Первое утро Нового Года.
У соседей за стеной играет музыка… Музыка… ага,  бля. Хуюзыка.  Украинский экспорт.  Расчёт с москалями за газ. Заебали эти псевдободрые звуки  в праздничный день, с утра. Заснул под утро,  а в 8 такая засада. Соседи – пиздоватые пропойцы Коломийчуки. Понаехали колхозники. 

Гоп, гоп, гоп чида - гоп,
А я спиваю!
Гоп, гоп, гоп чида - гоп,
А я танцую!

Дотанцуешься, трансвестюга,  москали газ отключат… Чего так болит голова?  Вчера… что было вчера? Терц  с Валенсией были в гостях. Это помню хорошо. Какая-то тёла с ними была. Вроде Валенсии однокурсница. Для меня привели.  Бля, как её звали? Люба, Вера, какое-то простое русское имя…?
Терц – здоровенный и лысый. Компьютерный дизайнер.  И Валенсия, в просторечье Валя - его боевая подруга. Живут вместе, свингуют. Предлагали мне пару участвовать, но я девушек  друзей не ебу,  даже, если друг предлагает. Старомоден я…
Пили элитный алкоголь. У меня была бутылка хорошего мескаля с гусеницей ,  абсент - пол ботла.  Алкашка закончилась быстро.  Терц пошёл к Коломийчукам, купил бутылку мутной самогонки, которую эти лапотники  варят собственноручно в соседней хате. Вонь обычно стоит в парадной дня три.  Я бы ни в жисть эту отраву не пил, но ночной ларёк вот уже как пару дней закрыт, а жажда компанию мучила нехилая.
Да, не всё так плохо. Что-то проясняется. Уже вспоминаю ассортимент вчерашних напитков.

Я для всех накрыла стол,
Есть и перчик и рассол,
Будем мы сейчас гулять,
Наливать и выпивать.

Пиздишь Верка, закуси не было. Ну практически. Завалявшийся в кухонном ящике чепотль – не в счёт. Это Терц – ебанько им самогон закусывал. Валенсия та ещё хозяйка, но видимо Терц её не за это ценит.
Потом помню пошли на улицу смотреть как пиздюки малолетние петарды запускают. Встретили Валеру барбутчика, кликуха у него такая. Картёжник значит. Дал каких-то колёс, грил в карты выиграл у какого-то пушера. Пиздел наверно.
А потом чё? Не, не помню. Помню, что был какой-то облом, негатив галимый… Всё, больше нихуя.
Как же болит голова… Надо пойти, принять контрастный душ, почистить зубы. Во рту кошки насрали. Ползу в ванну. Ноги не слушаются мозга.
Открываю дверь…
От увиденного сердце выпрыгивает из груди и падает на холодный кафель.
Она лежит в ванне. Лежит и не дышит. Вода окрашена кровью. Её кровью… Воспалённый мозг рисует страшные картины. Я остался с ней в кухне. В единственной комнате Терц на кровати ебёт Валенсию в жопу. А мы на кухне. Я лезу рукой к ней под юбку. Она возражает. Помню часа в 3 Терц с Валенсией свалили к себе домой… Дальше провал.
Думаю, я настаивал на сексе, она отказывалась. И тогда… тогда я её взял насильно. ИЗНАСИЛОВЫАЛ! Я – насильник! А потом, мозг отказывается включать память, потом я УБИЛ её! Здесь же на кухне пырнул ножом. Убил и отнёс холодный труп в ванну, чтобы она не пачкала кровью квартиру. Это как же меня рубило, если я решил оставить хлопоты с трупом на утро и лёг в свою постель, которая ещё пахла любовными утехами моих друзей, и заснул.
Отчаяние сковывает меня. От мозга к конечностям проходит леденящая волна ужаса. Воспалённое воображение рисует страшные картины. Просто какой-то театр абсурда в театре теней.
На мне висит условный срок. 5 лет. Терц  2 года назад попросил заныкать у меня дома  пакет с коксом. Я заехал к нему, угостился первым и, взяв пакет, поехал на своём «Пассате» домой. Спецподразделение «Кобра», рейд. Руки на капот. Пакетик в бардачке. Решить дело со следователем не удалось, пришлось решать в суде. 5 лет условно…
И вот теперь, теперь я – рецидивист, изнасилование, убийство с отягчающими… Что делают на зоне с насильниками? Лучше сдохнуть…
За стеной разносится:

Я сама недавно в городе была
Зашла под вечер к другу по делам
То, да сё, немного чаю попила
Так отравилась, чуть не померла

А горилка - це горилка
А горилка - цэ горилка
Це гэ и о ри эл ка, гори, горилка…


Бабапидар херова. А ведь из меня самого в тюрьме бабу сделают… Отравилась, бля…
Отравиться…
Я открываю тумбочку и достаю пузырёк с транками. Лечение от депресняка… Руки трясутся. Страшно умирать, но жить ещё страшнее. Весело год начинается…

Открываю крышечку и одним глотком глотаю все колёса.  Во рту становится горько. Воды…
Я лежу на постели, тело становится лёгким. Дыхание редкое, но мне совсем не страшно. Умирать не страшно. Я становлюсь ангелом. Ангел-убийца.
Два трупа в одной квартире. Мы ещё так молоды. Прожили в Новом Году всего ничего. Как же её звали? Такое редкое имя…
И вдруг, как вспышка, как озарение. Надежда. Её звали именно Надежда. Из ванной раздаётся всплеск.  Наверно это агония. И… Я вспомнил всё.
Мы сидим на кухне с Надей. Слышим как забавляются Терц с Валенсией. Целуемся. Трогаю её аккуратную грудь. Снимаю кофточку, расстёгиваю лифчик, целую набухший ароматный сосок. В штанах Памятник Неизвестному Матросу.  Лезу к ней в трусики рукой, но она забирает мою руку.
-Увы, у меня критические дни…
Отсюда ощущение облома.
Она расстёгивает ширинку и начинает  ласкать ртом  мой хуй!  Не торопись милая, я слишком возбуждён…
А потом, потом ушли гости и мы остались вдвоём. Ещё немного посмотрели телевизор и  вскорости  оба захотели спать. Она спросила где у меня ванна, объяснив, что в первый день месячных  её всегда обильно заливает. Я лёг в постель и слышал, как она набирает ванну. Она просто  заснула в ванне.
За стеной идёт «Ирония судьбы или с лёгким паром», главную героиню звали Надежда. Надежда умирает последней. Надежда жива. А я умер…