Отец долго выбирал трубку. Я успел не только расставить шахматы на столе, но и съесть кусочек шоколада, мармеладку, конфету с белой начинкой и запить все это остывшим чаем. Отец, выбрал прямую трубку и не спеша стал набивать ее табаком.
- Пап, а можно я понюхаю табак?
- А зачем тебе? Ты же не куришь пока еще… - Отец посмеялся глазами;
- Он вкусно пахнет.
- Настанет время, я тебе расскажу про табачные СМЕСИ. Не всякий табак хорош, что вкусно пахнет, сын. – Отец потер руки, раскурил трубку и присел напротив меня. – Начнем? Ходи!
    Я сегодня играл «белыми» и начал игру. Спустя час, когда комната, окутанная таинством шахматной схватки и табачным ароматом, показалась мне самым лучшим местом в мире, я вдруг, произнес:
- Пап, а я решил стать как ты. – Отец глянул на меня поверх очков…
- В смысле, сын?
- Врачом пап… Хирургом! Я хочу быть как ты, - гордо произнес я и двинул коня назад, поближе к своему королю.
    Отец сделал несколько коротких затяжек (я их называл… да и называю «пыхами») и весело посмотрел на меня.
- И зачем же?
- Хочу как ты, помогать людям.
- Помогать людям? Хм… - Папа сделал ход, пыхнул трубкой и произнес: - А ты уверен, что сможешь одинаково ХОРОШО помогать и хорошим людям, и плохим, и даже очень ПЛОХИМ? Ты уверен, что сможешь блестяще прооперировать,  такого зловредного пацана, как твой враг Колька? Ты готов долго, сложно оперировать преступника, убившего несколько хороших человек? Ты готов забыть о том, что люди на твоем операционном столе плохие? Даже не забыть, а просто не думать об этом? Просто делать свое дело, а в случае успеха испытывать восторг и наслаждение? ПРИНИМАЯ, что если эти люди на твоем операционном столе, то ТАК НАДО!!!
- Да пап! - выпалил я, но мои щеки и уши запылали, почему – то вдруг, и я, пытаясь скрыть сие обстоятельство уставился в пол, двинув свою ладью на левое поле.
- Ну ладно, - отец положил трубку на стол, - Поздравляю тебя!
- С чем, пап? – Я удивленно уставился на отца, в желанной надежде, что отец, прижатый мною к стенке,  сейчас признается в поражении!
- Ты познал скользкую и болезненную грань между правдой и лестью. Лесть… - отец глубоко вздохнул, - это плоская правда . Это вещь, не имеющая ничего общего с настоящей правдой. Это… своего рода договор о правде; между тем - кто сказал, и тем - кому это хотелось услышать. Но это меч, который ты приставляешь к своему сердцу для того, чтобы когда – нибудь потом - убить себя, но остаться честным; или же выбросить подальше из рук, и уйти в пучину ВЕЧНОЙ лжи. Не скрою, мне было бы приятно, чтобы ты пошел по моим стопам, но… - папа сделал ход, – прежде чем выбрать себе занятие на будущее, стань СВОБОДНЫМ человеком. Для меня это важнее.
- А что значит «СВОБОДНЫМ»?
- А это, я тебе объясню тогда, когда ты перестанешь мне столь глупо проигрывать. Посмотри на доску – тебе ШАХ И МАТ!
    Отец ушел, а я убрал шахматы в массивную коробку, убежал к себе и долго потом не мог заснуть. Мои щеки и уши долго горели непонятым мною тогда огнем.
Это был мой второй серьезный разговор с отцом.