Любить Украину, судя по всему, надо находясь где-то в Германии или в Канаде. А лучше всего полулежа в шезлонге у кромки ослепительно белого пляжа где-нибудь на Гоа и неспешно потягивая джин-тоник со льдом. Потому, что стоя на троллейбусной остановке возле метро Святошин, любить Украину очень сложно, если не невозможно вовсе.
Но я отвлекся. Ты говоришь, что вам зарплату даже не обещают? Возможно, это даже лучше чем в нашем случае, когда зарплату обещают постоянно и вот-вот. И ты все время находишься в ожидании и предвкушении. А в конце недели все оканчивается традиционным обломом. Это своеобразный петтинг. Видимо, в тот момент, когда мы таки получим заработанные деньги, должно будет произойти что-то вроде оргазма. Катарсис.
Причем деньги выдает кассир Снежана – дородная девица с внушительным бюстом, рыжими волосами и зелеными глазами. Валькирия. И вот пока она отсчитывает деньги, ты стоишь перед ней, одним глазом заглядываешь в ее бюстгальтер, а другим автоматически следишь за движением купюр. Двойной катарсис.
Или нет. Надо ввести традиции выходов директората в люди. Красная дорожка. По ней шествует директор с директрисой. По обе стороны от дорожки беснуется толпа (нас тут как раз несколько сотен человек), а впереди идет Снежана и разбрасывает мелкие купюры из позолоченного ларца. На ларце логотип компании.
Так вот, о творчестве. Наши некрасивые девушки эйчары (янычары, гы гы) придумали провести конкурс художественных работ сотрудников нашей фирмы. Работы выставлялись в отдельной комнате. Туда попали и собственно рисунки, и вышивание, и многое другое. Так, одна барышня, оказывается, очень неплохо рисует на стекле. Я даже грешным делом, думал, не прихватить ли что-то домой, но врожденная интеллигентность меня удержала.
Не буду заострять внимание на художественных способностях одного из наших директоров. Судя по «матрице эмоций», о которой я узнал от Артемия Лебедева, женщина она немного психованная, зажатая и противоречивая. Впрочем, это было понятно и без матрицы. Но самая яркая работа принадлежит дочке директора и директрисы (они муж и жена), девушке лет четырнадцати со стервозными глазами новоукраинской шляхты. Это портрет ее отца и, по совместительству, нашего директора. На портрете директор в белой фуражке и белом же пиджаке, расшитом золотым орнаментом.
Про себя я называл его: «портрет Остапа Бендера в парадном кителе». Уж очень улавливается неуловимое сходство нашего руководителя с героем Ильфа и Петрова. И тюркское самопрозвище Остапа не собьет меня с толку – я всегда подозревал за ним богоизбранные корни.