Одна малолетняя блядешка сбежала из дома, и шарахалась по притонам и блатнякам. И занесло ее в стремную дыру, а после приблудило в конкретную хату.
Чапает малолетка по дыре, зырит, стоит уебищный домик. Малолетняя блядешка думает: « Дай зайду. Посмотрю че - как там». Зашла. Смотрит, а внутри все гораздо мазовей, чем с наружи. Хата прикинутая.
А жили в этой хате три гандона штопанных. Семейка, бля, упырей. Таких сук конченных, что, бля,  лучше бы им выродится обратно. Старшего гандона звали Михуил Ебутаныч, был он огромный, волосатый, вонючий и, по жизни, злой. Следующего гандона, вернее гандоншу звали Мутятя Пиздосовна, была она поменьше, но такая же волосатая и вонючая. И был еще маленький гандон, вернее гандончик, по ходу, сынок первых двух упырей, результат натужных поебушек. Ззвали этого мелкого недодолбоеба - Хуишка.
Короче, не было этих упырей дома.

В халупе гандонской было две норы. Одна - жрачная, другая - опочивальня.
Телка-блядешка вломилась в жрачную. Зырит: «Бля, хавчик  в трех мисках». Первая размером с таз, была Михуила Ебутаныча. Вторая, тазик поменьше - Мутяти Пиздосовны. Третья, пиздюшечный тазик, был Хуишкин. Подле каждого таза лежали ложки – невьебенный половник, черпак поменьше, ну и типа, ложка для пиздюка.  Не долго думая, хватает блядешка невьбенный половник и начинает жрать из самого большого таза.
«Бля, хуяня какая-то». Плюнула в таз. Схватила черпак и давай хавать из тазика поменьше. «Фу, тоже помои какие-то. Чо, бля, черти волосатые едят, лохи что ли?!» Плюнула девчонка и в этот таз. Схватила, типа, ложку для пиздюка и давай наяривать хавло из пиздюшечного тазика. Жрет и … «Бля, вкусно! Заебатый хавчик». Жрет и думает: «Ладно, пора и жопу свою рабочую приземлить. Устала я что-то широебиться по вьебеням то».

Видит три стула: один невьбенный трон, сколоченный из не струганных досок, для задницы Михуила Ебутаныча. Другое, типа кресло, всё ободранное, для задницы Мутяти Пиздосовны, третье – ебанная табуретка, для пиздюка Хуишки.
Залезла малолетка на трон, изодралась вся, да ебанулась с него. «Не, на хуй, на хуй на таком сидеть». Залезла на порфозное кресло, поерзала жопой: «Трет сука, неудобно. Ну его в пизду». Кинула жопу на Хуишкину табуретку. «Хм, бля, заебись. Удобно. Ебово. Короче, жопе нравиться». Взяла телка пиздюшечный тазик и продолжила  жрать хавчик. Набила свою блядскую утробу и стало её заебись.
Качается он на ебанной табуретка и думает: « Охуенно, наелась!». Качалась, качалась, да и ебнулась. Встала, отряхнулась девчонка, почесала бока, да и расхуярила табуретку об стену. «На те вам, гандоны штопанные, стульев, бля, нормальных в доме нет. Упыри ебанные».

Потянула в сон мелкую, блядскую рожу. Пошла она в опочивальню. Зырит, три кровати: один огромный, невьебенный ящик, набитый соломой, для Михуила Ебутаныча. Другой ящик поменьше, набитый стружкой, для Мутяти Пиздосовны. Третий – самый маленький и самый хуевый ящик, набитый туалетной бумагой, для пиздюка Хуишки.
Малолетка улеглась в большой ящик. Солома жопу колит. Да и вообще как-то не так лежится: « Ну его, на хуй». Насрала она в солому и перепрыгнула в ящик поменьше. Лежит, стружка за шиворот, в трусы лезет, пизду щекочет. Думает: « Бля, тоже хуяйня какая-то, а не кровать». Насрала и тут: «Чтоб суки, кровати нормальные купили. Все у гандонов, не по человечески - и хавчик, и миски, и стулья, и кровати. На то они и гандоны ебанные. В рот их всех три раза». Нагадила в ящик со стружкой, а потом жахнулась в Хуишкину койку, лежит в туалетной бумаге - мягко. Чувствует - пиздато, спать можно. И вырубилась в аут.

А три гандона, тем временем, вломились в свою стремную халупу.
Большой гандон берет свой невьебенный таз и ревет страшно:
- Какая сука слюни гоняла в моей тарелке?!
Мутятя Пиздосовна зырит,  тоже че-то не то и начинает орать:
- Блядь, какая тварь наплевала в мою миску?!
А Хуишка увидал свой пустой, перевернутый таз и запищал своим тоненьким, полупидорским голоском:
- Бля, у меня ваще всё сожрали, суки!
Михуил Ебутаныч зырит на стул, тот сдвинут и клочки одежды висят:
- Какая сука, жопой терлась о мой стул?!
Мутятя Пиздосовна зырит, у нее тоже самое - стул покоцан:
- И мой стул, собаки безродные, покоцали.
А Хуишка видит, хлам валяется у стены и пищит:
- Ебеный зад, мой стул ваще расхуярили в мясо!

Ломятся гандоны в опочивальню.
- Убью падлу! В койке моей повалялись и насрали еще, скоты! - дико, не своим голосом орет большой, волосатый Михуил Ебутаныч.
- Мочить подонков! – ревет Мутятя Пиздосовна. – И в мою кровать насрали, твари!
- И мои нары, какая-то ублюдина помацала, - пищит Хуишка.
Подходит ближе к койке и видит. Спит малолетняя блядюшка на его козырной койке. Спит сука и еблище довольное такое. Похоже это она, сиповка дранная, полный кипишь навела.

И как баба завизжит  Хуишка:
- Вот она, вот она ! Пизда малолетняя! Она тут все расхуячила. И нам, как лохам подгадила, - хотел повязать девчонку недодолбоеб. Но малолетняя блядешка, по жизни, на стреме была, даже во сне. Шементом подорвалась, да отоварила с ноги в табло, гандона Хуишку.  Так, что  тот еблищем своим, стену припечатал. И в окно ноги сделала. Благо, гандоны – лохи забыли закрыть его.
Рвет малолетка с гандонской халупы и кричит долбоебам на прощание:
- Вот вам гандонам штопаным!  Будьте рииАльными пОтцонами, а не псами ебанными!
Рвет, а про себя думает: «Надо было ещё «хуй» на стене написать этим псам ебанным! Чтобы, черти, навсегда запомнила правильную девчонку!»