В аудитории жарко. Совокупнуться с самкой человека хочется до дурноты, до воя на луну, до желания сжечь себя в знак протеста перед мавзолеем. И даже ударный, на зависть Стаханову онанизм — облегчения уже почти не приносит. Не то, чтобы в юности мне уж совсем не давали женщины, и я рос сублимирующим дрочилой. Но, вот тогда был какой-то засушливый период. В сексуальном плане почти голодомор… Меня клонит в сон и вдруг фраза «еврейская община вспарывает традиционное общество, как острый нож ветхую тряпку, занимая в нём ключевые позиции» пробуждает меня к жизни.

В те годы во всех институтах изучали историю материализма, научную КПСС, диалектическую политэкономию и тому подобные предметы первой необходимости в быту. Причем с первого и по последний курс. И вот я, юный брюнет-идеалист, поступаю в институт. И попадаю на первую лекцию по такому предмету. Лектор — ухоженная женщина лет сорока. «Фадеев застрелился. Иуда Искариот повесился», «Моим учителем была сама Мамлакат Нахангова! Чудесная узбекская девочка, целовавшая вождя!» Она открывает рот и, где-то на третей фразе, я понимаю, что передо мной откровенная дурочка. «Он подверг глубокой ревизии историю Древней Руси, за что ему и воздвигли памятник на площади перед городским ипподромом возле метро Беговая»…

Сдобной рукой она убирает с глаз русый локон, который мешает ей смотреть в план лекции и изрекает заученные предложения, привычно не пытаясь вникнуть в их содержание. Она старается сохранить серьезное выражение лица, но психическое здоровье берет верх, и ей это плохо удается. Мысли ее явно далеки от трех источников и трех составных частей марксизма и улыбка постоянно делает ее мордашку удивительно милой. «Корову шоколадом не кормят», «Японский Nikkei скакнул вниз»…
Иногда она путает слова в устойчивых марксистко-ленинских словосочетаниях, отчего возникают забавные каламбуры. «Наливая из самовара очередное блюдце коньяка», «Сторонник восстановления монархии и замены православия исламом»… В те годы мне казалось, что ученая степень доктора философских наук человека, в интеллектуальном плане, к чему-то обязывает. А тут… «Косил под пролетария», «Ширится безработица»…  И только после этого я обращаю внимание на груди лектора.

Я сижу на первом ряду и, по всей видимости, единственный во всей аудитории, кто не сводит с нее глаз. Звучат фразы: «Отлучённый от государственной груди», «Выйти из ООН и не участвовать в Олимпиадах», «Беженцы из Ирака с нетрадиционной сексуальной ориентацией»…
Она быстро понимает причину моего к ней интереса и почти инстинктивно закрывает грудь руками. Я перевожу взгляд на ее ноги. У нее добротные бедра, по внутренней стороне которого так хочется провести рукой до самого этого бедра верха. Она ловит мой взгляд, по нему читает мои мысли и пытается немного опустить юбку. «Бездыханный ребенок с веревкой на шее», «Чиччолины с прядильных комбинатов»… Я ее раздеваю, правда глазами — она смущается, но послушно снимает с себя одежду. Мысленно, но очень искренне.

При этом всю лекцию она, естественно, высоким и бодрым пионерским голосом несет ахинею типа «Идея о жидо-масонском заговоре в России не нова, но была сильно опорочена в советские годы», «Они всегда по-украински говорили, но они себя украинцами не считали», «Наш луноход обнаружил подлунное озеро водки»... Или что-то в этом духе. В общем, воробьи щебечут в рощах. Думаю, что если бы она, хотя бы на минуту, замолчала — все очарование рассыпалось бы безвозвратно.