Не надо бояться мертвых. Надо бояться живых.

Кривоватый домик почтовой конторы располагался невдалеке от маленького грязного вокзальчика под Столбовкой.
За низким запыленным окном бушевала стихия. Дождь хлестал по двускатной шиферной крыше, словно по щекам. Могучий ветер немилосердно забавлялся с кронами деревьев. Посверкивали молнии, на короткие мгновения освещая убогое убранство маленького дворика. Небеса словно на память фотографировали покосившийся трухлявый колодец, старую, груженную каким-то мусором, тачку, приткнувшуюся железным боком к стенке маленького сарайчика, и высокий деревянный забор с чугунной калиткой. «Щеколда задвинута», ликовал взбудораженный буйством стихии, помощник почтальона Сева Двуляков и пригладил намазанные салом волосы. Он приложился к стакану и начал делать длинный глоток терпкого крепкого чая.
«Итак, моя крепость надежно заперта и никакая нечисть не проле...».
Старые часы на замызганной стене принялись отбивать десять часов. Сева поперхнулся и надрывно закашлялся. Со стуком поставил стакан на подоконник, достал платок, вытер рот и подбородок, потом принялся оттирать от чая расползающиеся темные пятна на брюках. Бой настенных часов был так зауряден и обыденен при свете дня, когда в помещении сновали клиенты и немногочисленные сотрудники почты. Но каким торжественным и зловещим он стал сейчас. Все-таки как много зависит от обстановки, подумал Сева. Ночная непогода и немного расшатавшиеся нервы и вот - часы как будто сыграли похоронный марш скоропостижно скончавшемуся светлому дню.
Эх, надо было уматывать домой, когда дождь только накрапывал, а не пытаться наводить порядок в этом проклятом шкафу с корреспонденцией. Все равно завтра все перемешают да напутают. Промок бы, конечно, до нитки, но до дома и засветло мог добраться. Дома-то оно гораздо уютней, чем в маленькой почтовой конторке на отшибе села. Особенно ночью. Да в такую погоду.

Помимо чая, скрасить этот ненастный вечер кое-как помогала книжка Алексея Толстого, найденная в шкафу рядом с потрепанной брошюркой «Методы сортировки продукции» и оторванной картонной обложкой на которой красовался разудалый румяный молодец с квадратным молотком в руке. Над головой молодца большими черными буквами нависло: «Построим вместе. Советы и решения».
Помощник почтальона как раз зачитывался «Семьей вурдалаков» и крайне впечатлился умением писателя создавать живые и в то же время такие страшные образы. Сева то и дело отводил от книги насупленное лицо и что-то высматривал в длинных тенях комнаты. Спустя некоторое время, с колотящимся от напряжения сердцем, он отложил книгу, и, развернув старое креслице к окну, уставился на угрюмо беснующуюся природу, положив подбородок на сложенные перед собой кисти рук. Все-таки что-то в этой бушующей стихии было такое, что заставляло не отрываясь смотреть в ее лицо. Лицо первозданной природной мощи и гнева.
Комнатка приемной освещалась двумя керосиновыми лампами и маленьким, криво собранным, камином напротив окна, в котором солидно потрескивало несколько березовых поленьев. Одна из ламп стояла на столе, другая - напротив, у двери. Так было гораздо спокойней, ведь в комнате почти не оставалось темных мест, а в темном месте всегда может спрятаться что-нибудь неприятное… Равномерно текущий мыслительный поток прервал странный и неприятный звук за спиной. Его можно было принять за когтистую поступь какой-нибудь птицы. Ворона? Но Сева отчетливо помнил, что плотно закрывал все окна и двери еще несколько часов назад. Сева почувствовал, как волосы на руках и на затылке встали вертикально. За спиной что-то отчетливо и монотонно стучало по полу. Боясь случайно скрипнуть креслом, белый как известь Двуляков стал медленно оборачиваться, каждую секунду с трудом сдерживаясь, чтобы не напустить в штаны. Подстегиваемое воображение уже нарисовало огромного, размером с теленка, черного ворона, который бил по дощатому полу сломанными лапами в молчаливой попытке дотянуться до Севы своим чугунным клювом. Двуляков повернулся окончательно, и обнаружил, что в небольшой трещине в потолке набиралась вода и падала на пол редкими крупными каплями. Пол в этом месте имел дверцу для спуска в погреб, поэтому удары капель сопровождались отчетливым громким звуком.
- Твою. В козинаку. Мать. – Отчеканил Сева, чувствуя как сердце остервенело мечется в тесной клетке груди.
Громыхнув креслом, он встал из-за стола. Подошел ко входной двери, поднял и перевернул стоящее там обливное ведро, вытряхнув какое-то тряпье. Сделал несколько шагов обратно к столу и подставил ведро под набирающую силу нарушительницу спокойствия. Комната наполнилась зловещей барабанной дробью. Сева тут же вернулся за стол. От сердца отлегло, когда он заметил, что в маленьких, утопленных в древесину пола железных петлях, плотно засел небольшой, но крепкий замок, делающий возможную атаку чудовищ из погреба довольно затруднительной.

Низкое и грязное двустворчатое окно почтовой конторы, в которое, посверкивая от проблесков молний, круглыми очками снова таращился Сева, состояло из двух стекол, расставленных друг от друга на пятисантиметровое расстояние. В эту воздушную прослойку, очевидно еще при сборке, заползло несколько мух. Там они поочередно либо все вместе встретили свою маленькую, но неприятную смерть. Высохшие мушиные тушки покоились на дне окна закостенелыми лапками кверху. Сева поставил стакан с остатками чая на столешницу и присел на корточки перед окном. Положил подбородок на скрещенные руки и стал разглядывать одно из маленьких тельц. Казалось, что вот-вот какие-то невидимые силы вдохнут жизнь в этот никчемный мертвый организм и он задергается в конвульсиях воскрешения. Севе показалось, что муха дернула лапками. В тот самый момент, когда он напряженно всматривался в насекомое, за окном, прямо перед ним, медленно поднялось что-то круглое и белое, заросшее водорослями. Два черных провала вместо глаз, разверзшаяся немым криком дыра рта. 
По-бараньи заблеяв, Сева опрокинулся назад, в кресло. В то же мгновение, тонко вскрикнув, чудовище завалилось назад, всплеснув светлыми длинными палками. На секунду задумавшись, Сева вскочил и прижался лицом к оконному стеклу. В луже, под окном, лежала навзничь молодая барышня и барахталась в грязи, пытаясь подняться на ноги. Порывы ветра раздували пузырями белое летнее платье девушки и не давали той встать на ноги. Быстро перекрестившись, Сева выскочил на улицу, сразу ощутив всю мерзость хлещущей в лицо и за шиворот холодной воды и беснующегося ветра, словно подгоняющего его пинками вперед. Сева схватил протянутую руку девушки и, уперевшись ногами в маслянистую землю, рывком поставил барышню на ноги. Через несколько секунд люди скрылись за дверью в здании почты.

Сева сидел напротив гостьи в своем кресле и боязливо рассматривал ее лицо: бледная кожа, прилипшие к мокрому лбу пряди волос, посиневшие губы, глаза с глубокими тенями под ними. Ее туфли, изрядно растолстевшие от налипшей на них грязи, одиноко стояли возле входной двери. Девушка сидела напротив, на стуле, поджимая зябнущие ноги в намокших светлых чулках. «Страшная какая. Ну точно ведьма. А ведь притворяется обычной девушкой. А вдруг она мысли мои читает? Сейчас как прыгнет через стол и откусит мне нос». – Содрогнувшись подумал Сева, и неудобно вжался в спинку кресла.
- Меня Матреной звать, - хрипловатым голосом сообщила девушка и прочистила горло.
- Может чаю? – Спросил Сева.
- Да, если не трудно. – Еле слышно прошелестела девушка.
- Извините, что так напугал вас, право, я не хотел. – Сева поднялся и подошел к каминному столику, на котором в железной миске стоял грязноватый чайник.
Открыв закоптелую крышку, Сева обнаружил, что чай закончился. Похоже, он как раз допивал последнее, начитывая истории треклятого Алексея Константиновича. Теперь за чаем придется идти в чуланчик. Сева ясно представил себе темноту коридора и что-то уродливое, затаившееся в темноте. Где-то внизу тела заиграло. «Вот же сучья судьба» - плаксиво сморщил лицо Сева. 
За спиной раздался похожий на хлюпанье звук, потом тихий стук стакана о столешницу. «Мой чай хлещет, чертова ведьма».
Он крепко схватился за ручку керосиновой лампы и, высоко подняв ее над головой, двинулся в черную пасть коридора.
Услышав за спиной скрип, Сева застыл не пройдя и половины коридора.
Он почти видел, как ведьма сползает на дощатый пол, и, неестественно изгибая и дергая кривым позвоночником, начинает быстро продвигаться вперед, словно змея. Вот она уже в коридоер. Где-то у чуланчика он почувствует запах протухшего мяса и резко развернется. Искаженное смертью синюшное лицо покойницы окажется совсем близко, обдавая сладковатым запахом трупной вони. Сева покачнулся от представившейся сцены и тряхнул головой, чтобы сбросить наваждение. Ну, Алексей Константинович, если не помру – ей богу на могилу насру.

Выдвинув фитиль лампы на максимально допустимый уровень и, стараясь не издать ни шороха, Сева мягко ступал по проходу. Спиной он услышал, как скрипнул стул, и что-то тихо зашелестело по коридору вслед за ним. «Вот и все, кирдык», подумал поседевший разум Севы. «Повернуться?! Нет? Если повернусь… обязательно штаны перед смертью обтрухаю… так перед матушкой неудобно будет, царствие ей… Если не повернусь, а направлю всю оставшуюся силу на удержание…» Между ног Севы тем временем пробежала мышь с прилипшим к лапке листочком бумаги и зашелестела дальше по коридору. Сева обернулся и вытянул шею - Матрена сидела на своем месте и торопливыми движениями расчесывала маленьким гребешком свои волосы. Вот она чуть поерзала на месте, скрипнув кожаной обивкой стула. Сева отвернулся и пошел по коридору, к чуланчику. «Мальчики кровавые в глазах. Это же психологишество такое» - сделал вывод Сева.

На бой часов Сева не обратил никакого внимания.
- Ой, не смотрите на меня, у меня вся макияж смылась! – Смущенно сказала Матрена. Мягкая картавость добавляла ее голосу приятной карамели. Она представилась дочкой купца второй гильдии Афанасия Сверчкова.
Сева поуспокоился, пожурил себя внутренним голосом за разошедшееся воображение и теперь, откинувшись в кресле и попивая свежезаваренный крепкий чай, пытался рассмотреть Матрену получше. Обсохшая, с расчесанными волосами и разгладившимися от тепла чертами лица она стала прямо точь-в-точь аньгел. Черные большие глаза призывно поблескивали. Кожа шеи матово тускнела в слабом свете керосинки.
- Вы прекрасны и без макияжа-с, - промурлыкал, плотоядно сглотнув, Сева. Холодный пот давно испарился, мурашки спрятались обратно под кожу, волосы на затылке опустились и прикрыли шею. Всего час назад эта девушка казалась ему самым жутким воплощением зла. Теперь же он лукаво поглядывал на нее поверх стакана сощуренными глазами, отчего на свеженьких щечках Матрены выступил еле заметный румянец.
- Значится, говорите, что батюшка отослал вас для обучению в Петрово?
- Да-да, именно так.
- Как же вас занесло-с в Столбовку? Это же гораздо севернее Петрова.
- Проспала. – Матрена почесала кончик курносого носика с маленькой россыпью веснушек. – Проводник, черт рябой, напился, да и не разбудил никого. То есть никого не разбудил. – Она смущенно скривила губы. – Полвагона человеков свои станции проехали, кто ночью выходить должен был. Проводника этого возмущенные господа хотели на раз-два-три через пролет моста в реку скинуть, но женщины вой подняли, обошлось. Теперь вот письмо папеньке надобно отправить, денег-то на обратный билет совсем не осталось. Бабушка божья, на вокзальчике, про конторку вашу рассказала, про почтовую. – Со слабой улыбкой выпалила тираду Матрена Афанасьевна.
- Ваше письмо я отправлю первой же почтовой каретой в полдень, будьте уверены-с.
- Благодарю вас. А как вам тут работается? – В свою очередь поинтересовалась она, и сощурила глаза в улыбке, отчего сквозь черные ресницы только посверкивало.

Сева опустил лампу к нижнему ящику стола, выдвинул и достал два кусочка сахара. Ненароком бросил взгляд поверх столешницы на оказавшуюся в темноте Матрену. Ее силуэт стал непроницаемо черным из-за стоящей за ее спиной, у двери, второй керосиновой лампы. Сева уперся напряженным взглядом в посверкивающие точки на месте глаз и быстро поставил лампу обратно на стол, снова озарив улыбающееся лицо Матрены. Что удивительно, гроза уже с тридцать минут как успокоилась, но дождь продолжал лить. «И откуда столько дождя? Море что ли на небе образовалось».
- Да вот работаю-с. На повышение скоро собираюсь идти-с. – Сева представил себя чиновником среднего звена и отдался в волю охватившей его важности. Уверенным и вальяжным движением кисти он вытащил из забытого на столе начальниковского портсигара папиросу, продул ее, сунул в рот и чиркнул спичкой. Теплый огонек озарил его лихорадочно блестящие глаза.
- Знаете ли, царь-батюшка в этом году пошлины таможенные на пушнину подымать-с собираются. За счет этого поднимут жалование и нам-с, чиновникам.
Он шумно затянулся крепленым табаком и тут же превратился в скрюченного, гавкающего кашлем почтальонного помощника. Спустя несколько секунд сумевший справиться с кашлем Сева почувствовал впереди себя какую-то перемену и осторожно поднял слезящиеся глаза на Матрену. Ее голова была запрокинута, плечи сотрясал беззвучный хохот. Брови на заострившемся лице хищно сошлись на переносице, щеки неестественно растянулись от широко расползшейся богомерзкой улыбки. Улыбка все продолжала шириться, обнажая красноватые десны, и вот через мгновение раздался неприятный натужный скрип – щеки девушки разошлись до ушей и обвисли неровной кровавой материей.
Сева крепко стиснул колени и вдруг громогласно испортил воздух. Плотоядно оскалившись, Матрена потянула к Севе свою распухшую, словно у утопленницы, руку и звонко щелкнула его ногтем по носу. Нос упал на колени.

- Я дремал? – Сева обнаружил себя в кресле с упавшей на грудь головой. Между штанами и обивкой кресла что-то теплело. Он ощупал свое лицо и вопросительно посмотрел на Матрену. Она ответила не сразу. Ее лицо было сосредоточено и обеспокоено.
- Вы кончили говорить п-про свое повышение, поднялись из-за стола и зашли мне за спину. Стояли так некоторое время, а потом в-вернулись  за стол. – Сжатые в замок руки, Матрена прижала к груди. Она криво улыбнулась, блеснув ровными белыми зубами. «Какие замечательные зубы у этой ведьмы, уверен - даже если сжечь ее на костре они останутся такими же белыми и ровными», Сева даже насупился весь, напряженно размышляя, как могут быть зубы такими ровными и красивыми. «Нет, завтра же к лекарю, за новыми порошками, а то запалюсь».
- И долго вы говорите? – Спросил Сева с полуулыбкой, чувствуя как в голове просыпается что-то чужое.
- Совсем нет, - горячо проговорила Матрена, начинавшая нервничать. Она судорожно обшарила взглядом поверхность стола. - Минут десять, не боле!
- Десять минут? – Глухо спросил он.
«Я ИДУ» отчетливо сказал в голове Севы чужой голос.
- С-сева?
Помощник почтальона поднял немигающий взгляд на Матрену.
- Сева. Мне правда надо идти, да и дождь почти закончился…
- Заткнисссссьсссууукааааа, - слюняво зашипел Сева, вытаращив глаза. Мышцы на его лице свело судорогой. Оно было страшным. – Сева??? Аз есмь СВИЯНТИЙ.


Выгибая спину коромыслом и суча каблуками сапогов по полу, Свиянтий приходил в этот мир. На губах пузырилась белая пена. Матрена, какое-то время оцепенело взирающая на происходящее, вдруг замычала, как раненная корова, вскочила со стула и, тяжело и неуклюже переставляя непослушные ноги, ринулась ко входной двери. Выпучив зенки, Свиянтий заорал, словно Тарзан увидевший самку шимпанзе, с его губ полетели капли пены. Он схватил со стола пресс-папье, и, без замаха запустил его в след Матрене. Раздался сочный хруст. Тонко пискнув, девушка повалилась на пол.


- Разверзь рот, исчадие Ада!!! - Орал Свиянтий в измазанное кровью лицо Матрены. Яростно ковыряя в ее растянутом и порванном рту ножницами, Свиянтий разбрасывал во все стороны маленькие белые квадратики. С угла его рта свисала прозрачная нитка слюны, взъерошенные волосы болтались перед глазами, иногда втыкаясь в глаза, отчего Свиянтий начинал по-звериному рычать и трясти головой. Спустя несколько минут он уже остервенело насиловал еще мычащее тело, а когда голова Матрены безвольно замоталась из стороны в сторону, с глухим стуком ударяясь о спинку стула, проворно соскочил с трупа. Расставив ноги и руки, словно сломанная кукла, Матрена уставилась пустыми окровавленными глазницами в пол. В руке Свиянтия появилась маленькая пила.

Очнувшись на полу в луже собственной мочи, Сева обшарил комнату глазами. Маленькая стрелка на настенных часах застыла между цифрами 4 и 5. Взгляд остановился на вертикально торчащих из бедра ножницах. Кровь вокруг раны запеклась. «Ну и шутник же ты, теперь месяц заживать будет», обиделся Сева. Закусив губу, он резким движением выдернул металл. Рана тут же стала наполняться кровью. По брюкам побежали темные ручейки. Сева тяжело поднялся и, прихрамывая, вышел на улицу. Дождь давно прекратился. Мрак ночи, ощерившись, нехотя отступал под натиском крепнущего рассвета. Было влажно и зябко. Из сарайчика помощник почтальона вынес обляпанную засохшей грязью совковую лопату. Зашел в дом. Отворил замок в полу и распахнул дверцу. Из погребка пахнуло земляной сыростью. Ведьма была уничтожена, зло, грозившее всему человечеству, было остановлено в невзрачном здании почты благородным Свиянтием.
То, что осталось от Матрены, с тяжелыми шлепками приземлялось где-то в подпольной черноте. Лопата скрылась там же. Аккуратно поддерживая керосиновую лампу, Сева спустился в погреб, и через четверть часа подходящего размера яма призывно зачернела своим нутром. В тишине густо пахнущего сыростью и свежим мясом воздухе останки Матрены посыпались на дно ямы. Масляная от крови горка фарша в яме слегка поблескивала под светом керосиновой лампы.

Спустя десять минут Сева уже задорно пританцовывал на могиле, уплотняя землю. Оттянув воротник, он вытер испарину рукавом. «Ух, какую страшную бабу к нам в теремок занесло… еще чуть-чуть и слопала бы меня за милу душу. Знаю я этих… На вид добрые, а как темнота за окном опустится то спиной повернуться боязно, того и гляди напрыгнут», мысли в голове Севы текли размеренно и ровно. «Не ссы, не слопала бы. Я тебя в обиду не дам», зашептал Свиянтий где-то в глубине черепа. «Не такой уж у него и чужой голос, - умиротворенно подумал Сева, - наверно, мы даже сможем подружиться». Но тут же нахмурил брови в напускной суровости «И почему я всегда должен за тобой убирать, а?». Севе было интересно, что ответит Свиянтий, но тот молчал и, судя по внезапно образовавшейся в голове пустоте, затаился надолго, месяца на три, не меньше. «Нет, все-таки порошков надо, а то запалюсь».
Сева прошагал мимо еще двух небольших холмиков. Одну, с матушкой, он переступил с особой нежностью. Увидев что-то на земле, Сева остановился и скривил рот. Поцокав языком, он поддел сапогом горсть земли и присыпал торчащий из ямы сухой зеленоватый палец. «Старая дрянь. Пока колуном не обработал, ежевечерно в опасности состоял, того и гляди набросилась бы». Удовлетворенно кивнув, Сева зябко осмотрелся и принялся споро подниматься по скрипучей лестнице наверх. Через несколько часов начинался новый рабочий день.