Повязали прямо на вокзале,
У ларька, что у билетных касс.
Взяли. Отодрали. Обобрали.
На виду у безучастных масс.
Я пришёл в большое изумленье,
Не видал такого на веку,
За какое ж это преступленье,
Руки вяжут мне. Фронтовику!
Плохо помню, голова гудела,
На столе измятый приговор,
Десять папок (матерьялы дела),
Зачитал суровый прокурор.
А потом в столыпинском вагоне,
Путь держали за Полярный круг,
В стуке рельс, как в колокольном звоне…
Снегом, посыпало всё вокруг.
Много было разного сословья,
Всё глядели на меня в упор:
Старый поп Гапон из Приднестровья,
Пидарок-карманник да тапёр…
Стал я виртуозом от лопаты!
Стал ударник, а не хлеборез.
От усилий вышел чуть горбатый,
Так хотелось воли позарез.
Десять лет – итог моим работам,
Ярко светят нам Кремля лучи.
Пайка. Нары. Баня по субботам.
Бабу так хотелось! (хоть дрочи).
Стал писать на зоне в ВыерЛАГЕ,
Вечерами возле комелька,
Доверял обёрточной бумаге,
Мысли заключённого (ЗеКа).
Часто вспоминал я капитана,
Что меня на станции вязал.
Крайне благодарен. Без обмана!
Он мне правду жизни показал.
Ныне я писатель из маститых,
Всё прошёл: ГУЛАГ и Валаам…
Сколько нас таких-то знаменитых?
Я вот…да Шаламов Варлаам.