньгами, заработанными в тогда еще совсем маленькой 
конторке, он взрослый человек, ему уже двадцать два года и у него 
есть женщина, с которой он создаст здоровую крепкую ячейку общества. 
И года через два она будет разглядывать двойню красивых правильно 
воспитанных и благонравных ребятишек.
Это стало непоправимым ударом в спину. Измена. Федечка записан в 
отряд предателей. Как отец, любовники и все иже с ними.
А Федор Михайлович в тот момент встретил большую и чистую любовь. 
Возможно первый и последний раз в его жизни. Олюшка была работницей 
кондитерского магазина, полная и улыбчивая девушка с белокурыми 
кудрями до лопаток. Именно с Ней, музой для его корявых и неумело 
написанных стихов, он собирался комбинировать взаимоотношения для 
создания семьи, как сам признался себе в дневнике. Но, Олюшка 
оказалась злобным и ревнивым существом, как и мать пытающееся 
переломать все жизненные принципы и устои Федора Михайловича. Отучить 
курить, привить любовь к постмодернизму и правильному питанию сырой 
крупой и овощами. Злобным существом она становилась, если случайно 
заметить ей что-то совершенно из ряда вон выходящее, а ревнивым, если 
его взгляд падал на чью-то женскую руку или спину. Здоровая ячейка 
общества разваливалась на глазах вот уже семь с половиной лет. Все 
знакомые уже понарожали ребятишек, обзавелись большими собаками и 
дачей, а Федор Михайлович ютился в съемной квартире с Олюшкой, теперь 
крашеной брюнеткой и агрессивной мегерой. Под видом заботы о своем 
сыне, мать, разумеется, разрушила все до конца, после чего Олюшка 
вынуждена была уехать, а Федор Михайлович въехать в квартиру умершей 
бабушки и продолжать идти вверх по карьерной лестнице.
Даже живя с женщиной, которую как казалось, он любил, человеком он 
оставался сугубо одиноким и несчастным. Спасала его только компания 
Олега, который советовал изначально не суживать свой кругозор на 
одной женщине, а пускаться на романтические подвиги. Как и он сам. 
Но, к сожалению, наш герой был однолюбом и после Олюшки, вторая 
женщина появилась не скоро.
Это была настоящая фея домашнего очага, с цепкой хваткой за руку 
мужчины и четким пониманием того, что надо взять от жизни. 
Познакомились они на одной из шумных вечеринок у Олега дома, где 
притихший Федор Михайлович забился в кресло и потягивал коньяк. 
Аннушка стояла у окна и задумчиво разглядывала вид на промзону, около 
которой жил Олег. Зрелище было весьма романтичным, все говорило о 
том, что Аннушке, как называл ее Тулаев, очень и очень одиноко и 
лучше бы оставить ее наедине с безалкогольным коктейлем и видом на 
полуразрушенный завод. Но, слегка захмелевшего Федора Михайловича это 
не остановило и что-то подтолкнуло ее к этой не очень молодой и 
красивой женщине. Включились романтические вариации какого-то 
блюзмена, и Федор, смущаясь, пригласил ее на танец, в котором 
держался как можно более чутким и тактичным, держа даму на пионерском 
расстоянии от себя, он разглядывал мелкие черты ее лица. Усталые 
серые глаза, тонкие чуть подкрашенные губы, немного полные щеки и 
легкие, почти незаметные со стороны морщинки у глаз, которые 
показались ему лучиками, от сияющих усталых глаз. Если такое конечно 
бывает. Как-то быстро и незаметно их отношения от взятого в этот 
вечер номера телефона, переросли в Аннушкин переезд к Федору 
Михайловичу. Женщиной она была тихой и незаметной. Готовила целыми 
вечерами вкусные блюда из мяса и овощей, и работала в парикмахерской. 
Так, Федору Михайловичу удавалось еще, и экономить на стрижке. Его 
темные мягкие волосы всегда были аккуратно подстрижены и пах он 
теперь смесью дорогой мужской туалетной воды и домашнего хозяйства, 
стиральным порошком и мылом. Аннушка больше не отпускала его на 
вечеринки к Олегу и время после работы они проводили на мягком 
недавно купленном новом диванчике, перед телевизором, когда 
заканчивали все свои дела. Время Олегу уделялось только на работе, 
где они вместе прозябали в одной конторке и на ужинах для женатиков. 
Хотя штампа в паспорте ни у Аннушки, ни у Федора Михайловича не было. 
И это, по всей видимости, стало причиной краха их совместной тихой 
жизни. Федор Михайлович не желал никаких пеленок, криков, колясок и 
знакомств с мамой, а Аннушке, надоел этот "студенческий" образ жизни, 
как она выражалась. После долгих нудных бессмысленных споров Аннушка 
со слезами и обвинениями в черствости уехала к маме, и Федор 
Михайлович вновь остался совсем один.
Вспоминая все детали этих двух попыток стать счастливым он не 
испытывал абсолютно никаких эмоций. Только какое-то непонятное 
беспокойство, предчувствие чего-то нехорошего сидело где-то глубоко 
внутри. Но Федор Михайлович свалил все на усердную работу желудка над 
отбивной и тушеными овощами. Докурив вторую сигарету, он пошел к себе 
на диванчик спать дальше. Зайдя в комнату, он не смог удержаться от 
вскрика, почти женским голосом.
На его кровати, свернувшись калачиком, как Кузя спал абсолютно голый 
мужчина. От дикого вопля Федора Михайловича мужчина вскочил и 
заскулил от удивления Кузиным голосом. В человеке, настолько похожем 
на таксу, с такими же глазами и повадками, Федор Михайлович признал 
Олега. Язык присох к небу, и он так и остался стоять напротив голого 
Олега с раскрытым ртом. Пауза длилась минуты три, пока Федор 
Михайлович не предложил товарищу:
-Ну, может, как-то прикроешься?
-Уууу - согласно проскулил Олег и закутал свое красивое тело в 
старенькую застиранную простыню
-Ну, это, ни в какие ворота не лезет!- прокричал Федор Михайлович,- В 
чем дело??? Оденься и объясни мне!- впервые за много-много лет, а 
может быть вообще, первый раз за всю жизнь, он позволил себе 
раскричаться и так вот взбушеваться. Уж слишком тихим человеком был 
наш Федор Михайлович.
-Уууу - проскулил-пошипел Олег
-Да что же это такое?! Сию секунду говори мне, откуда ты здесь и где 
Кузя!
Этого он не мог выдержать. Разнервничавшийся Федор Михайлович сел на 
край дивана и обхватил голову руками, упертыми локтями в колени. 
Первое существо достойное тихой, но сильной, по настоящему глубокой 
любви одинокого никому не нужного человека, и то пропало неизвестно 
куда. И откуда в его квартире, из предосторожности, запертой на все 
засовы и замки, его голый, пропавший без вести для семьи и 
сослуживцев друг? "Почему я тут в три часа ночи должен думать обо 
всем этом? Кто все это подстроил, специально чтобы меня разозлить и 
расстроить?"- в голове измученного этими ночными приключениями Федора 
Михайловича одна за другой проносились мысли, и образовалась такая 
каша, что слабое с детства сердце, разболелось и под непонимающий 
взгляд Олега, он отправился на кухню за успокоительным. Пройдя мимо 
тумбы, на которой покоилась ваза с хризантемами, он вдохнул приятный 
запах, который отчего-то пробудил в нем возможность анализировать 
весь этот бред.
Олег в то время подошел к балкону и, взяв из пачки, лежащей на столе, 
сигарету, встал у приоткрытого балкона и закурил. Вернувшийся из 
кухни Федор Михайлович не мог потерпеть этого хамства. Мало того, что 
закутанный в ЕГО простыню в ЕГО квартире голый Олег, который с 
помощью своей пропажи в один из самых тяжелых моментов в его жизни, 
стал предателем. Он предал его, эгоистичного и неуверенного в себе 
тихоню, надеющегося, что уж кто-кто, а Олег его поймет.
Отчетливо перед глазами встала картинка, как он набирает его домашний 
номер, где дрожащий женский голос, знакомый до истерики, до крика, 
голос такой дрожащий и взволнованный, сообщил, что Олег уже три дня 
как не появлялся дома. Все эти три дня у Федора Михайловича был новый 
жилец Кузя. Когда пропал Олег, появился Кузя. Замена. Олега на Кузю. 
Олег это то же самое что и Кузя, маленькая рыжая такса, так похожая 
на его лучшего друга. Единственного друга. Олег стал Кузей.
"Боже, какой бред я несу", сказал уже вслух Федор Михайлович и, 
подойдя к Олегу, одетому в самодельный хитон, отнял у него сигарету и 
выкинул в щель между косяком и дверью балкона. По-собачьи тоскливыми 
глазами взглянул на него Олег и проскулил что-то нечленораздельное.
-Да, говори же ты уже что-нибудь!
-А что тебе говорить,- спросил у него, будто оживший Олег,- я сам 
ничего не понимаю.
-Ну, нет, дружище, ты объяснишь мне все! Ты объяснишь мне, где моя 
собака и как ты тут появился! А еще ответишь, куда пропадал на два 
месяца! И расскажешь мне об Аннушке! И обо всех блядях который ты мне 
подсовывал! И поведаешь мне, каким образом моя Олюшка, МОЯ Ольга 
живет у тебя! Она же волнуется! Куда ты пропадал?- кричащий голос уже 
сходил на хрип, а в широко раскрытых глазах появились красные 
прожилки. Впервые за всю свою тридцатипятилетнюю жизнь он вслух 
позволял себе произносить такие выражения, не стыдясь никого. Некого 
стеснятся. Отражение в очках, аккуратно положенных на стол 
вздрагивало и, как будто жутко издеваясь над раскричавшимся Федором 
Михайловичем.
- Федя! Что ты разорался? Успокойся, тебе не идет,- с ужасающим и 
раздражающим до зубовного скрежета спокойствием ответил Олег, 
умиротворенно наблюдающий за этим театром.
-Что??? Успокоиться??? Ах ты, сука- закричал Федор Михайлович, 
замахнувшийся табуретом на Олега, через долю секунды обмякшее тело 
лже-Кузи покоилось, облокотившись на батарею под окном. Сломанный 
табурет был отброшен к другой стене. А Федор Михайлович, уже не 
контролирующий себя, надевал брюки и наспех застегивал на рубашке 
пуговицы. Впервые за много лет он пожалел, что не носит джинсов и 
свитеров. Выбежав на улицу, резко оглядываясь по сторонам, с такой же 
вороватостью испуганных глаз, он сломя голову полетел к дому Олега. 
Уже много-много лет они жили через два квартала, а на случай 
непредвиденных обстоятельств они обменялись ключами, в знак дружбы и 
полного доверия. Этот ритуал придумал Олег, только его связка была 
раза в три внушительней четырех ключей на колечке, как у Федора 
Михайловича. За считанные минуты он пробежал два квартала и, 
перескакивая через ступеньки тулаевской лестницы дрожащими руками 
доставал нужный ключ. Оглянувшись по сторонам, Федор Михайлович 
открыл дверь и, прокравшись по коридору в комнату, где два года назад 
он познакомился с Аннушкой, он обнаружил спящую на тахте Олюшку. 
Черные крашеные волосы с жуткими белесыми корнями были разметаны по 
подушке, а ранее стройное тело, было наполовину прикрыто одеялом и 
открывало бедра, облепленные целлюлитом как апельсиновой коркой. 
Федора Михайловича даже передернуло от этого зрелища. Но не было 
времени отвлекаться. Осторожно, будто боясь разбудить эту уже не 
молодую и уже совсем некрасивую женщину, он подбирался к ее голове. 
Резким движением он схватил с прикроватной тумбы лампу. Она никогда 
ему не нравилась. Олег включал ее только тогда, когда считал что 
наступил самый романтический момент вечера, лампа светила ядовито-
розовым цветом и по ней плавали бесформенные маленькие и большие 
пузырьки. И взяв ее уверенным и ловким движением, он с яростью и 
наслаждением в лице стал лупить спящую Ольгу по голове, лице, плечам, 
всему что попадалось, она не желала разбиваться, но кровь уже стекала 
на подушку изо лба и носа Олюшки, сорокалетней и некрасивой бабы. 
Так, не успев прийти в себя, она уже спала без сознания, а озверевший 
от вида крови Федор Михайлович уже бежал по другому адресу. Там, на 
улице Апрельской, улице, с таким красивым названием жила некрасивая, 
но гордая фея домашнего очага- Аннушка. По последним сведениям от 
Олега мама ее уже отбыла на дачу, на зимнее проживание там. Все 
нормальные люди летом на даче, а зимой в городе, а ее мать всегда ему 
странной казалась. Ну, собственно как и дочь. Вбегая по ступенькам 
вверх, он внезапно понял, что ключа от этой квартиры у него нет. Но, 
это его не остановило. Налитые кровью глаза и меняющееся в цветах от 
белого до красного лицо искривились в гримасе насмешливого и злобного 
арлекина. Он плохо видел без очков, но зачем на что-то смотреть, 
когда выбиваешь ногами хлипкую дверь с уродливыми циферками 23. Выбив 
с третьего удара дверь, он вломился в бедно обставленную квартиру, 
где проснувшаяся всклокоченная Аннушка в старенькой футболке с 
котятами выскочила в коридор. На свою беду так сказать, ведь с 
ужасным громким хохотом, от которого мурашки бегают по спине, жестким 
черным ботинком с налипшей осенней грязью и листьями получила Аннушка 
прямо в лицо с сего размаху. Над упавшим щупленьким тельцем возникла 
громоздкая фигура Федора Михайловича, и грязными ботинками с пугающим 
хохотом он стал пинать ее туловище. От стены к стене и когда уже из 
приоткрытого рта, которым она ничего не умела, кроме как чушь пороть, 
потекла тонкая струйка темной мерзкой крови, он в три прыжка выскочил 
из квартирки и, оставив дверь распахнутой, понесся сломя голову по 
улицам своего любимого грязного района...

...Спустя час унылый Федор Михайлович сидел на жесткой и скользкой 
скамье в отделении милиции. За решеткой от него находилась срочно 
приехавшая мать Анны Петровны Ильиной и плачущая без остановки 
Воробьева Ольга Николаевна с распухшим красным лицом в царапинах и 
кровоподтеках у глаз. Рядом с Федором Михайловичем свернувшись 
калачиком, на таких же жестких железных нарах спал какой-то местный 
бомж. В крови Федора Михайловича был обнаружен слабый афродизиак, 
который попал через дыхательные пути. В квартире задержанного были 
обнаружены хризантемы, посыпанные неким порошком домашнего 
производства, с содержанием феромонов, и голодная скулящая собака...
Узнав про наличие афродизиака в своей крови, так странно повлиявшего 
на свое поведение, Федор Михайлович расхохотался и сквозь смех заметил:
-Ахах... и кассирше этой надо было навешать...ахахахахахукахахах