В Юрмале всегда хочется молчать.
За вкусной едой, хмельным медовым пивом и шумом сосен, напевающих колыбельную, на разговоры сил уже не остается.
Даже на людной Йомас, маленькой улице длиной в километр, по которой, как в добрые советские времена, взад вперед, делают круги те, чья молодость прошла здесь, царит тишина.

Люди идут по променаду неспеша, выгуливая новые сумочки Биркин и кеды от Пола Смита, останавливаются около открытой террасы ресторана и внимательно изучают публику, в тишине поглощающую лосося по деревенски или жареную свиную шейку.
Искушенные гурманы знают, Латвия - край свинины и лососины, можно добавить сюда еще копченого угря и Ройский Деликатесс.
Вы не знаете, что такое Ройский Деликатесс, подаваемый с наструганным репчатым луком, латвийским отварным картофелем с маслом и черным хлебом грубого помола?
Значит Вам надо ехать срочно в Латвию.

В Юрмале Ройским Деликатесом не потчуют, рестораны ориентированы на потребителя познавшего вкус трюфелей и кухни фьюжн.
Правда и шашлычком под коньячок в кавказском ресторане порадуют, память об Ориенте еще жива.
Когда проходишь мимо выставленной на продажу пустующей шашлычки, вспоминаешь молодость и длинную очередь желающих зайти на порцию дымящегося шашлыка, швейцара в черном мундире с золотыми ободками, торгующего из под полы заграничными сигаретами местной богеме и криминалитету Латвии.
Годы прошли, здание опустело вместе с покинувшими Латвию российскими конкурсами Новая Волна и Голосящий Кивин, оставившими зияющие дыры от бывших ресторанов на дремлящей Йомас.
Лишь приятное воспоминание былых лет, ресторан Юрас еще на плаву, о Боже!, там готовят такие баклажаны по грузински!!!

Янтарный берег спит вместе с его посетителями, в песчаных дюнах, обдуваемых легким бризом, воркует парочка молодых влюбленных.

Вечереет.

Люди, сняв элитную обувь, босиком идут по морскому берегу, солнце, оранжевый апельсин, медленно заходит за полоску горизонта, море играет мелодии Паулса.
Белокурый мальчуган, изо всех сил раскручивает железный шар, стоящий на границе станций Майори и Дзинтари.
Говорят, прикоснувшись к этому шару, ты обязательно возвратишься сюда, в спокойствие и блаженство.

Помню, я тоже когда то был белокурым мальчуганом в клетчатых штанишках, каждое лето мы отправлялись в гости к Анне Степановне, милой старушке, хозяйке двух этажного домика с мозаичными окнами на Тринадцатой Линии.
Каждое утро я бежал по бетонной дорожке в богемный Майори, предварительно отведав в местной столовке яйцо под майонезом и стакан сметаны с сахаром.

Я иду по дорожке, которая не менялась с моего рождения, я, как Земфира, знаю все ее трещинки.
На месте столовки стоит пафосный ресторан с парой посетителей попивающих свежий фраппучино.
Я на Тринадцатой Линии, дом, в котором прошло мое детство до сих пор стоит.
Он обнесен сетчатым забором, на котором висит табличка На Продажу, а кажется, что сейчас откроется дверь, на пороге будет встречать гостеприимная Анна Степановна в цыганском платке.

Я медленно бреду обратно в отель, я молчу.

Я вспоминаю.

Я вспоминаю жизнь проведенную здесь, длиной в долгую дорогу в дюнах.

Темнеет.

На зеленой улочке около отеля стоит гробовая тишина, да только сосны тихо поют колыбельную из известного фильма латвийского режиссера Алойза Бренча:

За печкою поёт сверчок,
Угомонись, не плачь сынок,
Вон, за окном морозная,
Светлая ночка звёздная,
Светлая ночка звёздная...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...