Проснулся Вася в этот день поздно и долго лежал в постели, то закрывая, то вновь открывая глаза, не видя ими особого смысла своего пробуждения. В комнате холодно. Чего ради вообще вставать? Ради этих, медленно, но верно избавляющихся от обоев стен? Ради полусгнившей оконной рамы, в пыльном террариуме которой вот  уже четвёртый год в одной и той же позе лежит один и тот же труп одной и той же мухи? На улицу вообще лучше не смотреть, чего там хорошего можно увидеть в Сибири в конце декабря, да ещё и в таком районе.
Ну ладно, что за хандра. Это всего лишь временный приют, так что… Вставать всё-таки нужно.

Жил Вася в одной из комнат облупленной трёхкомнатной квартиры, которую снимал у хозяина, живущего с семьёй во второй комнате. Хозяин - это Лёха, пухлый приземистый тип с всегда где-то отсутствующим выражением лица. Но о нём позже.

Следуя и по коридору, и по утренней нужде, Вася увидел, что на вешалке в прихожей, среди недорогого хаоса прочих вещей висит длинный красный тулуп, наряд Деда Мороза. Хотя больше этому изделию подошло бы название «халат» - уж больно для тулупа он был жидковат.
Проходя мимо вешалки, Вася машинально ощупал дедморозов карман. Там что-то было, и, не справившись с искушением тайной, Вася залез, но не с целью украсть, а просто подсознательно ожидал найти там что-то волшебное, с приставшими частицами сказочной пыли. Но в  кармане были лишь древняя сосательная конфета, впитавшая собственный фантик да гнутая пивная пробка с сифилитичной надписью «Афанасий». Во втором кармане какая-то засаленная бумажка, которую даже разворачивать не хотелось. И  никакой сказочной пыли.

Хмуро идя по коридору далее, Вася услышал пронзительно громкое журчание. Свернув за угол, он заметил, что дверь в туалет приоткрыта, и виден ссущий Лёха, хозяин квартиры. На его ожирелой спине пучками произрастали волосы. Вислые трусы надёжно поглощены межъягодичным пространством. Как видим, тот факт, что информации об этом персонаже прибавляется не очень-то и радует.

- Доброе утро, – грустно сказал Вася в эту спину.
Лёха, не оборачиваясь, поднатужился, отчего струя стала звонче, и кратко, но ёмко треснул. Трусы освободились.

Лёха неприятен Васе, да и вообще: он нагл, пьющ и пугающе глуп. Не совсем понятно, какую именно роль он играет в развитии человечества.
Это тот типаж, что «сам из работяг», любитель домино, беленькой, Жириновского и хоккея. Покорно закисший в собственном невежестве, словно в густом и с годами всё густеющем маринаде. Смерть наступит от стопроцентного отвердения этого маринада. Вася немного побаивается Лёху. Неизвестно, чего ожидать от человека, которого можно погрузить в шок одним лишь простым вопросом: «Лёх, а какая твоя самая любимая книга?».

Шок этот выглядит так: чистейшей воды смятение на обеспокоившемся сразу лице. Прикрывание этого смятения бессмысленно-отточенным, пролетарским закуриванием. И далее – видимый глазу, натужный поиск в утомительно компактной, заставленной пыльными ящиками кладовой ума хоть каких-нибудь названий.
Газеты? Нет, не то… «Пока все дома?» Нет, это же мля передача… Школьную программу вспомнить и что-нибудь назвать… Книги… Толстой? Не читал… «Офицерская дочка?» Там как-то не так... Ещё в молодость, глубже… «Цыри?» Урфин Джюс? Отрочество? Деревянные солдаты? И этого, увы, не вспомнить.

Вася любит Набокова. Тут прогресс – Лёха знает такого хоккеиста. Между нами говоря, Вася давно уже подыскивал себе другую комнату, но доступна по цене ему пока была только такая, с довеском в виде пьющего хозяина, его жены и малолетнего сына. Да и «доступна по цене» - это громко сказано, потому что вот сейчас, например, Вася стеснён в средствах, подвёл заказчик проекта, и как бы ему ни не хотелось тащить в новый год долг, похоже, что всё шло именно к этому.

- Доброе утро, – сказал Лёха, выходя в коридор и беззастенчиво копошась обеими руками в районе украшенной парой тёмных пятен мотни, - сегодня у нас тридцатое декабря…
    - Да помню я, помню, – обречённо ответил Вася, и протиснулся мимо пахнущего туалетом Лёхи в пахнущий Лёхой туалет.

    Через некоторое время,  умытый, ещё припухший со сна Вася  вошёл в наполненную зимним солнцем и шумом закипающего чайника кухню.
Лёха, покуривая, стоял у раковины и неуверенно поглядывал на возвышающийся оттуда холм нечистой посуды. Вчера был рабочий сабантуй с собригадниками, затянувшийся допоздна, и убрать как-то не успели. На столе – маленькая бутылочка водки и стопка.
    
- А что это там  за тулуп висит в коридоре? – спросил Вася, доставая свою кружку.
    - Где?
    - В коридоре, как я уже сказал.
    - Где в коридоре?
    - На вешалке. Красный…
    - А-а-а… Костюм это. Дед Мороза. Я тут писанулся филок перед праздником секануть. У меня же младший братан в театре работает. Петька…Он там рабочий сцены… Ну, иногда фонит в массовке, когда не с бодуна, ых-хы… Им под Новый год колымчики скидывают. А он мне вчерась грит: «Лёшка, я с двадцать девятого по шестое отмечать буду. Меня не искать. А ты бери инвентарь и при на заказы».
    - Ряженым ходить будешь?
- Тип того…
Вася внимательно оглядел обширное Лёхино лицо, и не смог удержаться от замечания:

- Мне довольно сложно представить тебя в качестве Деда Мороза. Как мне кажется, вряд ли клиенты останутся довольны…
    - Бородой скроет, - отмахнулся Лёха, - если ты про морду. И не подъёбывай, бля. Дело-то хорошее: дарить детям радость. Подарки. Это святое. Понял? Выпить и покушать на каждом адресе. Это тоже… Плюс деньги… Общение с людями…
- Фатальный алкогольный финиш за первым же столом, за который тебя посадят. Вот каким, как мне видится, будет это общение.
    - Ты меня не учи, понял. Финиш… У меня выходной, так что имею право.
- Ты ещё скажи: «на свои гуляю». Скучно всё это.
- Да таким как ты всё скучно.
- Это каким это «таким»?
- Ботаникам. Деньги когда внесёшь?
- Пока не знаю, - честно ответил Вася, сразу скиснув.


    В кухню вошла Катерина, Лёхина жена. Описывать её нет никакого смысла – обычная жена смазчика.
    - Ты чего соскочила? – сразу изменившимся в трезвую сторону голосом спросил Лёха, - Спала бы. Выходной же.
    - Выспалась, - Катя зевнула, на секунду обнажив почти полностью уничтоженные кариесом восьмёрки, - кажется… Опять бухаешь… В туалете лампочка перегорела.
    - Я в прошлый раз покупал, - моментально среагировал Лёха, - теперь пусть Васька. Решали по очереди.

    - Лёш, - доставая из шкафчика банку кофе, сказала Катерина, - что там у нас насчёт ёлки? Ты обещал сегодня купить. Живую. Сходил бы сейчас, с утра, а то потом одни потрёпанные или плоские останутся.
    Лёхе лень идти. Да и выпил…

- Да зачем нам живая-то? Есть же искусственная, с прошлого года. Соберу её, да и всё.  Чего ты, Кать?
- Нет уж, дорогой. Искусственную мы собирать не будем. Неужели ты не понимаешь? Ведь это дешёвка, пластмасса. На Новый год надо покупать только живую ёлку. Только живую.
- Просну-у-улась, - с лёгким раздражением произнёс Лёха.
- Кать,  - зачем-то влез Вася, - ну а какая она живая-то? Я имею в виду ёлку. Её же спилили. Это труп дерева. Плохой символ, если разобраться-то…
- Но труп, по крайней мере, свежий. Лёш, сходи. Всё равно ведь не отстану.
    - Иду, иду, - недовольно пробурчал Лёха, наливая себе в стопку, - позавтракать не дадут…


Через два часа. Вася лежит на диване с книжкой в руках. На лице его умиротворённое выражение. Ласково и тихо тикают ходики. Но всё рушится - в комнату без стука входит Катерина.

- Вась, можно тебя на минутку?
- Что такое? Я как бы занят.
- Чем?
- Ну как - чем? Ты же видишь. Читаю. Ты что-то хотела?
- Да Лёха, блин. Не могу добудиться, а ему на заказы идти.
- И что ты от меня хочешь?
- Ну, помоги разбудить хотя бы. Он вообще передвигаться не в состоянии. За ёлкой сходил – и готов. Встретил кого-то, наверное… Пришёл никакой, да ещё пельмени взялся варить. А посолил их солью для ванн…
- Зачем?
- Не знаю. Наверное, обычную соль он не нашёл.
    - И что, съел?
- Съел. И уснул…


- Разбудить его, как мне кажется, невозможно, - сказал Вася, без удовольствия разглядывая спящего Лёху, уши которого были странного, красно-голубого оттенка, - это ж надо уметь – за полтора часа так уделаться. Хотя нет, не надо так уметь…
    - Я ему уже и уши тёрла… У тулупа в кармане был список адресов, куда идти. Вот он. Держи. Тут три адреса.
    - Зачем ты мне его протягиваешь? Мне он не нужен. Ты ведь не думаешь, что я за Лёху пойду заказы выполнять?
    - Вась, выручай. Вот мешок…
    - Никакого мешка! Убери его от меня! И никакой бороды! Делать мне больше нечего в предпраздничный день. Ты прикалываешься, Кать, что ли?
    - Ну, пожалуйста…
- Что – пожалуйста? Я в него водку не заливал. Ты меня вообще-то звала его разбудить, а тут уже выясняется, что я встреваю по полной. А я, может быть, почитать хочу. Просто – тихо и спокойно по-чи-тать.
    - Да это займёт-то всего пару часов. На такси же. Да и ты не занят… Бороду я постирала… Досыхает. По пути досохнет.
    - Об этом не может быть и речи. Ни по какому никуда пути она досыхать не будет. Это моё последнее слово.
    - Ты погоди, Вась. Можно ведь часть денег в счёт квартплаты обсчитать... Должок твой, к примеру, списать… Частично…
    - Это шантаж, - сказал Вася, уже стоя в красном тулупе, который был ему, мягко говоря, великоват в обхвате, но зато с укороченными рукавами.
    - Держи, а вот это на такси.
    - Триста рублей? Но этого недостаточно. Ты что, цен на такси не знаешь?
    - Вась, ну ты же Дед Мороз. Очаруй их.
    - Мама, - в комнату вошёл маленький Витька, ещё румяный с мороза, - а где дядя Вася? Дядя Вася, а вы мне что-нибудь будете дарить?
    - Что там хоть говорить-то нужно? – беспомощно спросил Вася.