Тёмный подвал под громадной мрачной тушей доминиканского монастыря огласился криками боли. Инквизитор небрежным жестом велел палачу прекратить пытки для завершения основательного допроса. Обвиняемый в ереси облегчённо вздохнул – ещё секунды две-три зажимания яиц в клещи и он бы сознался в чём угодно.
- Итак, милостью Божьей, подведём итоги. Линарес, приготовьтесь записывать – инквизитор обратился к монаху-доминиканцу, который безучастно наблюдал за пытками, ковыряя в ухе кончиком пера. – Вы, Олехандро Мадильо, прибыли в дом приятеля своего, кадисского купца Франсиско Переса пятнадцатого августа благословенного Господом тысяча восьмисотого года от Рождества Христова.
- Ну, не то, чтобы прибыл, святой отец. Скорее приполз после обильных возлияний, но для их продолжения в кругу знакомых.
  Еретик с надеждой посмотрел на освещаемое светом факелов лицо инквизитора. И лицо это не предвещало ничего хорошего.
- Это была конечная цель вашего визита? – вежливо осведомился мучитель и краем глаза взглянул на Линареса, скребущего пером.
- Да, святой отец, самая что ни на есть конченная, - сказал обвиняемый и тут же понял, что фатально оговорился.
- Линарес, занесите в протокол, что обвиняемый сам признаёт цель своего визита конченной, никчёмной в глазах Господа.
  Линарес, дописав фразу, начал чесаться. Монастырские клопы уже пару лет не давали ему покоя.
- Далее события разворачивались таким образом. Выпив вина, вы повздорили с хозяином дома, который неожиданно наблевал вам на штаны, а потом нанёс ранение в глаз посредством кулака правой руки.
- Именно так и было, святой отец. Что и послужило причиной для последующих моих действий. Это была чистейшая самозащита. Я воткнул во Франсиско все ножи и вилки, которые нашёл на кухне, а потом вылил на него кастрюлю кипятка.
- А зачем вы отрезали ему ногу? Или вы считали, что мер предпринятых для вашей защиты было недостаточно? – инквизитор говорил тихо и любезно, но в его словах чувствовалась неприкрытая угроза.
- Ногу я ему отрезал ещё до того, пока он был жив.
- Линарес, запишите в протокол: обвиняемый в ереси осуществил надругательство над трупом потерпевшего посредством вилок и ножей потерпевшего.

  Вторая часть допроса проходила значительно легче, учитывая очередную порцию пыток. Инквизитор не мог нарадоваться на нового специалиста, рекомендованного самим Великим Инквизитором архиепископом Лоренсаной. Палач виртуозно работал раскалённым железом. Еретик мычал от боли, изо всех сил стараясь лишиться чувств.
- Продолжим, господин Мадильо, - сказал инквизитор, окончив сеанс пыток. – Перенесёмся к тому эпизоду, когда вы убили жену и ребёнка потерпевшего.
- Я их убил по инерции, святой отец, не ставьте мне это в вину. Зачем они неожиданно выскочили из-за двери? Тем более, я вполне гуманно убил ребёнка, не доставив особых мучений.
- Выковыряв десертной ложкой оба глаза? Ладно, с этим всё ясно. А зачем вы пили кровь двух последних жертв?
  Инквизитор надеялся, что обвиняемый выкажет свою принадлежность к вампирьему племени. На том утомительный допрос можно было бы закончить.
- Я подлизывал кровяные лужи и пятна, верно. Всякому человеку свойственно скрывать следы своего, хотя бы и пустякового, преступления.
  Инквизитор и Линарес как по команде перекрестились и вслух прочитали молитву Пресвятой Деве. После этого допрос продолжился:
- А верно ли, что вы изнасиловали жену хозяина, дону Лусинту Перес?
- Ну, это в корне неверно, святой отец. Я имел дело с её трупом, так что жаловаться ей не приходилось. Как это может считаться изнасилованием?
- В таком случае, зачем вы вытащили из её утробы нерождённого ещё ребёнка? Он ведь вам не мешал.
- Она вот-вот должна была родить, я оказал ей помощь. Хотел спасти хотя бы его. А то, что я ненароком оторвал ему голову, это не моя заслуга. Виновата его тонкая шея. Он был дефективным, не созданным для жизни сей.
  Линарес слово в слово записывал оправдательные речи Олехандро и в перерывах между ответами беспрерывно осенял себя крёстным знамением и что-то вполголоса бормотал.
- С борзой хозяина вы тоже удовлетворяли свою похоть? – осведомился инквизитор.
- Нет, что вы, я просто зарубил её топором, а потом размазал останки по полу. Я считаю крайним цинизмом обвинять меня в убийстве собаки, когда загублены три жизни куда более ценных тварей Божьих. Ну, не считая ребёнка.
- Запишите этот ответ, Линарес. И последнее: с какой целью вы нагадили на трупы своих жертв?
- Я думал, испражняться – это естественная потребность, святой отец, и преступлением не является. Срать мне хотелось…
- Есть сведения, что вы калом своим хотели начертать на полу кухни пентаграмму, дабы призвать нечистых духов, - инквизитор пошёл в лобовую атаку.
- Нет, никаких пентаграмм не рисовал, не знаю, что это такое.
- Обвиняемый упорствует и раскаиваться не хочет. Пытать иглами, - заключил инквизитор с торжествующим видом.
- Хотел, хотел начертить, как же я забыл, - вовремя спохватился обвиняемый.
- Вина обвиняемого доказана. Уведите осуждённого в темницу до дня аутодафе, - приказал инквизитор, а про себя подумал: «На говне попался. А, в сущности, неплохой человек, ни в чём не повинный…»