Почти всегда, когда я его видел, он курил беломор и молчал. Только кивал мне, пацану, при встрече. Он жил в своей квартире, на Кутузовском, и приезжал к нам в гости довольно редко. Сидел молча за столом, почти не прикасаясь к рюмке с водкой. И только иногда мне удавалось разговорить его о войне.

-Первое ранение, говоришь? В августе 1942 под Сталинградом. Мы приехали за танком на СТЗ и, пока его собирали, жили в общежитии неподалеку. 23 августа немцы разбомбили все в пыль, а мы – по берегу Волги по оврагам рассредоточились. Ну, сидим наверху, в воронке от бомбы, а жарко. Пить хочется. Ребята и говорят – Коль, сходи за водой. Там по дну оврага ручей тек. Я взял две каски, в овраг спустился. А немцы из минометов берег обстреливали. Только нагнулся, чтобы воды в каски зачерпнуть, и как ударом сапога в поясницу. Осколок ... Я даже упал, помню, от такого вот пинка. Воду доставил бойцам, и говорю – отвоевался я, осколком зацепило. Пополз к берегу Волги через картофельное поле. Правая нога как деревянная, сапог полон крови, и кровь дорожкой за мной по ботве. Мутит, в глазах темнеет... Подползаю к дому, заполз в комнату. А за столом сидят бабка с девочкой лет десяти, обе в белом, торжественные такие. И молятся. Видимо, умирать приготовились. А по дому осколки лупят, стекла в окнах выбиты.

Я им  – водички бы... Бабка мне молча на ведро воды у стены, на лавке, указала. Я напился и бабке говорю – прячьтесь в подвал. Убьет же вас здесь. А она словно и не слышит меня, только бормочет молитвы.

Кое как дополз до самого берега. А там санитарная полуторка, на мое счастье. Кто самостоятельно смог влезть в нее, тот и выжил. Привезли нас в какую то школу, с кроватями в классах вместо парт – переделали в госпиталь. На кроватях только панцирные сетки.

Он закурил свой беломор и замолчал
-А дальше то что было?

-Утром очнулся, смотрю, под кроватью целая лужа крови за ночь натекла. Заходит медсестра. Живой? Я ей -  доктора позови мне, что ли. Не видишь, кровью истекаю, как свинья резаная? Приходит доктор, сам еле на ногах стоит от усталости. С бутылью перекиси, и лотком с иглами и нитками. Рану перекисью залил, после заштопал наскоро, и все. А через две недели я уже снова в строю был. А осколок тот первый до сих пор во мне сидит. Предлагали мне после войны удалить его в военном госпитале, да я отказался. Он мне особо то и не мешает.

А помнишь, ты про руки как то рассказывал. в подбитом немецком танке?

-Что рассказывать то одно и тоже? Ну, сбили мы как то прямой наводкой башню Тигра. Залезли посмотреть для интереса – может, что полезное для нас обнаружится? И видим – руки, по плечи оторванные, в штурвал танка намертво вцепились. По локоть в кожаных крагах, с вырезами для пальцев. А на пальцах - ногти длинные с красным лаком. Баба, немка за штурвалом сидела. Ладно, хватит про войну. Потом, может, еще что нибудь вспомню, и тебе расскажу.