Каждый день, после того как все документы были подписаны, Сергей Никодимычь запирался и пил. Если камуто и приходило в голову постучать к нему, то в ответ слышалось лишь «занят, не терпит отлагательства, остальное всё завтра» или чтото не членораздельное. Караульные знали что после двух могут спокойно спать, так как если Сергей Никодимычь не соизволил проверить до полуночи, то после он этого сделать уже не в состоянии. Должности Сергей Никодимычь был не высокой, но важной, по его собственному заверению в его обязанности входила ставить запитые, но какие. Когда Сергей Никодимычь произносил это «но какие» он грозил указательным пальцем и продолжал: «… запитые, да я ставлю запитые меж трех слов «помиловать нельзя казнить», а уж точку ставят винтовками, видел тех хлопцев, что расквартированы по первым этажам, вот они и ставят точки, бах и точки красными чернилами ». Сергей Никодимыч знал все что происходит возле него, кто девок водит, кто парошочком балуется, кто брата младшого от отправки на передовую по конторским каналам отмазал, все знал Сергей Никодимыч, но молчал, за что и получал в ответ молчание о его вечерних думах о делах служебных. «Богу богово, а человека если упрекнуть не за что, это дурно» - подбадривал Сергей Никодимыч прикорнувшего на посту солдатика.

  Но война перекатила за границу, а с ней всегда так когда там гдето  на чужой земле она, то кровь пьянит, а когда уже здесь все ближе и ближе, то спится все хуже и хуже. Так и Сергею Никодимучу спалось все хуже и хуже, и пить приходилось все больше и больше. Уже начали ходить по рукам вражеские листовки, где красными угловатыми буквами не двусмысленно говорилось «сложите оружие или сложите головы». Уже проститутки в городке в километре от заставы начали приобретать разговорники и заучивать иноязычные слова, которые как им думалось, да не только им, вскоре пригодятся. Сеогей Никодимыч не хуже штабских генералов знал, что война проиграна. Вот уже который вечер изрядно подпив он доставал из нижнего ящика письменного стола именной револьвер желая поставить на себе точку красными чернилами и вот уже который вечер рыдая в подушку он засыпал. «Не мой удел ставить точки, запитые пожалуйста, но точки не могу» шептал Сергей Никодимыч по утру разглаживая плохо нагретым утюгом сорочку меж пуговиц.

  Утром нового дня, отгладив сорочку, Сергей Никодимычь, по обычаю выпив чаю с лимоном, приступил к расстановки запитых. И когда уже дело подходило к концу внимание Сергея Никодимычи привлекла к себе одна папочка, не чем на первый взгляд не примечательная. Папка это была создана на рядового артиллеристских войск Сирофима Петровича Утопающего. В верхнем углу картонной обложки, размашистым подчерком, красными чернилами, было написана «Попытка добровольной сдачи врагу», что неминуемо вело к постановки запятой после второго слова. Не желая внимания секретаря к его интересу Сергей Никодимычь сделал вид что проставляет запитую, а когда тот был отправлен за очередной порцией чаем с лимоном поспешно убрал эту папочку в нижний ящик письменного стола где уже долгие годы хранился револьвер.

    Когда все запитые были расставлены на положенные места и секретарь откланявшись ушел, Сергей Никодимочь как обычно закрылся в кабинете, но пить не стал. Удобно усевшись на затертом кожаном диване в углу кабинета Сергей Никодимыч стал изучать припрятанную им паку. Папка как папка, не одна сотня таких прошла через руки Сергея Никодимыча, но было одно но, фотография. На малюсенькой, расплывчатой фотографии было лицо Сергея Никодимыча, менее ухоженное, чуть более уставшие, но не дать не взять, это был он.
  Осужденный Сирофим Утопающий оказался на удивление сообразительным. Без лишних уговор и расспросов он снял арестантскую робу, нацепил костюм Сергея Никодимыча и сделав важный вид запер камеру и ушел. Сергей Никодимыч прождал два чеса, время достаточное чтобы Утопающий покинул территорию заставы, и убаюкав себя словами - «не мой удел ставить точки, запитые пожалуйста» , спокойно уснул.

    Утром, когда секретарь нес папки в караулку, где уже у окна молча курила расстрельная команда, Сергеи Никодимыч пытался припомнить лица тех кому им была поставлена запитая после второго слова, но в памяти всплывало лишь одно лицо, лицо  рядового артиллеристских войск Сирофима Петровича Утопающего.