Проходя мимо них, помни – они все знают. Как – неважно. Просто чувствуют. Но боятся.
Время – около 11 вечера. Нихуя не смеркалось, ибо давно уже смерклось, и все туловища, именуемые обывателями, прочно разместились в различных местах своих квартир, а в закостеневших от монотонной работы и заебавшей семьи мозгах скользким опарышем шевелилась лишь одна мысль – «Пошло всё нахуй».

Она шла домой, дом находился около парка, в парке был глубокий овраг, через него был мост, а на мосту – детская железная дорога, которая, кстати, и была основной достопримечательностью этого парка. Если бы не она, если бы не связанные с ее функционированием более-менее регулярные работы по расчистке парковой территории – это был бы просто лес. А так - парк.
Под ногами хлюпала слякоть, поэтому услышать приближающегося со стороны парка бомжа она не могла. А когда увидела – было поздно.

Ее насиловали до утра. Выбили зубы. Порвали не только то, что можно было порвать при изнасиловании, но и то, что просто захотелось. Отрезали грудь. И лишь потом убили, прекратив мучения, которые от нанесенных ран не могли продолжаться дольше, чем несколько часов.

В его дворе обитал бомж. За 150 гривен, бутылку водки, хлеб и два килограмма сосисок он с его помощью через 4 месяца выяснил, кто обитал в той берлоге во время происшедшего ужаса. Еще через полгода, периодически подкармливая «своего» бомжа (который, видимо, тянул время), он их нашел. Нашел также и 200 долларов на ствол.
Через день после казни он пошел сдаваться. Показал замерзшие трупы. Менты его прогнали домой.

Помни – они чувствуют слабость, как звери. Чувствуют добычу, как голодные собаки. Они просто боятся. Но – не всегда.