Посвящается Крысе, который ушел, не прощаясь...

Где-то на пределе слышимости звучал саксофон. Играл какую-то смутно узнаваемую мелодию, которая ускользала, как только попытаешься на ней сосредоточиться. Порой казалось, что и нет никакой музыки, а есть только перешептывание листьев с летним ветром и редкими каплями теплого дождя, и что этот-то диалог и воспринимается как некая странная гармония, как жалобы далекого саксофона.
Он и сам не помнил, как очутился здесь, на тихом загородном кладбище. Было раннее утро, роса уже посеребрила траву, и капельки ее перемигивались, предчувствуя Солнце, которое вот-вот должно было показаться.
Временами накатывало ощущение, что неуловимая мелодия связана с какими-то важными событиями, которые ему во что бы то ни стало необходимо вспомнить, однако воспоминания ускользали вместе с музыкой, стоило лишь начать к ним прислушиваться.
Он поднялся на ноги и сделал три шага к соседней могиле. Могила была свежая, даже цветы еще не успели завянуть и стояли свежие и посеребренные росой. Он посмотрел на фотографию, наполовину скрытую венками. Девушка. Ему показалось, что музыка зазвучала чуть громче, как будто неведомый музыкант подошел поближе. Девушка смотрела с фотографии задумчиво, чуть улыбаясь и, как показалось ему на какой-то миг, так, словно ждала от него чего-то. Надписи было не видно из-за тех же венков, однако он был уверен, что ее звали Юля, причем непонятно было - откуда у него такая уверенность. Тоскливой диссонирующей нотой зазвучало сердце и он закрыл глаза. И тотчас, подобно тропическому ливню, музыка обрушилась на него, смывая барьеры, поставленные милосердной памятью и наводняя сознание щемящей болью...

Интерлюдия 1. Встретимся в Аду.


Все оказалось проще и обыденнее. Не было никаких тоннелей с ярким светом в конце, не было трубного гласа, вопрошающего о грехах тяжких. Просто синие крашеные стены реанимации сменились такими же крашеными стенами, но серыми. Осознание того, что он уже умер, не принесло, вопреки ожиданиям, ни страха, ни чувства утраты. Скорее, он испытал легкое разочарование. Ничего не изменилось. Остался даже противный химический привкус во рту после съеденных восьми пачек феназепама и пачки клофелина. Он встал, совершенно не стесняясь своей наготы, и, твердо зная - что надо делать, открыл дверь и вышел в коридор вполне казенного вида.
Вдоль одной стены коридора стояли деревянные скамейки, более подходящие для зала ожидания на вокзале какой-нибудь забытой станции, а из дверей по другой стене постоянно выходили такие же обнаженные люди. Некоторые из них плакали, некоторые странно улыбались, однако у каждого на лице отражалась растерянность и легкое разочарование. Они опасливо озирались, затем занимали места на скамейках, образуя нескончаемую очередь, которая одним своим концом упиралась в обитую черной кожей дверь в конце коридора, а другим - убегала все по тому же коридору в бесконечность. Он тоже занял место на скамейке, оказавшись между стариком с неестественно вывернутой шеей и девушкой, почти девочкой, которая молча смотрела в пол немигающим взглядом. Скользнув взглядом по старику, который с готовностью подвинулся и почему-то захихикал дребезжащим смехом, он посмотрел на свою соседку и внезапно почувствовал жалость, хотя эмоции вроде бы умерли вместе с ним. И еще ему захотелось сказать ей что-то теплое, утешить ее, обнадежить как-то, чтобы увидеть улыбку на ее остановившемся лице. Она, похоже, что-то почувствовала, потому что перестала смотреть в пол, подняла на него глаза и сказала:
- Привет!
- Привет, - ответил он, заглядывая ей в глаза, - ты кто?
Глупый был вопрос, нелепый, ничего лучшего он не придумал спросить, но она ответила:
- Юля, - и снова замолчала. Видимо, решила, что все объяснила.
- А где ты живешь... жила... ну, откуда ты? - он запутался.
- Из Питера, - так же меланхолично сказала Юля, - а ты?
Можно было и не отвечать, вопрос явно был лишь данью вежливости, но так не хотелось, чтобы она опять молчала!
- Из Твери, - и сразу, - а почему... - И осекся, не зная - можно ли спрашивать, почему она здесь, что, собственно, с ней произошло. Но она поняла.
У Юли была несчастная любовь - стандартная, в общем-то, ситуация для девочки, только год назад окончившей школу. Ее роман длился около двух месяцев, потом она начала замечать, что у ее возлюбленного все чаще появляются какие-то срочные дела, все чаще он ходил на вечеринки к друзьям без нее ("тебе там будет неинтересно, родная"), а однажды, придя домой раньше обычного, она застала его в ванной со своей школьной подругой. Они были так увлечены, что не заметили ее появления, и она тихо ушла, полдня проплакала в каких-то питерских подворотнях под моросящим дождем, а затем заперлась дома в ванной, взяв с собой папину бритву...
Затем он рассказал ей свою историю. Она молча кивала, слушала, потом как-то незаметно и естественно взяла его руку в свои, а когда он закончил говорить, поцеловала его в щеку и долгим взглядом посмотрела в глаза...
- Не дождутся, сволочи, - старик острым локтем толкнул его в бок, привлекая внимание, - удружил я им!
Заметив, что они посмотрели на него, старик принялся сбивчиво рассказывать, как он ловко обманул подлеца-сына, просившего прописать его на стариковской жилплощади, и как он вывалился из окна двенадцатого этажа в тот самый день, когда нужно было идти подписывать документы.
- И не получат ничего, нахлебники, все государству отойдет, - хихикал старик, пытаясь двумя руками вправить сломанную шею. Он был явно доволен собой и тем, как проучил негодяев, посягнувших на его однокомнатную квартиру.
Не зная, как отвязаться от назойливого старика, они стали смотреть в другую сторону и оказалось, что дверь, обитая черной кожей, бывшая сперва далеко в конце коридора, теперь находится прямо перед ними и впереди никого нет.
- Пойдем, - сказала Юля и они вошли в дверь, взявшись за руки...
Они оказались в казенного вида кабинете, похожем одновременно на приемную врача и отдел кадров. За широким столом сидел средних лет человек и быстро писал что-то в толстенной книге, время от времени поглядывая на монитор компьютера, стоящего на столе.
- Здравствуйте, - робко сказала Юля и он подумал, как нелепо звучит здесь подобное приветствие.
Человек за столом перестал писать и посмотрел на вошедших.
- Привет, - ответил клерк, - суицид, значит!
В его реплике не было вопросительных интонаций - он утверждал. Знал.
- Да, - хором ответили они.
- Вам сюда, - кивком указал он куда-то себе за спину.
Тут только они обратили внимание, что двери, через которую они вошли, больше нет, зато позади загадочного клерка оказались две других двери - справа и слева от стола. Им указали на левую. Означенная дверь медленно приоткрылась, за ней был виден эскалатор, движущийся вниз. Обычный эскалатор, какие есть на любой станции метро. Ему даже показалось, что он заметил кусок какого-то рекламного плаката на стене.
Все еще не размыкая рук, они медленно направились к двери. Юля опередила его на шаг и первой ступила на движущуюся ленту. Он сделал шаг вперед и наткнулся на невидимую упругую преграду.
- Простите, - обратился он к клерку, - я не могу...
- Что? - удивился тот, - идите!
- Не могу, - повторил он.
Клерк нажал кнопку на клавиатуре, усмехнулся и сказал:
- А вы счастливчик! Вам, как каждому две тысячи сорок восьмому самоликвидатору, дается второй шанс! Идите туда! - Кивок в сторону правой двери.
- Но я не хочу второй шанс, - простонал он, - пустите меня к ней!
Он оглянулся и увидел, что Юля спустилась уже десятка на два метров и продолжает удаляться. Она смотрела на него и в глазах ее блестели слезы.
- Не могу, - отрезал клерк, - не я это решаю! Идите!
- Не пойду! - упрямо сказал он.
- Хорошо, - согласился клерк, - как хотите.
Из ниоткуда за его спиной появились два санитара и, молча взяв его за локти, повели к правой двери.
- Нет! - закричал он, - я не хочу!
И обернувшись, прокричал в сторону эскалатора:
- Встретимся в Аду, милая! Я скоро найду тебя там!
И был вытолкнут за правую дверь с такой силой, что не устоял на ногах и, упав, ударился головой и потерял сознание...
Открыв глаза, он увидел синие крашеные стены и врача, склонившегося над ним.
- А вы счастливчик, - сказал врач, - мы уже не надеялись...
- Я не хочу, - тихо сказал он, - пустите меня к ней!
Но врач уже отошел к другой кровати...
В ту же ночь он убежал из больницы. Все, что с ним произошло "по ту сторону реальности", он уже помнил с трудом и склонен был согласиться с врачом, который объяснил это "галлюцинациями, вызванными применением химических препаратов". Но, придя домой, он, подчиняясь неодолимому внутреннему импульсу, снял телефонную трубку и набрал питерский номер, который (странно, но он его еще помнил) назвала ему Юля как свой домашний, назвала, зная, что номер этот ему никогда не понадобится.
Долго не отвечали, затем трубку сняли и он услышал женский голос:
- Алло!
- Здравствуйте, а мне Юлю! - попросил он, чувствуя себя идиотом.
- Юля умерла. Вчера, - раздались короткие гудки - трубку бросили.
Далее он действовал как автомат, в который была заложена программа самоуничтожения: побросал в стакан десять пачек феназепама, две пачки клофелина, затем, для верности, три пачки димедрола и залил все это водой.
Размешав смесь, он тщательно запер дверь и подошел к зеркалу. Чокнувшись со своим отражением, он прошептал:
- Юля! Встретимся в Аду, милая! Я найду тебя там!
Залпом выпив содержимое стакана, он лег на кровать и стал ждать...


Он открыл глаза. Солнце уже показалось на горизонте и стремительно карабкалось вверх, испаряя серебряные слезы росы.
"Как же это, - подумал он, - почему я здесь?"
Он еще раз взглянул на могилу Юли и сквозь слезы, навернувшиеся ему на глаза, вновь увидел в ее взгляде ожидание.
- Я не сумел, Юля! - прошептал он. - У меня не получилось!
Он встал и пошел к соседней могиле, возле которой очнулся сегодня. Машинально взглянул на фотографию и, не удержавшись, вскрикнул: там было его лицо. Он помнил этот снимок для паспорта, когда долго выбирал прикид и, не выбрав, пошел в старом свитере.
Саксофон зазвучал совсем рядом и в этот момент на его плечо легла рука.
Он медленно обернулся. Она стояла рядом и улыбалась.
- Привет, - глупо сказал он.
- Теперь мы вместе, - сказала она, - навсегда.
- Да, - ответил он, - навсегда!
И они, взявшись за руки, пошли между могил в сторону восходящего Солнца.